Мальчик сжал кулаки так, что даже костяшки побелели.
Гном… Что я наделал? Зачем я с ним связался, с этим гномом! Если б я знал, что он такой свирепый! Поставил мерзкое условие, и я теперь не могу поспешить домой и хоть как-то поддержать родителей.
Ну, нет. Ты, вредный гном, превратил меня в коротышку, но превратить меня в предателя тебе не удастся. Уверен, и отец с матерью меня бы поддержали. Они честные, добрые люди. Они не захотели бы, чтобы меня всю жизнь мучила совесть.
LI. Морское серебро
Суббота, 8 октября
С Северным морем, как известно, шутки плохи, поэтому та часть Швеции, которая обращена к этому суровому морю, защищена толстой и длинной каменной стеной. Называется эта стена Бохуслен. Толстая – не преувеличение: толщина ее составляет много-много километров, она простирается от моря и до Дальсланда. Но, как и все береговые сооружения – молы, пирсы и волноломы, – стена не особенно высока. Сложена из скал и утесов, а кое-где выглядит как сплошная горная гряда. И ничего удивительного: попробуйте построить такую стену из кирпичей или небольших камней, если она идет на добрую сотню километров!
В наши дни никто на такие строительные подвиги не способен, поэтому и сомнений быть не может, что возведена эта стена давным-давно, многие тысячи, а может, и миллионы лет назад. И конечно, время изрядно ее потрепало. Скалы уже не так плотно пригнаны друг к другу, как это наверняка было тогда, когда ее только что построили. Между ними образовались расщелины, довольно широкие. Такие широкие, что на дне их помещаются дома и даже земельные наделы. Но легко догадаться, что когда-то все эти кряжи и утесы составляли единую, неприступную стену.
Нечего удивляться, что лучше всего сохранилась часть стены, обращенная не к морю, а внутрь страны. Можно несколько дней идти, а просвета не найдешь – сплошная горная цепь. Но посредине стена просела, и образовались глубокие ущелья с озерами на дне. А там, где стена обращена к морю, от первоначального замысла мало что осталось. Каждая скала сама по себе.
И если выйти на берег и посмотреть на эту стену, сразу понимаешь, что построена она вовсе не для развлечения, не от избытка сил или игры ума. Стена защищала страну от свирепых северных штормов. Но как бы неприступна она ни была поначалу, время и море взяли свое. Море прорвало укрепления в пяти-шести местах, и образовались многокилометровые фьорды. Мало того, наружные укрепления оказались под водой, и теперь только самые большие скалы торчат из моря. Они образуют несчетное количество островов – западный архипелаг. Но и обрушившись, стена выполняет свое предназначение – сотни островов стойко сдерживают натиск моря, хотя на них-то и приходятся самые первые и самые свирепые удары волн и ветра.
И можно подумать, что край, состоящий, по сути, из одной огромной каменной стены, не может быть цветущим и плодородным и людям здесь делать нечего. Но это не так. Насколько голы и холодны скалы и утесы, настолько плодородна земля в спрятанных в ущельях долинах. И растет здесь все замечательно. Жаль, что долины эти узковаты и особо не развернешься. Но если бы они были пошире, то и стена не была бы так надежна, и тогда только и оставалось бы, что в любую минуту ждать прихода моря. К тому же зимы вблизи от моря не такие холодные, и в защищенных от ветра местах приживаются такие растения, которые мерзнут даже в южном Сконе.
А еще не стоит забывать, что Бохуслен расположен на берегу моря, омывающего берега чуть не всех стран мира. Бохусленцам не надо строить дорог – они уже проложены природой. Они могут не заниматься скотоводством – к их услугам гигантские стада рыбы. Их экипажи не требуют ни лошадей, ни волов, не требуют корма для этих лошадей и этих волов, потому что их экипажи – корабли, и несут их по всему миру не лошади и волы, а волны и ветер. Бохусленцы не боятся строить дома на исхлестанных ветрами островках, где не растет ни единой травинки. Или на узких прибрежных полосках под горными обрывами, где не только что огород – грядку петрушки посадить негде. Их кормилец – бесконечное, богатое море, оно дает им все необходимое для жизни.
Богатое – да, дары моря неисчислимы, но ох как непросто иметь с ним дело! Тому, кто хочет что-то получить от моря, надо знать о нем все. Все фьорды, все бухты, где можно укрыться от штормов, все скрытые течения и подводные рифы – чуть не каждый камень на дне морском. Надо уметь управлять своим кораблем в шторм и туман, найти правильный путь в самую темную и беззвездную ночь. Надо научиться распознавать тайные и часто совсем незаметные предвестники бурь и штормов, не бояться холода, ветра и постоянной сырости. Надо знать, где скапливаются косяки рыбы, где ползают по дну омары и лангусты, надо уметь разбирать тяжелые сети и ставить их в любую погоду.
Зачем моряки каждый день рискуют жизнью в неравной борьбе с морем?
Если человек задает себе такой вопрос, ему лучше не быть моряком.
Потому что самое главное для моряка – бесстрашное сердце.
Утром, когда гуси летели через Бохуслен на юг, в архипелаге было тихо и спокойно. Они видели множество крошечных рыбацких деревень. На узких улочках никого не было, никто не входил и не выходил из небольших, но очень красиво выкрашенных домиков. Рыжие рыболовные сети аккуратно развешаны на специальных сушильных рамах. Тяжелые зеленые или синие баркасы покачиваются у причалов вдоль всего берега со свернутым вокруг гика парусом. Пусты длинные рабочие столы, на которых женщины обычно потрошат треску и палтуса.
Какое-то сонное царство.
Они миновали несколько лоцманских будок на отшибе. Стены в широкую черно-белую полоску, рядом сигнальная мачта. Шлюпки пришвартованы у легких мостков. Но сегодня все тихо. Ни одного корабля или парохода на горизонте, никто не просит помощи. Лоцманы здесь нужны то и дело – не так-то просто пройти по узкому и извилистому фарватеру, петляющему между островами архипелага.
В прибрежных курортных поселках тоже все тихо. Купальни разобраны, флаги спущены, роскошные виллы заперты на зиму. Безлюдно, если не считать нескольких моряков с трубками в капитанской форме, шагающих взад и вперед по длинному пирсу и с тоской поглядывающих на горизонт.
Вдоль фьордов и на крупных островах мальчик заметил крестьянские хутора. У мостков покачиваются шлюпки перевозчиков, а работники копают картофель и проверяют, высохла ли фасоль, развешанная на просушку на деревянных лесенках.
В каменоломнях и на верфях работают люди. Но и они время от времени опускают свои кирки и топоры и поглядывают в сторону моря. Надеются, должно быть: вот сейчас, ни с того ни с сего, начнется шторм, и все работы прекратятся.
Все здесь, что ли, такие спокойные? Даже морские птицы, казалось, впали в какую-то дрему. Только бакланы, облепившие все уступы большой скалы, время от времени снимаются и медленно летят в море в поисках рыбных мест. Чайки не парят над водой, а гуляют по берегу, как какие-нибудь вороны.
И вдруг все изменилось, как по мановению волшебной палочки.
С ближнего поля круто взмыла стая чаек и, истошно переругиваясь, полетела на юг с такой скоростью, что Какси еле успел спросить, что случилось. Спросить-то он успел, но ответа так и не дождался. Тяжелые бакланы последовали за чайками. Туда же, на юг, ринулись и дельфины, похожие на длинные и узкие лодки-пироги. Тюлени соскользнули с плоского островка и тоже устремились вдогонку.
– Что случилось? Что случилось? – встревоженно спрашивали гуси, но птицы пролетали мимо, даже не оглянувшись.
– Сельдь! В Марстранд пришла сельдь!! В Марстранд пришла сельдь!!! – наконец выкрикнула на лету чайка-морянка.
Вскоре выяснилось, что не только птицы и морские животные заинтересовались новостью. Люди тоже зашевелились, как только до них дошла новость, что в архипелаге появился большой косяк сельди. По мощеным улицам рыбацких поселков чуть не наперегонки побежали рыбаки. Они бросались к лодкам, аккуратно, чтобы не запутать, грузили неводы. Женщины торопливо совали в котомки еду. Кое-кто уже на бегу натягивал, путаясь в рукавах, пропитанные олифой и парафином непромокаемые плащи.
За несколько минут в проливе уже было не протолкнуться между коричневыми и серыми парусами. Баркасы то и дело сталкивались, рыбаки весело переругивались. Девушки махали им с берега, некоторые даже забирались на каменные уступы, чтобы их было виднее. Лоцманы вышли из своих будок уже в непромокаемых сапогах и спустились к лодкам – скоро в них будет нужда. Из фьордов один за другим, пыхтя, выползали паровые баркасы, заваленные пустыми бочками и ящиками. Крестьяне побросали лопаты. Рабочие верфи последовали их примеру. На обветренных красных лицах моряков на пирсе расцвели улыбки. Они провожали баркасы взглядами. Наконец капитан одного из баркасов сжалился и подошел к пирсу, даже не зачаливаясь. Пожилые моряки, один за другим, с удивительной ловкостью, чуть не на ходу, попрыгали на борт.
Гуси тоже полетели к Марстранду – из любопытства. Стая сельди подошла с запада. По широкому фьорду рыбацкие баркасы шли тройками, как в военной формации. Сельди столько, что даже с воздуха было видно, как темнеет, подергивается крупной неравномерной рябью и кипит бурунами поверхность моря. Рыбаки осторожно опускали в воду свои длинные неводы, сводили концы, как на бредне, и рыба оказывалась в огромном мешке. Постепенно подтягивали неводы, сходились все ближе, быстро вычерпывали рыбу большими черпалами и снова стравливали невод в море. Баркасы быстро заполнялись сельдью. Некоторые уже были забиты до релингов, рыбаки стояли по колено в шевелящейся массе, и вся их одежда, от зюйдвесток до плащей, серебрилась рыбьей чешуей.
Странно, но удача сопутствовала не всем. Некоторые баркасы рыскали взад и вперед, проверяли глубину самодельными лотами, ставили неводы, но все равно выбирали их почти пустыми. А те, кому уже некуда было сгружать пойманную сельдь, разворачивались и брали курс к стоявшим на рейде пароходикам. Там они быстро, не торгуясь, продавали улов и возвращались. Другие спешили в Марстранд. На берегу уже стояли рядами женщины – надо было быстро потрошить пойманную рыбу. Выпотрошенную сельдь складывали в бочки. Скоро весь берег был покрыт переливающейся, как жидкое серебро, рыбьей чешуей.