Последнее препятствие исчезло. Жар был такой, что деревья загорались одно за другим, даже те, до которых огонь еще не добрался. С не прекращающимся ни на секунду грозным ревом огонь быстро поднимался по склону.
Ястреб и филин бесшумно снялись с веток и улетели – почувствовали, что огню много времени не понадобится, чтобы добраться и до их сосны.
Мальчик тоже полез вниз. Ствол был прямой и гладкий, зацепиться почти не за что, и в конце концов он свалился на землю. Слава богу, угодил между корнями. Не было времени проверять, ушибся или нет. Бежать, и как можно скорее. Земля под ним уже была горячей, кое-где начинала дымиться. Он пустился со всех ног. Справа от него бежала рысь, слева, как пружина, сжималась и разжималась в длинных бросках гадюка, а рядом с гадюкой, кудахча, улепетывала тетерка с двумя покрытыми пухом птенцами.
Беженцы спустились в долину и наткнулись на людей. Мальчик все время оглядывался назад, поэтому заметил их не сразу.
Работа шла вовсю. В этой ложбине между двух горных кряжей тоже искрился ручей. По берегам его люди валили затесавшиеся среди ольхи и березы сосны и ели, другие таскали по цепочке воду из ручья и поливали землю, выдирали вереск и багульник, чтобы помешать огню распространяться по земле.
Звери пробегали у них чуть не между ногами, но они не обращали внимания. Даже гадюку не тронули, хотя она проползла совсем рядом. Тетерка носилась со своими писклявыми птенцами вдоль ручья, но и на нее никто не смотрел. И Тумметот их не заинтересовал, хотя, может быть, они его просто не заметили. Раздавали большие, тяжелые сосновые ветви и окунали их в ручей. Похоже, это было единственное их оружие против пожара.
Людей было не так уж много, и было странно на них смотреть: вся лесная живность бежала, спасая жизнь, а эти повернулись лицом к огню и ждали его приближения.
И когда огонь с грохотом и хриплым рычанием достиг ручья, люди вступили в бой. Нет, сначала они побежали. Но заставили себя остановиться.
Нежно-зеленые березы, осыпаемые искрами и хлопьями сажи, посерели и сникли. Из клубов дыма вырывались длинные языки пламени, словно их притягивал лес по другую сторону ручья.
Но лиственные деревья притормозили огонь, а под их защитой отчаянно работали люди. Если земля начинала дымиться, они лили на нее воду, таскали ведрами по цепочке. Если дерево покрывалось раскаленным туманом, люди бросались чуть не в огонь и валили его как можно быстрее. Начали тлеть, а потом и гореть остатки вереска, но тут пригодились мокрые сосновые ветви.
За дымом почти ничего не было видно, битва продолжалась, но чья сторона берет верх, понять невозможно. Иной раз казалось, что огонь побеждает.
Но подумать только! Мальчику показалось, что рев огня стал немного тише. Нет, он не ошибся, и в самом деле тише, а вскоре начал понемногу рассеиваться и дым.
На деревьях обгорели листья, земля стала черной. Люди тоже были совершенно черными от копоти, с них ручьями лил пот. Трудно поверить, но они отбили атаку. Огонь побежден. Открытого пламени нигде уже не видно, дым не клубится, а ползет по земле редеющими космами, и сквозь него смутно виднеются неправдоподобно огромные скелеты обгоревших деревьев.
Это все, что осталось от роскошного леса.
Мальчик вскарабкался на камень, и долго смотрел, как люди заливают водой тлеющую землю.
Но теперь грозила опасность с другой стороны. И ястреб, и филин словно очнулись и начали бросать на него заинтересованные взгляды.
К своему облегчению, он услышал с неба знакомый клекот. Горго, огромный королевский орел, стрелой пронесся над землей, и уже через несколько секунд мальчуган был под самыми облаками, даже выше.
Но и здесь чувствовался запах гари.
XLIII. Вестерботтен и Лапландия
Пять разведчиков
Как-то раз, еще в Скансене, мальчик сидел под крыльцом больнесской хижины и случайно подслушал разговор Клемента Ларссона с пожилым саамом. Они обсуждали Норрланд – самые северные шведские провинции. О том, что ничего лучше Норрланда в Швеции нет, ни у того, ни у другого даже сомнений не было. Правда, Клементу Ларссону больше нравились места к югу от реки Онгерманэльвен, а старик соглашался – да, конечно, край там замечательный, но истинная красота начинается к северу.
Тут в разговоре выяснилось, что Клемент никогда и не бывал севернее города Хернэсанд, и старый лапландец начал так хохотать, будто приятель отпустил удачную шутку. Только саамы умеют так смеяться – искренне и долго. А над чем смеются – известно только им самим.
Хохотал, хохотал, потом задумался и сказал вот что:
– Понял я, что должен рассказать тебе старую легенду – может, тогда ты и поймешь, что такое Вестерботтен и Лапландия, великая саамская земля, где ты не удосужился побывать.
– Чтобы я отказался послушать хорошую байку! Да никогда в жизни! Ты бы, к примеру, отказался от чашки дармового кофе? Теперь настала очередь Клемента веселиться.
Лапландец дождался, когда Клемент Ларссон отсмеется, и начал:
– Как-то раз, Клемент, давным-давно, птицы, живущие в здешних краях, решили, что стало им тесновато. Не стоит ли податься подальше на север? Собрали совет. Оказалось, никто из них и знать не знает, что там за край на севере, куда они собрались переселяться. Может, там и жить-то нельзя. Молодые и отважные уже крылья чистили – хоть сейчас полетим. А кто постарше да поумнее, те сомневались. Решили для начала послать разведчиков – пусть поглядят, что там за жизнь, в этом неизвестном краю.
Пусть каждое из наших самых больших племен пошлет на север своего разведчика, сказали старые и мудрые птицы. Узнаем, можно ли вообще там жить, хватает ли корма, гнездовий и укрытий.
Сказано – сделано. Выбрали. От лесных пернатых должен был лететь глухарь, от степных – жаворонок, морские птицы решили послать чайку, озерные выбрали нырка, а те, что гнездятся в горах, послали горного вьюрка.
Собрались лететь, а глухарь, как самый большой, говорит:
«Поглядите, какие мы разные, а лететь-то не на соседнюю сосну. Если полетим все вместе, только и будем дожидаться друг друга. Далеко не улетим. Поэтому я предлагаю: пусть каждый выберет свой край и облетит его, и тогда мы управимся за два дня».
Ну что ж, согласились остальные, предложение разумное. Договорились вот как: глухарь облетит самый центр, жаворонок чуть восточнее, а чайке досталась земля еще восточнее, у самого моря. Западные края поделили так: нырок взял на себя земли немного западней от глухаря, а вьюрок – самый запад, на границе с Норвегией.
И в один прекрасный день вся компания полетела на север. В договоренный срок разведчики вернулись назад, и весь птичий совет собрался послушать их рассказы.
Первой слово взяла чайка – она, как ты помнишь, побывала в приморье и осталась очень довольна.
«Хорошая страна, – сказала она. – Сплошные шхеры. Рыбы в проливах – сколько хочешь, острова покрыты лесом. Места для гнездовья – только выбирай. Люди, правда, попадаются. Ловят рыбу в проливах, но их, людей, так мало, что даже смешно. – Чайка пронзительно хохотнула. – В общем, раздолье. Если кого-то из морского народа интересует мой совет – летим на север хоть сейчас!»
Потом говорил жаворонок. Он, как ты помнишь, до моря не долетел, разведывал земли к западу от моря.
«Какие острова? Какие проливы? Какие шхеры? – удивился он. – Ничего такого на севере и в помине нет. Поля – сколько хочешь, луга цветут, а реки! Никогда не видел таких рек, а сколько их! Смотреть – одно удовольствие. Многоводные, спокойные! На берегах, конечно, хутора попадаются, в устьях рек – города, а так-то народу совсем немного. Пустынный, обильный, красивый край. Если кого-то из степного народа интересует мой совет – летим на север хоть сейчас!»
«Какие острова? Какие проливы? Какие шхеры? Какие поля и луга? Какие реки? – покачал головой глухарь, побывавший в самой середине суши. – Ничего такого на севере и в помине нет. Сплошные леса. Сосновые и еловые леса. Есть, конечно, и болота, и пара горных речек с порогами, но все, что не речка и не болото, хвойный лес. И ни одного человека! Если кого-то из лесного народа интересует мой совет – летим на север хоть сейчас!»
После глухаря говорил нырок. Он, как ты помнишь, побывал в западных предгорьях.
«Какие острова? Какие проливы? Какие шхеры? Какие поля и луга? Какие реки? Какие леса? – Нырка даже передернуло, будто сама мысль о лесах была ему неприятна. – Ничего такого на севере и в помине нет. Вам интересно, что я видел, так я вам скажу: сплошные озера! Озера, озера и озера! Ах, какие озера! Горные, чистые, синие, как небо. Кое-где им даже места не хватает, выливаются в водопады. Церкви и поселки я тоже видел, у некоторых озер что-то там люди понастроили, но так мало, что и говорить не о чем. Если кого-то из водоплавающего народа интересует мой совет – летим на север хоть сейчас!»
А последним взял слово вьюрок:
«Какие острова? Какие проливы? Какие шхеры? Какие поля и луга? Какие реки? Какие леса? Какие озера и водопады? Ничего такого на севере и в помине нет. Честно сказать, я даже не понимаю, о чем тут трещали чайка, жаворонок, глухарь и нырок. Там, на севере, только горы, горы и горы. Огромные горы, гряда за грядой, кряж за кряжем, вершина за вершиной, плато за плато. Ледники, морены, снега. Горные ручьи, где вода белая, как молоко. Никаких полей и лугов, ветлы кое-где, карликовые березы да ягель. Ни крестьян, ни коров, ни овец – только саамы-лапландцы в своих чумах, олени и собаки. Если кого-то из горного народа интересует мой совет – летим на север хоть сейчас!»
А когда закончили, пять разведчиков тут же перессорились, стали обзывать друг друга врунами и обвинять в попытках заморочить головы высокому собранию. Даже драться начали, будто дракой что-то докажешь. Пух и перья полетели.
Но старейшины, те, кто послали их на разведку, довольно улыбались.
«Нечего тузить друг друга, – сказали они. – Из ваших слов мы поняли, что там, на севере, есть и горы, и озера, и леса, и степи, и море, да еще с архипелагом. Это гораздо больше, чем мы ожидали. Не каждое королевство может похвастаться таким богатством».