суета из-за нищего мальчонки. Сострадание состраданием, но надо знать и границы. Слишком уж подействовали на нее слова сестренки погибшего мальчугана, теперь она это понимала.
Она с тяжелым сердцем пошла в трущобный район, где стояла хибара Йона Ассарссона. По пути встретила пару шахтерских жен, рассказала, в чем дело, и те немедленно согласились с управляющим. Слишком много чести нищему мальчугану. Девочку, понятно, жалко, но нельзя же, чтобы она навязывала целому поселку свои капризы. Управляющий прав – надо все отменить.
Женщины есть женщины, и через полчаса новость знал весь поселок. Никаких торжественных похорон малышу Матсу. И все согласились – да, пожалуй, так и лучше.
И только один человек остался при своем мнении. Оса-пастушка.
Нелегко было медсестре с ней говорить. Оса не плакала, не умоляла, не жаловалась, но уломать ее было невозможно. Я не просила управляющего о помощи, сказала она. Это не его дело. Он не имеет никакого права запретить ей похоронить своего брата так, как она считает нужным.
И только когда женщины объяснили ей, что на похоронах никого не будет, потому что люди не решаются идти против воли главного начальника, она поняла, что без его разрешения ничего не получится.
Оса помолчала. Потом решительно поднялась с места.
– Куда это ты собралась? – спросила медсестра Хильма.
– К управляющему. Что мне остается делать?
– И думаешь, он тебя послушает? Даже не надейся.
– Малыш Мате хотел бы, чтобы я к нему пошла. Управляющий должен знать, каким человеком был малыш Мате.
Оса привела себя в порядок и направилась к управляющему.
Думаю, многие понимают – совершенно безнадежное предприятие. Переубедить самого управляющего, хозяина поселка! Заставить его отменить принятое решение! За ней потянулась небольшая свита – медсестра Хильма и несколько женщин. Они шли на расстоянии – им важно было убедиться, хватит ли у Осы смелости явиться к управляющему.
Оса шла по самой середине улицы, и было в ней что-то, что заставляло случайных прохожих уступать ей дорогу. Она шла неторопливо и гордо, как девственница идет к первому причастию. На голову повязала доставшийся от матери черный шелковый платок, в одной руке свернутая салфетка, а в другой – корзина с деревянными игрушками, которые не успел доделать Мате.
За ней бежали дети и спрашивали:
– Куда ты, Оса? Куда ты?
Она не отвечала. Скорее всего, просто не слышала. Дети продолжали бежать за ней и спрашивать, и тогда одна из женщин крепко схватила первого попавшегося мальчишку за руку и произнесла страшным шепотом:
– Оставьте ее в покое! Она идет к управляющему! Хочет попросить, чтобы ее брата, малыша Матса, похоронили по всем правилам, как взрослого.
Дети онемели от изумления – надо же, к самому управляющему! – и присоединились к остальным. Шли молча, в некотором отдалении от Осы.
Было уже шесть часов вечера, работы на руднике закончились. И когда Оса приближалась к конторе, на улицу вывалило сразу несколько сот шахтеров. Они торопились домой к женам и детям, чуть не бежали. Но, увидев Осу, почувствовали: происходит что-то необычное.
На вопрос, куда она направляется, Оса промолчала. За нее ответил кто-то из ребятишек – выкрикнул тонким голоском, куда и зачем идет Оса.
Рабочие переглянулись – надо же! Совсем девчонка, откуда такая смелость! И многие присоединились к кучке любопытных, так что теперь за Осой шла целая толпа.
Она вошла в здание конторы – управляющий обычно задерживался на работе, и Оса была уверена, что он на месте. Но успела в последний момент – управляющий уже надел шляпу и с тростью в руке направлялся к выходу, предвкушая домашний ужин.
– А ты кто такая? – спросил он, увидев маленькую девочку с необычно серьезным и даже торжественным выражением лица и с траурной повязкой на голове.
– Мне надо поговорить с самим управляющим.
– Вот оно что… ну что ж, заходи. – Он повернулся и зашел в свой кабинет.
Даже дверь забыл закрыть – видно, уверен был, что речь идет о какой-нибудь детской ерунде. Забыл и забыл, но по этой случайности те, кто успел вслед за Осой протолкнуться в приемную, слышали весь разговор от слова до слова.
Она сдвинула на затылок черный платок и посмотрела на управляющего своими круглыми детскими глазами так серьезно, что у того защемило сердце.
– Малыш Мате погиб, – сказала она, и голос ее дрогнул.
Управляющий только сейчас сообразил, что это за девочка и по какому делу она пришла.
– Ага… вот ты кто, – сказал он ласково. – Ты напрасно заварила кашу, деточка. Это очень дорогая затея. Жаль, что вы уже успели так много сделать. Если бы мне сказали раньше, я бы сразу все это отменил.
У девочки чуть дрогнуло лицо. Управляющий решил, что она сейчас разрыдается, и приготовился ее утешать.
Но она не заплакала, а сказала вот что:
– Я прошу у господина управляющего разрешения рассказать ему немного про покойного Матса.
– Я уже слышал вашу историю, – мягко возразил управляющий. – Не думай, пожалуйста, что мне вас не жалко. Я просто стараюсь сделать, как для тебя будет лучше. Он же был всего-навсего маленький мальчик.
Оса выпрямилась, и глаза ее налились пронзительным льдистоголубым сиянием. Управляющей вздрогнул, будто его толкнули.
– Маленький мальчик? – спросила она очень тихо. – Матсу не исполнилось и девяти лет, когда мы потеряли и отца и мать. На него легли все заботы. Он никогда, слышите, никогда в жизни не просил милостыни. Даже поесть не просил, хотя иной раз бывало еще как голодно. Он всегда за все платил, говорил, что недостойно мужчины получать подачки. Он ходил по хуторам, покупал масло и яйца, продавал их на фабрику, и вел он дело не как маленький мальчик, а как опытный, честный и заслуживающий доверия купец. Он никогда ничего не терял, никогда не прятал от меня выручку, все отдавал мне. И даже когда пас гусей, обязательно брал с собой ножик и чурки, делал игрушки на продажу, ни минуты не сидел без дела, как настоящий мужчина. – Оса со стуком поставила на стол корзину с недоделанными игрушками. – Он ходил, как я уже сказала, по хуторам, и крестьяне посылали с ним друг другу большие деньги, потому что доверяли Матсу, как самим себе. И вы были неправы, господин управляющий, когда назвали его маленьким мальчиком, потому что немногие взрослые…
И тут Оса осеклась. Она увидела, что управляющий ее не слушает, а смотрит в пол и с нетерпением ждет, когда она закончит. Она шла сюда и думала: я могу так много рассказать про моего любимого братика! Не может мой рассказ не подействовать на управляющего, не каменное же у него сердце. А сейчас вдруг поняла – все было напрасно. Как же ей убедить этого равнодушного дядьку, что Мате заслужил такие же почести, как взрослый, много поживший человек?
– Я ни у кого ничего не прошу, – упавшим голосом сказала она. – Я заплачу за все сама…
И тут управляющий поднял голову и посмотрел Осе в глаза. Долго смотрел и долго оценивал ее слова. Тот, кто распоряжается многими судьбами, обязан разбираться в людях. Он вспомнил, через что пришлось пройти этим бедным, но гордым детям, как они потеряли всю семью, родителей, сестер и братьев. И вот стоит перед ним девочка, очень грустная, но не сломленная. Наверняка из нее выйдет замечательный человек. Но как она решилась взвалить на свои худенькие плечи еще и этот непосильный груз? Что движет ей? Что заставило ее смело прийти к нему, человеку, которого боится ослушаться весь поселок, и мужчины, и женщины?
И только сейчас он понял. Любовь. Она так любила своего брата, что ей ничто не страшно. И самое главное, он понял, как важно этой девчушке отдать любимому брату последние почести.
– Ну что ж… – сказал он. – Поступай, как считаешь нужным.
XLV. У Саамов
Похороны закончились, гости разошлись, и Оса осталась одна в отцовской хибарке. Заперла дверь – ей хотелось побыть в одиночестве и подумать о брате. Сидела и вспоминала – что малыш Мате сказал тогда-то, что он сделал тогда-то. Одно воспоминание сменяло другое, и она просидела за столом весь вечер и половину ночи. И чем больше думала, тем яснее понимала, как тяжело ей будет без него жить. Под конец положила голову на стол и горько разрыдалась.
– Что я буду делать без Матса? Что я буду без него делать? – всхлипывала Оса.
Было уже поздно, день выдался очень трудный, и неудивительно – в конце концов ее сморил сон. И еще менее удивительно, что приснился ей тот, о ком она думала, – малыш Мате. Он сидел за столом, совершенно живой.
– А теперь, Оса, ты должна найти папу, – сказал он.
– Как я его найду, если знать не знаю, где искать?
– За это не беспокойся, – улыбнулся Мате. – Я пошлю к тебе кое-кого, и он тебе поможет.
И не успел малыш Мате произнести эти слова, в дверь постучали. Постучали по-настоящему. Не то чтобы ей приснилось. Но она была так увлечена своим сном, так рада была видеть живого Матса, что не могла отличить сон от яви. И пошла открывать с одной-единственной мыслью: вот и пришел посланец от Матса.
Если бы за дверью стояла медсестра Хильма или кто-то еще из тех, кто помогал ей с похоронами, она бы сразу поняла, что это уже не сон. Но перед ней стоял гном. Крошечный гном, чуть выше щиколотки. Она вышла с ним во двор.
Несмотря на позднюю ночь, на улице было совсем светло, и Оса сразу его узнала – это был тот самый гномик, на которого они с Матсом уже натыкались пару раз во время своего паломничества к отцу в Лапландию. Она каждый раз пугалась чуть не до обморока. Она испугалась бы и сейчас, если бы не была уверена, что спит.
Вдруг ей пришло в голову, что никого другого Мате и не мог послать ей на помощь.
И не так уж была неправа, потому что гномик сразу заговорил про ее отца. Он заметно обрадовался, что при виде его она не выказывает никакого страха, и очень коротко рассказал, где находится ее отец и как до него добраться.
Пока гномик говорил, Оса начала просыпаться. Реальность постепенно вытесняла сон, а когда он закончил, уже сообразила, что разговаривает с существом из другого, потустороннего мира. И тут ее охватил панический страх. Она бросилась в дом и захлопнула дверь, успев только заметить, как изменился гномик: только что был весел и спокоен, и вдруг лицо его исказила гримаса боли и отчаяния.