Волшебный сад
Воскресенье, 24 апреля
На другой день дикие гуси летели к северу над Сёрмландом. Сидя на спине гусака, мальчик смотрел вниз и думал: «Не похожа эта провинция ни на одну из тех, что я видел раньше. Нет тут ни широких равнин, как в Сконе и Эстеръётланде, нет и огромных, растущих сплошняком лесов, как в Смоланде. Здесь – пёстрая смесь всего, что есть на свете! Будто взяли большое озеро и большую реку, большой лес и большую гору, разделили на мелкие куски, всё перемешали друг с другом и разбросали по земле в беспорядке».
И в самом деле, под ним лежали одни лишь малые долины, малые озёра, малые пригорки и малые лесочки. Ничто здесь не раскидывалось широко и вольно. Стоило какой-нибудь равнине чуть-чуть раздвинуться – откуда ни возьмись появлялся пригорок и вставал ей поперёк пути. А если пригорок пытался вытянуться в каменистую горную гряду, перед ним, заступая дорогу, расстилалась равнина. А уж если озеро пыталось стать чуть-чуть длиннее, оно тотчас суживалось в реку. Реке же, в свой черёд, никак не удавалось свободно разлиться по сторонам: расширяясь, она тут же превращалась в озеро.
Дикие гуси летели почти вровень с морским берегом, и мальчик смог бросить взгляд и на море. Он видел, что даже море не могло широко раскинуть здесь свои воды: множество островков дробило его на мелкие части. Но и островки не чувствовали себя вольно и свободно – ведь на них снова наступало море. В этой провинции одно непрерывно сменялось другим: хвойный лес – лиственным, поля – болотами, а помещичьи усадьбы – крестьянскими лачугами.
На полях не видно было работающих людей, зато толпы их двигались по дорогам и тропам. В чёрном платье, с молитвенником и носовым платком в руках выходили они из маленьких лесных домишек на склонах Кольмордена. «Наверно, сегодня воскресенье», – думал мальчик, глядя на идущих в церковь прихожан. Среди них он кое-где разглядел женихов с невестами, ехавших в сопровождении целой свиты гостей; в одном месте по дороге медленно двигалась похоронная процессия. И большие господские кареты, и маленькие крестьянские одноколки, и лодки на озере – всё направлялось в сторону церкви.
Мальчик пролетел над церковью в Бьёрквике, над приходами Бетной, Блакстой и Вадсбру; затем гуси устремились к Шёлдинге и к Флуде. И повсюду Нильс слышал, как звонят колокола. Казалось, прозрачный воздух весь напоён чудесными звуками.
«В какой бы уголок страны я ни залетел, – подумал мальчик, – я всюду услышу эти звонкие колокола и никогда не собьюсь с пути истинного».
Гуси пролетели уже добрую часть Сёрмланда, когда мальчик увидел чёрную точку, двигавшуюся под ними на земле. Сперва он подумал, что это собака, и тут же забыл бы о ней, если б она не держала путь в ту же сторону, куда летели и дикие гуси. Она мчалась по открытым полям и редким лесочкам, перепрыгивала канавы, перемахивала изгороди, словно ни одна преграда не могла её остановить.
– Похоже, это снова Смирре-лис! – сказал мальчик. – Ну да мы всё равно от него улетим!
Дикие гуси понеслись изо всех сил и летели так до тех пор, пока лис не скрылся из виду. Тогда они развернулись большой дугой и полетели на запад, а потом на юг, словно собирались вернуться назад в Эстеръётланд. «Всё-таки это был Смирре, – подумал мальчик, – раз Акка свернула в сторону и выбрала другой путь».
Когда день уже клонился к вечеру, дикие гуси пролетели над старым сёрмландским поместьем, которое называлось Стура-Юлё. Позади огромного белого дома расстилался лиственный парк, а перед домом блестело озеро – тоже Стура-Юлё. Его холмистые берега были изрезаны скалистыми мысами. Старинный дом казался таким гостеприимным, что, когда гуси пролетали над усадьбой, мальчик невольно вздохнул. Хорошо бы в конце дня, проведённого в воздухе, войти вот в такую усадьбу, а не приземляться в болотистой низине или на ледяной наст!
Но об этом нечего было и мечтать! Дикие гуси опустились на лесной лужок к северу от усадьбы. Лужок почти сплошь был затоплен водой, лишь редкие кочки выступали над её поверхностью. Пожалуй, для мальчика это было самое плохое ночное пристанище за всё время путешествия.
Некоторое время он сидел в нерешительности на спине гусака. Потом стал перескакивать с кочки на кочку, пока не добрался до твёрдой земли. И сразу же поспешил к старинной усадьбе.
Случилось так, что в тот самый вечер в домике на торпе, снятом в аренду у хозяина поместья Стура-Юлё, собралось несколько человек. Они беседовали у очага о воскресной проповеди, о весенних работах и о погоде. Когда же беседа стала постепенно угасать, гости начали просить древнюю старушку, мать торпаря, рассказать им какие-нибудь истории о привидениях.
Известно, что ни в одной провинции страны нет столько старинных усадеб и столько историй о привидениях, как в Сёрмланде. В молодости старушка служила во многих богатых поместьях и знала великое множество необыкновенных историй, которые могла бы рассказывать до самого утра, да так правдиво и складно, что все, кто слушал, верили каждому её слову. Когда старушка прерывала свой рассказ и, прислушиваясь к чему-то, говорила: «Не иначе, кто-то крадётся!» – все вздрагивали от страха.
Когда старушка поведала все свои истории про поместья Эриксберг и Вибюхольм, Юлита и Лагмансё, кто-то спросил, не случалось ли каких-нибудь чудес в усадьбе Стура-Юлё.
– Как не случаться! – подтвердила старушка.
Все тотчас пожелали услышать предания об этой усадьбе. И старушка снова принялась рассказывать.
В стародавние времена на холме, к северу от усадьбы Стура-Юлё, где теперь ничего, кроме леса, не увидишь, стоял замок, а перед замком был разбит чудесный сад. И вот случилось однажды человеку, который правил в ту пору всем Сёрмландом и которого звали господин Карл, приехать в тот замок. Поел он, попил, а после вышел в сад и долго-долго стоял там, глядя на прекрасные берега озера Стура-Юлё. Стоит он там, радуется и думает: нет на свете края лучше Сёрмланда! И вдруг слышит, что за его спиной кто-то вздыхает. Оборачивается он и видит старого крестьянина-издольщика, который склонился над своей лопатой да так и стоит, головы не поднимает.
– Это ты так тяжко вздыхаешь? – спросил господин Карл. – О чём тебе вздыхать?
– Как же мне не вздыхать, когда день-деньской я рою здесь землю, – ответил издольщик.
Господину Карлу не по душе было, когда народ жаловался, да и нравом он был горяч.
– Тебе что, не на что больше жаловаться? – закричал он. – Я бы радовался, если бы мне до конца дней моих пришлось рыть землю в Сёрмланде.
– Да сбудется то, чего желает ваша милость! – ответил издольщик.
И говорят, будто господину Карлу из-за этих его слов не привелось обрести покоя после смерти. Будто бы каждую ночь приходил он в поместье Стура-Юлё и рыл землю в саду! Да, теперь-то там нет больше ни замка, ни сада, а на их месте – самый обыкновенный, поросший лесом холм. Но если придётся кому-нибудь проходить там тёмной ночью, он, может, и увидит тот самый сад.
Тут старушка смолкла и глянула в тёмный угол горницы.
– Вроде бы там кто-то шевелится? – спросила она.
– Да нет, матушка, рассказывайте дальше! – попросила её невестка. – Давеча я видела, что крысы прогрызли в углу большую дырку, но у меня столько всяких хлопот, что я забыла заткнуть её. Скажите-ка лучше, видел ли кто-нибудь тот волшебный сад?
– Да уж, доложу я тебе, видел его мой родной батюшка, – оживилась старушка. – Шёл он однажды летом в ночную пору по лесу и вдруг видит – перед ним высокая садовая стена, а за стеной – удивительные деревья. И так они от цветов и от плодов отяжелели, что ветви их через стену книзу клонятся. Подошёл батюшка тихонько поближе, стоит, дивится. Откуда такой сад взялся? А тут вдруг открываются ворота в стене, выходит оттуда садовник, в фартуке, с лопатой в руке, и спрашивает: не желает ли отец осмотреть его сад? Отец собрался было последовать за ним, но вдруг глянул ему в лицо. И тут же узнал его густые волосы и бородку клинышком. То был вылитый господин Карл, каким батюшка не раз видал его на портретах во всех усадьбах, где он…
Тут она снова прервала свой рассказ. На этот раз виной была головешка, вспыхнувшая так, что искры и уголья рассыпались по всему полу. Тёмные углы озарились на миг светом, и старушке показалось, будто возле крысиной дырки сидел на полу и внимательно слушал её рассказ какой-то крохотный мальчик, который тут же скрылся.
Невестка взяла веник и совок, вымела уголья и снова села.
– Рассказывайте дальше, матушка, – попросила она.
Но старушка не пожелала продолжать рассказ.
– Хватит на сегодня, – молвила она каким-то странным голосом. И невестка увидела, что старушка побледнела, а руки её дрожат.
– Да, матушка притомилась, пора ей спать, – сказала она.
Вскоре мальчик снова вернулся в лес к диким гусям. Он шёл, жуя морковку, которую нашёл возле погреба. Он считал, что сытно поужинал, и был доволен, что просидел несколько часов в тёплой горнице. «Теперь бы ещё найти хорошее место для ночлега!» – думал он.
Тут ему пришло в голову, что лучше всего лечь спать на верхушку пушистой ели, росшей у обочины дороги. Он взобрался на дерево и, сплетя несколько веточек, соорудил из них себе постель. Он лежал, думая о том, что услышал в горнице, и прежде всего о господине Карле, который будто бы бродит здесь, в лесу Стура-Юлё. Вскоре, однако, мальчик, забыв обо всём, уснул, и проспал бы до самого утра, если бы прямо под ним не заскрежетали створы широко распахнувшихся ворот.
Мгновенно пробудившись, мальчик протёр глаза и огляделся вокруг. Рядом с ним высилась каменная стена вышиной в человеческий рост, а над стеной виднелись деревья, сгибавшиеся под тяжестью плодов.
Вначале он очень удивился. Ведь когда он засыпал, никаких фруктовых деревьев тут не было. Но мальчик вспомнил рассказ старушки и догадался, что это за сад.
Но вот чудо! Он ничуть не испугался, а наоборот, ему страшно захотелось попасть в этот сад. На ели, приютившей его на ночь, было темно и холодно, в саду же – светло и тепло. И мальчику показалось даже, будто и плоды, и розы сверкают, оза