– Это правда. Только красота эта не в Нордмаркене, а в Фриксдалене, откуда родом я, – тут же возразил другой.
– Тут, значит, вот что, – сказал третий. – Я из уезда Йоссе, и полагаю так: если, значит, Нордмаркен и Фриксдален сложить вместе, все равно не выйдет так красиво, как в нашем уезде.
Все семь оказались из разных мест в Вермланде, и каждый утверждал, что лучше его родной деревни не найти. Общий смех перешел в ссору. Все старались перекричать друг друга, но убедить никто никого так и не сумел. Могло бы дойти и до драки, если бы на поляне не появился пожилой дядька с длинными черными волосами и глазами-буравчиками.
– О чем спорим, ребята? – спросил он с необычным акцентом. – Орете так, что на весь лес слыхать.
– Ты что, финн, что ли? Только финны забираются так далеко в лес.
– Угадал.
– Говорят, вы, финны, умом не обижены.
– Говорят – значит, так и есть. Добрая слава дороже золота, – усмехнулся старик.
– Послушай, дядя, вот мы сидим здесь и спорим, волками друг на друга глядим – где в нашем Вермланде красивей всего? Рассудил бы нас, а то вконец переругаемся.
– Попробовать можно… Сделаю, что смогу. Только наберитесь терпения – сначала расскажу вам одну историю.
Парни немного успокоились. Старик опустился на траву, а они кружком расселись вокруг.
– Когда-то давным-давно земля к северу от озера Венерн была такой безобразной, что никто и жить здесь не хотел. Голые скалы да обрывы, больше и не было ничего. Ни дорогу проложить, ни поле засеять. А к югу от Венерна палку воткни – зацветет. Как, впрочем, и сейчас.
И жил там, к югу, значит, от Венерна, один великан, и было у него семь сыновей. Все как на подбор – рослые, красивые, только гордые очень и вспыльчивые, вроде вас. Вас ведь тоже семеро? – Старик опять усмехнулся. – Вот, значит, семь этих сыновей никак не могли договориться, кто из них самый умный и ловкий. Ссора за ссорой. Для отца – нож в сердце.
И однажды его осенило. Собрал он сыновей и говорит: вот, говорит, хочу узнать, кто из вас самый умный и ловкий. Если захотите, устрою вам испытание.
Еще бы не захотеть. Им только того и надо. Каждый уверен, что умнее и ловчее его нет никого.
«Сделаем вот как, – говорит отец. – Вы все знаете это маленькое озерцо, которое мы называем Венерн? К северу от него ни на что не годная пустошь, одни кочки да камни. Завтра пойдет туда каждый со своим плугом. А к закату и я приду и рассужу, кто лучше справился».
Сказано – сделано. Не успело солнце взойти, все семеро уже рядком стоят, каждый со своей лошадью и плугом, как отец велел. Приятно посмотреть. Лошади вычищены, аж блестят, железные плуги сверкают еще пуще, чем кони, лемехи наточены.
И пустились они в дорогу. Все шло как по маслу, пока не подъехали к Венерну. Двое посмотрели на озеро и пустились в обход. А один сын говорит:
«Мне ли пугаться такой лужи!» – и пустил коня в воду.
Остальные посмотрели – а мы что, хуже? Встали на свои плуги – и за ним. Лошади большие были, так что долго по дну шли, а потом добрели – и дна нет. Поплыли, значит, лошадки, а на плуге разве легко удержаться? Кто в воду свалился и поплыл, кто за плуг зацепился, кто пошел брод искать – в общем, худо-бедно все добрались.
И сразу пахать. Сказать вам, что это была за пустошь? Как раз те края, что теперь зовутся Вермланд и Дальсланд. Старший брат пошел посередке, двое помладше по сторонам, следующая пара, еще моложе, рядом с ними, а двоим младшим места по краям достались. Одному с запада, другому с востока.
Поначалу дело у старшего споро пошло – борозда легко идет, прямая и широкая. Думаю, все знают – по берегам Венерна земля еще туда-сюда. Шел-шел за плугом – на камень наткнулся. Да какой камень – не слабый был парень, а свернуть не смог. Пришлось плуг перетаскивать. Перетащил, всадил со злости лемех поглубже и вперед – опять широкая получилась борозда, и глубокая – что надо. Но недолго он так шел – дальше земля пошла такая черствая, что лемех царапает по ней, а резать – не режет. Опять надо плуг перетаскивать. Разозлился он – не получается ровная борозда, и все тут. А дальше – сплошные камни. Опять лемех скребет. Худо-бедно дошел он все-таки до северной границы пустоши и сел отца дожидаться. Устал, конечно, – легко ли тяжелый плуг на себе таскать?
Второй брат тоже хорошо начал, да и кончил получше – удалось ему найти дорожку между холмами, так что ему и останавливаться не пришлось. Но и борозда вышла кривая да узкая: здесь кочку обогнет, там – овражек. Тут лемех упрется, а поднатужится лошадь – вываливает целую гору, а там – еле корябает. Но так он раззадорился, что надо бы уж и остановиться, а он пашет и пашет. Далеко за край пустоши пропахал. Увлекся. С кем ни бывает.
И у третьего брата, у того, что слева шел от старшего, тоже поначалу дело ладилось. Пошла борозда широкая и глубокая, будто и не целину пахал. Но вскоре пошла земля такая, что и пахать не стоило: глина да камни. Свернул налево, а сам все направо поглядывает. Как получше стала земля, повернул он плуг и опять двинул на север. Пашет, пашет, жмет на плуг, раскраснелся весь. Борозда идет – загляденье. Только во вкус вошел – опять стоп. А до границы еще далеко. Не стоять же тут посреди поля, отцу полработы показывать! Повернул туда, повернул сюда – окружили его камни, дальше идти некуда. Пригорюнился, ждет отца. Проиграл я, думает. Наверное, хуже моей борозды ни у кого нет.
И остальные братья работали, как настоящие великаны. Старшему, кто посередине шел, тяжко было, а кто на западе и на востоке – и того тяжче. Там сплошные осыпи да болота. Чтобы ровную да красивую борозду проложить – где там! Младшие только и делали, что виляли – то болото обогнут, то скалу, то осыпь. Но потрудились тоже на славу.
А дело к вечеру. Стоят братья, каждый у конца своей борозды. Головы повесили, ждут заката. Ни один своей работой не доволен.
Но вот и солнце зашло, тут и отец явился.
Сначала пошел к тому, кто на самом западе пахал. Как, спрашивает, пахалось?
«Плохо, отец. Нелегкую землю ты выбрал».
«А что ж ты сидишь спиной к пашне? Повернись да погляди на свою работу».
Повернулся сын и обомлел – там, где прошел он со своим плугом, раскинулись роскошные долины, а склоны гор поросли лесами. А озера какие! И Лаксшён, Лососевое озеро, и Лельонген, и Стура Ле!
Так что только порадоваться такой работе.
А теперь, говорит, поглядим, что другие напахали.
Вторым на очереди оказался пятый сын. Он пропахал весь уезд Йоссе с большим озером Глафсфьорден. Третий взрыхлил Вермельн, Фриксдален с десятком озер. Второй по старшинству пропахал большую долину, и там потекла речка. Четвертому сыну достался Бергслаген – вот уж где пришлось поднатужиться! – но справился сынок, не подвел, а заодно еще и несколько небольших озер заложил.
А шестой – вот уж поплутал со своим плугом! Это тот, что, увлекшись, в чужие края забрел. Большое озеро вырыл, Скагерн, все вы его знаете, а где борозда поуже – там Летэльвен теперь течет. А там уж, в соседних краях, куда его занесло, и того чище – в Вестманланде десяток озер появился.
Осмотрел отец всю пустошь, собрал сыновей и говорит:
«Молодцы, сыновья! Хорошо поработали, никого выделить не могу. Где пустырь был, теперь жить можно. Рыбные озера, плодородные речные долины. Водопады на реках и речках, там можно поставить водяные мельницы, лесопилки и кузницы. Где вы своими плугами землю отваливали, на склонах леса выросли, и на дрова людям хватит, и углежогам работа найдется. И дороги к рудникам в Бергслагене можно проложить».
Сыновья аж расцвели от похвалы, но тут же опять за свое:
«Так ты скажи, отец, кто из нас самый умный и ловкий?»
Подумал отец и говорит:
«Вы такой большой край распахали, и каждый сделал свою работу лучше некуда. И разницы никакой, кто самый ловкий, важно, чтобы все борозды дополняли друг друга. Придет путник, увидит длинные, узкие озера в Нордмаркене и Дале и решит, что ничего прекраснее в жизни не видал. А потом поглядит на светлые, плодородные пашни вокруг Вермельна и Глафсфьордена – и тоже порадуется. Поживет там, захочется перемен – вот тебе Фрикен и Кларэльвен. Устанет от Фрикена – пойдет в Бергслаген, там столько озер, что и названия-то никто не запомнит. Надоест считать озера в Бергслагене – пожалуйста, садись на берегу Скагерна и любуйся на просторную гладь.
И то же самое и с вами, мои сыновья. Любой отец рад смотреть на своих детей и думать: какие они разные и как замечательно дополняют друг друга. А все вместе – такая сила, что переборет любую силу на земле.
Вот и я – смотрю я на вас, своих сыновей, и в душе моей радость, мир и покой».
XLIX. Скромная усадьба
Четверг, 6 октября
Гуси летели на юг вдоль реки до самого металлургического завода в Мункфорсе, а потом свернули на запад, но тут начало темнеть. Нашли, как всегда, местечко на болоте. Для гусей лучше не придумаешь, но мальчику показалось отвратительно – сыро, холодно и грязно. Он бы с удовольствием подыскал для ночлега местечко посуше.
Еще с воздуха мальчуган успел заметить несколько домов поблизости и, не успели гуси расположиться на ночлег, побежал поискать что-нибудь более для него подходящее.
Бежать оказалось дальше, чем он рассчитывал. Мальчик уже подумывал, не вернуться ли. Но лес наконец расступился, и оказалось, что вдоль леса, почти на самой опушке, проложена дорога. А вскоре он увидел ухоженную березовую аллею, ведущую к усадьбе.
То, что надо.
Сначала он попал на задний двор, большой, как городская площадь. Двор окружали низкие, выкрашенные фалунской красной краской хозяйственные постройки. Он пересек двор, и через проход между сараями вышел на другой двор, где стоял жилой дом. К крыльцу вела песчаная дорожка. К дому пристроен флигель, а за флигелем – заросший сад. Хозяйский дом невелик и скромен, хотя довольно изящен, зато двор окружен разросшимися до невиданных размеров рябинами, посаженными так тесно, что получилась желтая, усыпанная огненно-красными гроздями сводчатая стена. В темносинем вечернем небе стояла большая луна, и еще живые, заросшие газоны серебрились в ее загадочном свете, как волчья шерсть.