Предсказание
Пятница, 22 апреля
Как-то ночью Нильс спал на небольшом скалистом островке озера Токерн; проснулся он от ударов вёсел. Едва он открыл глаза, как его ослепил такой яркий свет, что мальчик начал мигать и щуриться.
Вскоре на краю тростниковых зарослей он заметил плоскодонку, на корме которой на железном штыре был укреплён горящий смоляной факел. Багровое пламя факела отражалось в водах чёрного, как ночь, озера, и яркий свет, должно быть, привлекал рыб: вокруг отблесков пламени мелькало множество тёмных полосок; они непрерывно шевелились, то и дело меняясь местами.
В плоскодонке сидели два старика. Один грёб, другой, стоя на корме, держал в руках короткую острогу с грубыми крючками на конце. Тот, что грёб, в своём тонком поношенном плаще походил на бедного рыбака. Он был мал ростом, суховат и, судя по обветренному лицу, привык, видно, выходить на озеро в любую погоду. Другой – плотный, хорошо одетый крестьянин, держался с достоинством, уверенно, должно быть, жил он в достатке.
– Стой! – приказал крестьянин, когда лодка подошла к каменистому островку, где спал Нильс, и с этими словами метнул острогу в воду. Когда же он вытащил её из озёрной глуби, на крючке извивался великолепный длинный угорь.
– Глянь-ка, – сказал крестьянин, снимая угря с крючка. – Хорош! Такого не стыдно домой принести. Богатый у нас улов! Можно спокойно поворачивать обратно.
Но спутник его не брался за вёсла, а сидел, озираясь вокруг.
– Красота-то какая сегодня ночью на озере! – сказал он.
На озере и в самом деле было красиво. Стояла мёртвая тишина, и вся водная гладь словно отдыхала, застыв в блаженном покое. Его нарушали лишь полоски на воде, там, где прошла лодка. Озеро мирно лежало, будто золотистая дорожка, освещённая огнём. Ясное, иссиня-чёрное небо было густо усеяно звёздами. Берега, кроме западного, скрывались за островками, поросшими тростником. Там, на западе, огромным треугольником чернела на небосводе гора Омберг, мрачная и могучая, казавшаяся ещё более высокой, чем обычно.
Крестьянин отвернул лицо, чтобы отблески пламени не слепили глаза, и огляделся вокруг.
– Да, красиво здесь, в Эстеръюльне, – произнёс он, – но красота здешних мест – это ещё не самое важное.
– Что же тогда самое важное? – спросил гребец.
– А то, что здешние края люди всегда любили и почитали!
– Да, наверно, это правда.
– Хорошо бы знать, что так пребудет вечно.
– Кто ж это может знать? – спросил сидевший на вёслах.
– В нашем роду хранится старинное предание, – заговорил крестьянин, опираясь на острогу, – которое переходит от отца к сыну, а в предании говорится о том, что станется с Эстеръётландом.
– Может, расскажешь? – попросил гребец.
– Мы не рассказываем это предание всем встречным-поперечным, но от старого товарища не утаю.
– В поместье Ульвоса, здесь, в Эстеръётланде… – начал крестьянин (по голосу его чувствовалось, что историю эту он не раз слыхивал от других и выучил её назубок). – Так вот, в поместье этом много лет тому назад жила одна госпожа. Она владела даром ясновидения, умела заглядывать в будущее и предсказывать людям, что с ними случится, до того точно, словно уже видела это собственными глазами. Зато и шла о ней слава повсюду. Из ближних и дальних краёв к ней валили люди, желая узнать своё будущее.
И вот сидела как-то хозяйка Ульвосы в зале своего замка и пряла, как водилось в былые времена. Тут в зал вошёл бедный-пребедный крестьянин и сел на лавку возле самых дверей.
– Хотелось бы знать, любезная фру, о чём вы думаете? – немного погодя спросил крестьянин.
– Думаю я о возвышенных и священных делах, – отвечала она.
– Ну а если я спрошу вас о том, что меня заботит?
– Да у тебя, поди, одна забота – как бы побольше собрать зерна со своей пашни. Ну а я привыкла, чтоб мне задавали вопросы императоры – удержится ли у них на голове корона. Или папа римский – сохранит ли он ключи своей власти.
– Да, на такие вопросы отвечать, видно, нелегко. Слышал я ещё, будто никто не ушёл отсюда довольный тем, что ему предсказали.
Тут хозяйка Ульвосы, закусив губу, чуть приподнялась на скамье.
– Так вот что ты обо мне слышал! – молвила она. – Ну что ж, спроси и ты меня, о чём хотел. Посмотрим, смогу ли я потрафить тебе.
Крестьянин поведал ей своё дело. Он пришёл спросить, что ждёт в будущем провинцию Эстеръётланд? Дороже родного края для него нет ничего на свете, и если он услышит обнадёживающий ответ на свой вопрос, то успокоится до конца дней своих.
– Ну, если ты только это хочешь узнать, – молвила мудрая госпожа, – думаю, останешься доволен. Знай – не сойти мне с места – Эстеръётланд ждёт счастливая участь! Этой провинции всегда найдётся чем похвалиться перед другими.
– Славный ответ, любезная фру! – сказал крестьянин. – И я им премного доволен; только хотелось бы знать, как это сделается.
– Очень просто, – ответила хозяйка Ульвосы. – Ведь Эстеръётланд и так уже широко известен! Разве найдётся в Швеции хотя бы одна область, которая может похвалиться сразу двумя такими монастырями, как Альвастра и Врета, и таким чудесным собором, как в Линчёпинге?
– Так-то оно так, – сказал крестьянин, – да только я человек старый и знаю, что пристрастия людей со временем меняются. Боюсь, настанет час, когда они не будут почитать наш край ни за Альвастру, ни за Врету, ни за наш собор.
– Может, ты и прав, – молвила хозяйка Ульвосы, – но всё равно можешь не сомневаться в моём пророчестве. Я велю возвести новый монастырь в усадьбе Вадстена, и он, пожалуй, станет самым знаменитым на Севере. Туда будет ездить и знать, и простой люд, и все станут прославлять этот край за то, что в его пределах есть такая святыня.
Крестьянин ответил, что рад её словам. Только ему хотелось бы знать, что принесёт их краям честь, если монастырь в Вадстене вдруг утратит свою славу.
– Нелегко тебе угодить, – сказала хозяйка Ульвосы, – но я всё же могу заглянуть в будущее и предсказать: прежде чем монастырь в Вадстене утратит свой блеск, рядом с ним воздвигнут замок, великолепнее которого по тем временам не будет на свете. И станут гостить в том замке короли да князья, и сия прекрасная жемчужина прославит наш край.
– И это мне тоже отрадно слышать, – сказал крестьянин. – Но я человек старый и знаю, как преходяща слава всех королей и князей. А если и замок придёт в упадок, любопытно, что привлечёт взоры людей к здешним краям?
– Многое же ты хочешь знать, – молвила хозяйка Ульвосы, – но я всё же могу заглянуть в будущее и предсказать: вижу, как жизнь бьёт ключом в лесах вокруг Финспонга! Вижу, как встают там железоделательные заводы и кузни, и полагаю, что вся провинция будет в великой чести, когда там станут добывать железо!
Крестьянин не скрывал, сколь радостно ему слышать такое.
– Ну а если грянет беда и Финспонгский рудник тоже утратит свою славу?
– Нелегко тебе угодить, – вздохнула хозяйка Ульвосы, – но я всё же могу заглянуть в будущее и предсказать: вижу, как господа возводят в приозерье большие, богатые поместья. Думается мне, эти господские усадьбы украсят наши края куда больше, чем всё, о чём я говорила.
– Ну а если настанет время, когда эти большие поместья никого уже не удивят? – стоял на своём крестьянин.
– Всё равно не бойся, – сказала хозяйка Ульвосы. – Вижу, как у самого берега озера Веттерн бурлят старейшие у нас в стране целебные источники на лугах Медеви. Эти источники принесут нашим краям небывалую славу!
– Великую новость узнал я от тебя, – обрадовался крестьянин. – Ну а если настанет время, когда люди станут искать исцеления у других источников?
– Не печалься из-за этого, – ответила хозяйка Ульвосы. – Вижу, как тысячи и тысячи людей селятся на нашей земле от Муталы до Мема и неустанно трудятся. Они проложат водный путь через всю провинцию, и все снова станут славить Эстеръётланд.
Но крестьянин никак не унимался.
– Вижу, как водопады у Муталы вертят колёса, – продолжала хозяйка Ульвосы. На щеках её выступили красные пятна, она начала терять терпение. – Слышу, как стучат кузнечные молоты в Мутале, а ткацкие станы в Норчёпинге.
– Да, добрая это весть, – согласился крестьянин, – но ведь всё на свете меняется.
У госпожи лопнуло наконец терпение.
– Ты говоришь – всё меняется, – сказала она. – А я вот назову тебе такое, что останется вечным и неизменным. Это – такие вот спесивые и упрямые крестьяне, как ты! И не переведутся они в здешних краях до конца света!
Не успела хозяйка Ульвосы вымолвить эти слова, как крестьянин поднялся, радостный, довольный, и поблагодарил её за добрые вести.
– Наконец-то я доволен, – сказал он.
– Теперь-то мне ясно, чего ты желал, – вымолвила хозяйка.
– Думаю я, любезная фру, – сказал крестьянин, – всё, что возводится на земле по приказу королей, духовенства и сильных мира сего, не проживёт века. А вот когда вы сказали: в Эстеръётланде не переведутся крестьяне – гордые и стойкие, я знаю: края наши вечно будут в чести. Только те, кто своими руками украшает землю, могут из века в век приносить своей стране благосостояние и славу!»
XXIСермяжный лоскут
Суббота, 23 апреля
Мальчик летел высоко-высоко в поднебесье. Под ним простиралась огромная равнина Эстъётаслеттен. А он, сидя верхом на белом гусе, пересчитывал на лету бесчисленные белые церкви, поднимавшиеся над небольшими рощами. Прошло совсем немного времени, а он насчитал уже целых пятьдесят. Но сбился со счёта и перестал.
Во многих усадьбах высились огромные, выкрашенные в белый цвет двухэтажные дома, такие богатые на вид, что мальчик не переставал удивляться.
«Должно быть, крестьян в здешних краях нет, – сказал он самому себе, – крестьянских усадеб я не вижу».
Тут все гуси как загогочут:
– Крестьяне живут здесь, как господа! Крестьяне живут здесь, как господа!
На равнине лёд и снег уже растаяли, и всюду начались весенние полевые работы.