В поисках корма
Воскресенье, 1 мая
Проснувшись на другое утро, мальчик тотчас соскользнул со спины гуся и оказался вместо льда в мягком пушистом снегу. Он даже засмеялся от неожиданности. Снег ещё продолжал падать. В воздухе кружились белые хлопья, такие большие, что их можно было принять за крылья замёрзших бабочек. Всё озеро Сильян и его берега были покрыты белоснежным ковром уже в несколько сантиметров толщиной. Дикие гуси, накрытые снежными шапками, были похожи на маленькие сугробы.
Время от времени Акка, Юкси и Какси тоже просыпались, но, убедившись, что снегопад продолжается, снова поспешно прятали голову под крыло. Они, видно, считали, что в такую погоду лучше всего спать. И мальчик, последовав их примеру, снова залез под крыло Мортена. Проснулся он от звона церковных колоколов в Ретвике, возвещавших о начале богослужения. Снегопад кончился, но с севера дул резкий ветер, а на озере стоял жгучий мороз. Мальчик был голоден и очень обрадовался, когда дикие гуси наконец стряхнули с себя снег и полетели на берег разыскивать корм.
В тот день в ретвикской церкви готовились к первому причастию детей. Дети пришли загодя и чинно беседовали, сбившись в небольшие стайки на церковном холме. Ради этого дня они нарядились в новые праздничные одежды своего края, такие яркие и пёстрые, что их было видно издалека.
– Милая матушка Акка, лети медленней! – закричал мальчик, когда они приблизились к церкви. – Я хочу поглядеть на детей!
Это желание показалось гусыне-предводительнице вполне резонным, она спустилась как можно ниже и три раза облетела вокруг церкви. Трудно сказать, как выглядели дети вблизи, но сверху Нильсу показалось, что он никогда не видел таких красивых мальчиков и девочек.
«Пожалуй, и в королевском замке, среди принцев и принцесс, не найти детей красивее этих!» – сказал он самому себе.
Снегу в этот день выпало немало. Все поля в Ретвике оказались заснеженными, и Акка никак не могла найти местечка, куда можно было бы приземлиться. Тогда она, недолго думая, полетела на юг, в Лександ. А там весной, как всегда, юноши и девушки уходили на поиски работы; в приходе оставались почти одни старики. Вот и сейчас дикие гуси увидели, как длинная вереница дряхлых старушек тянулась в церковь. Они медленно шли по белой, покрытой снегом земле, меж белоствольных берёз, сами все в белом: в белоснежных дублёных полушубках, в белых кожаных юбках, в жёлто-чёрно-белых полосатых передниках и в белых остроконечных чепцах, плотно сидевших на их седых головах.
– Милая матушка Акка, лети медленней! – попросил мальчик. – Я хочу поглядеть на старушек!
И это его желание показалось гусыне-предводительнице вполне резонным, она спустилась как можно ниже и три раза пролетела взад-вперёд над берёзовой аллеей. Трудно сказать, как выглядели старушки вблизи, но сверху мальчику показалось, что он никогда не видел таких мудрых и достойных старых женщин.
«Эти старушки так величественны, словно сыновья их – короли, а дочери – королевы!» – сказал он самому себе.
Но и в Лександе было не лучше, чем в Ретвике. Повсюду толстым покровом лежал снег, и Акка не видела иного выхода, кроме как лететь на юг, до Гагнефа.
В Гагнефе в тот день перед службой было погребение. Похоронная процессия поздно прибыла в церковь, и похороны немного задержались. Когда прилетели дикие гуси, не все прихожане успели войти в церковь и многие женщины ещё расхаживали по кладбищу, останавливаясь у могил своих близких. Женщины были одеты в кофты с зелёным лифом и красными рукавами, на головах у них были цветастые платки с пёстрой бахромой.
– Милая матушка Акка, лети медленней! – попросил мальчик. – Я хочу поглядеть на крестьянок!
И это желание показалось гусыне-предводительнице вполне резонным, она спустилась как можно ниже и три раза пролетела взад-вперёд над кладбищем. Трудно сказать, как выглядели крестьянки вблизи, но сверху Нильсу показалось, что среди деревьев мелькают не фигуры женщин, а какие-то прекрасные цветы.
«Они словно выросли в королевском саду», – подумал он.
Но и в Гагнефе были сплошь заснеженные поля; диким гусям не оставалось ничего другого, как продолжить путь на юг, во Флуду.
Во Флуде в тот день после службы предстояло венчание. В церкви ещё было полно народу, и свадебный поезд дожидался на церковном холме. Жених расхаживал в длинном синем сюртуке, штанах до колен и красной шапочке. Невеста, в богатом наряде, украшенном драгоценностями, цветами и пёстрыми лентами, с блестящей короной на распущенных волосах, казалась просто ослепительной, глазам было больно смотреть на неё. Лифы и подолы юбок у невестиных подружек были расшиты розами и тюльпанами. Родители жениха и невесты, соседи и другие гости – все были в нарядных далекарлийских одеждах.
– Милая матушка Акка, лети медленнее! – попросил мальчик. – Я хочу поглядеть на молодых.
И гусыня-предводительница спустилась как можно ниже и три раза пролетела туда и обратно над церковным холмом. Трудно сказать, как выглядели молодые вблизи, но сверху Нильсу показалось, что такой красавицы-невесты, такого гордого жениха и таких нарядных гостей нигде больше не найти.
«Вряд ли король и королева, живущие в замке, красивее этих людей», – подумал он.
Во Флуде дикие гуси нашли наконец голые, свободные от снега поля, и лететь дальше в поисках корма им не понадобилось.
XXXIIIНаводнение
1–4 мая
Уже много дней подряд к северу от озера Меларен бушевала страшная непогода. Небо было сплошь затянуто серыми тучами: свистел ветер, хлестал дождь. Люди и животные понимали, что за приход весны тоже надо расплачиваться, но всё же непогода сильно им докучала.
Однажды дождь лил не переставая целый день, и снежные сугробы в еловых лесах начали всерьёз таять. Потекли весенние ручьи. Лужи в усадьбах, стоячие воды в канавах, вода на топких лугах и в болотах – всё пришло в движение, пытаясь пробиться к ручьям, чтобы те захватили их с собой в море.
Ручьи спешили как можно скорее добежать до рек, которые впадают в озеро Меларен, а реки изо всех сил стремились к озеру, желая напоить его своими водами. Но вот все мелкие озёра в Упланде и Бергслагене в один и тот же день сбросили с себя ледяной покров; зато вытекавшие из них реки наполнились ледяными глыбами и чуть не вышли из берегов. Многоводные и шумные, они все неслись в озеро Меларен, и вскоре оно приняло в себя столько воды, что больше уже не могло вместить. Бурным потоком устремились его воды к своему стоку, но фарватер протока Норстрём такой узкий, что воды замедлили свой бег. Вдобавок сильный восточный ветер гнал к берегу высокие морские волны, и они преградили путь пресным водам, которые проток Стрёммен в заливе Сальтшён желал влить в Балтийское море. Но поскольку реки непрерывно приносили в озеро Меларен всё новые и новые воды, а проток Норстрём не успевал их уносить, большому озеру ничего не оставалось, как только выйти из берегов.
Оно поднималось медленно-медленно, словно опасаясь нанести урон прекрасным своим берегам. Но так как они почти всюду низки и пологи, понадобилось совсем немного времени, чтобы вода на много метров окрест затопила сушу. А большего и не требовалось – по всей округе начался величайший переполох.
Есть в озере Меларен нечто своеобычное. Состоит оно из одних лишь узких заливов, бухт и проливов. Нигде не расстилает оно широкие, бичуемые штормами просторы вод. Нигде не найдёшь здесь голых, пустынных, открытых всем ветрам берегов. На озере множество уютных, поросших деревьями островков, скалистых шхер, мысов и заливов, как будто созданных для увеселительных поездок, прогулок под парусами и рыбной ловли. А живописные берега озера словно предназначены для всех этих великолепных дворцов, летних вилл, помещичьих усадеб и всяких увеселительных заведений.
Обычно ласковое и дружелюбное, озеро Меларен иной раз по весне изменяет своему мирному нраву, сбрасывает улыбчивую маску и приносит людям немало бед.
Вот и этой весной, судя по всему, оно собиралось устроить настоящее наводнение. И люди стали поспешно конопатить и смолить плоты и плоскодонки, стоявшие зимой на приколе, переносить на берег мостки для стирки и полоскания белья. Всюду укрепляли, насколько можно, мосты и виадуки. Путевые обходчики, которые служили на железной дороге, идущей вдоль побережья, непрерывно осматривали железнодорожную насыпь и не смели сомкнуть глаз ни днём ни ночью.
Крестьяне, хранившие сено или сухую листву в сараях на низких скалистых островках, спешили переправить этот корм на берег. Рыбаки вытаскивали вентеря и сети, чтобы их не смыло половодьем. У паромных переправ скапливались толпы путников. Все, кому надо было попасть домой или, наоборот, уехать из дому, торопились поскорее перебраться на другой берег, пока не поздно.
Но самая большая спешка царила в окрестностях Стокгольма, где по берегам тянутся бесконечные дачные посёлки. Правда, большинство вилл стоит довольно высоко на берегу и им не грозит ни малейшая опасность, но при каждой из них есть причал и купальня, а их нужно было перевезти в безопасное место.
Но не только людей беспокоило то, что озеро Меларен начало выходить из берегов. Уток, которые сидели на яйцах в прибрежных кустах, полевых мышей, землероек, обитательниц побережья, – всех охватил страх за своих крошечных, беспомощных детёнышей. Даже гордые лебеди и те тревожились, как бы наводнение не уничтожило их гнёзда и яйца.
И было отчего страшиться и опасаться – с каждым часом вода в озере всё прибывала и прибывала. Ивы и ольхи на прибрежных отмелях уже погрузились в воду, затопило сады и огороды и размыло грядки с уже зеленевшими пряными травами. Полям ржи, на которые проникла вода, она тоже нанесла немалый урон.
Озеро продолжало подниматься уже много дней подряд. Низкие пойменные луга вокруг замка Грипсхольм скрылись под водой, и громадный замок оказался отделённым от суши не узким рвом, как обычно, а широким проливом. По набережной в Стренгнесе – этому излюбленному месту прогулок горожан – мчался бурлящий поток, а жители Вестероса готовили лодки, чтобы передвигаться по улицам.
Лежбище лосей, перезимовавших на скалистом островке посреди озера Меларен, оказалось под водой, и им пришлось вплавь добираться до берега. По воде плыло бессчётное множество пивных бочек и ушатов, брёвен и досок и даже целый склад дров. И повсюду спасательные лодки с людьми, готовыми прийти на помощь…
В один из этих тяжких дней в берёзовой роще к северу от озера Меларен появился Смирре-лис. Как всегда, он был занят одной мыслью – как бы отыскать диких гусей с Малышом-Коротышом. Он давно уже потерял их след и совсем было пал духом. И вот сегодня, когда он увидел на берёзовой ветке почтовую голубку Агарь, у него появилась надежда.
– Как хорошо, Агарь, что я встретил тебя, – обрадовался Смирре. – Может, ты скажешь мне, где сейчас Акка с Кебнекайсе и её стая?
– Может, я и знаю, где они, – ответила Агарь, – но тебе не скажу!
– Твоё дело! Я ведь только хотел передать им привет и весточку от меня, – сказал Смирре. – Ты, верно, знаешь, как худо нынче на озере Меларен. Там – большое наводнение, и лебеди – а их в бухте Йельставикен не счесть – скоро лишатся своих гнёзд и потомства. Но Дагаклар-Яснодень – лебединый король слыхал про малыша, который летает с гусиной стаей и помогает птицам в беде. Вот король и послал меня спросить Акку, не пожелает ли она прилететь в Йельставикен вместе с Малышом-Коротышом?
– Привет и просьбу я передам, – ответила Агарь. – Не пойму только, как такой кроха может помочь лебедям?
– Я и сам не пойму, – вздохнул Смирре. – Однако он может перенести на берег всё, что угодно.
– Чудно́ и то, что лебединый король Яснодень передаёт диким гусям привет и вести через лиса, – удивилась Агарь.
– Ты права, мы с гусями и впрямь враги, – кротко произнёс Смирре. – Но когда великая беда на пороге, надо помогать друг дружке. Впрочем, не говори Акке, что получила весть через лиса. Она ведь такая недоверчивая и подозрительная!
Лебеди в бухте йельставикен
Самое надёжное прибежище для водоплавающей птицы на всём озере Меларен – это бухта Йельставикен в глубине залива Экольсундсвикен. А залив этот, в свою очередь, ответвляется от другого залива, Норра-Бьёркёфьерден, одного из самых больших и длинных заливов, которым озеро Меларен вдаётся на востоке в сушу провинции Упланд.
Бухта Йельставикен – мелководна, с отлогими берегами и такими же густыми зарослями тростника, как на озере Токерн. Хотя бухту и не сравнить по величине с этим прославленным птичьим озером, всё же и здесь птицы находили великолепный приют, потому что уже много-много лет назад бухта Йельставикен стала заповедной. Она давно была пристанищем многочисленного лебединого племени, и нынешний владелец расположенной неподалёку усадьбы Экольсунд, где в старину живали короли, запретил охоту в заливе, чтобы не спугивать лебедей и не очень их беспокоить.
Лишь только Акка получила весть о том, что лебединый народ нуждается в её помощи, она поспешила в Йельставикен. Прилетев туда вместе со стаей вечером, она тотчас увидела, сколько бед причинило в бухте наводнение. Порывистый ветер сорвал с мест большие лебединые гнёзда и разогнал их по заливу. Одни гнёзда уже совсем разрушились, другие опрокинулись, яйца же из них вывалились и блестели на дне бухты.
Сами лебеди собрались станицей у восточного берега, который был лучше всего защищён от ветра. Хотя они сильно пострадали от наводнения, гордые птицы старались не выказывать своего горя.
– Не надо отчаиваться, – повторяли они. – В бухте хватит тростника и стеблей водяных растений. Мы скоро соорудим себе новые гнёзда.
Никому из них и в голову не приходило звать на помощь чужаков, и они даже не подозревали, что Смирре-лис послал за дикими гусями.
Лебедей в бухте было видимо-невидимо – много сотен, не меньше, – и располагались они в строгом порядке, по возрасту, чинам и званиям: молодые и неопытные – с края, старые и мудрые – чуть подальше, ближе к середине круга. В самой же середине бухты разместились Дагаклар-Яснодень – лебединый король и Снёфрид-Снегомира – лебединая королева, самые старшие в стае. Бо́льшая часть лебединого племени была их потомками.
Яснодень и Снегомира могли бы немало порассказать о тех днях, когда лебеди их рода были домашними птицами, обитавшими во рвах и прудах замков Швеции. Но одна лебединая чета вырвалась как-то из плена и поселилась в бухте Йельставикен; от этой-то четы и пошли все лебеди, которые гнездились здесь. Нынче дикие лебединые племена можно было встретить и во многих других бухтах и заливах озера Меларен, и даже в озёрах Токерн и Хурнборгашён в Вестеръётланде. И все эти новопоселенцы прибыли из бухты Йельставикен, так что лебеди, населявшие бухту, очень гордились тем, что род их столь приумножился и расселился по разным озёрам.
Дикие гуси опустились на воду у западного берега, но Акка, не желая терять ни минуты, тотчас направилась со стаей к противоположному берегу, к лебедям. По правде сказать, гусыня была крайне удивлена тем, что лебеди послали за ней. Она сочла это за великую честь и готова была сделать для лебедей всё, что только в её силах.
Подплывая к лебедям, Акка на мгновение остановилась, чтобы поглядеть, ровно ли держат строй её гуси, соблюдают ли должные промежутки между собой.
– Держитесь прямее! – напомнила она. – Не глазейте на лебедей так, будто вы никогда в своей жизни не видели ничего красивого. И не обращайте внимания на их слова, что бы они ни говорили!
Не впервые наведывалась Акка к старой королевской чете, и лебеди всегда выказывали ей уважение, подобавшее такой бывалой, много путешествовавшей и почтенной птице, как Акка. Но ей было не очень-то по душе плыть среди всех этих лебедей, которые окружали короля и королеву. Рядом с лебедями Акка всегда чувствовала себя такой маленькой, серой и невзрачной, а тут ещё кто-нибудь из них непременно начинал отпускать колкости по поводу всякого там серенького нищего люда. И тогда разумнее всего было делать вид, будто ничего не слышишь.
На сей раз всё шло на удивление хорошо. Лебеди молчаливо расступались, и дикие гуси словно плыли по улице, окаймлённой большими белоснежными птицами. До чего же они были красивы, когда надували крылья, точно паруса, желая покрасоваться перед чужаками! Против обыкновения, они не сказали о гусях ни единого колкого слова, и Акка была крайне удивлена.
«Яснодень, видно, узнал про их дерзости и велел им держаться учтиво», – подумала гусыня-предводительница.
Но вот лебеди, изо всех сил пытавшиеся соблюсти приличия, увидели белого гусака, замыкавшего вереницу диких гусей. В один миг учтивости их как не бывало. Поднялся страшный шум, раздались удивлённые и злые возгласы.
– Это ещё что такое? – воскликнул один из лебедей. – Никак дикие гуси обзавелись белыми перьями?
– Уж не воображают ли они, будто белые перья помогут им стать лебедями?! – раздались со всех сторон крики.
Лебеди вопили звонкими, сильными голосами, перебивая друг друга. Им невозможно было объяснить, что перед ними – обыкновенный домашний гусак, который пристал к стае диких гусей.
– Верно, это сам гусиный король плывёт! – презрительно шипели они.
– Нет, какая наглость!
– Это не гусь! Это всего-навсего домашняя утка!
Большой белый гусак, помня наказ Акки – не отвечать, что бы лебеди ни говорили, старался делать вид, будто ничего не слышит. Стиснув клюв, он изо всех сил работал лапами. Но всё напрасно! Лебеди становились всё более и более дерзкими.
– А это ещё что за лягушонок у него на спине? – спросил один из лебедей.
– Они, верно, думают, мы не видим, что это лягушонок, хоть он и одет как человек.
Даже лебеди из дальних рядов, только что чинно лежавшие на воде, устремились на эти крики, тесня друг друга. Началась беспорядочная толчея и давка. Каждый старался пробиться вперёд, чтобы взглянуть на дикого белого гусака.
– Ишь какой – примазывается к лебедям! Постыдился бы!
– Да он такой же серый, как и остальные! Просто он окунулся в ларь с мукой на крестьянском дворе!
Акка уже подплыла к лебединому королю и только собралась спросить, что за помощь ему нужна от неё, как вдруг Яснодень заметил волнение среди своего народа.
– Это ещё что такое? Разве я не велел им быть учтивыми с гостями? – с недовольным видом спросил он.
Снегомира – лебединая королева поплыла наводить порядок среди подданных, а Яснодень снова повернулся к Акке. Но Снегомира тотчас же вернулась, необычайно взволнованная.
– Почему ты не заставишь их замолчать? – крикнул лебединый король.
– Там – дикий белый гусь! – отвечала Снегомира. – Какой позор! Стыдно смотреть на него! Неудивительно, что лебеди злятся.
– Дикий белый гусь? – переспросил Яснодень. – Чепуха! Быть того не может! Ты, верно, ошиблась.
Давка вокруг Мортена всё усиливалась. Акка и другие дикие гуси пытались подплыть к нему, но их толкали то туда, то сюда, и они никак не могли пробиться к гусаку.
Тогда старый лебединый король, самый сильный из всех, быстро поплыл вперёд и, расшвыряв лебедей в разные стороны, проложил себе дорогу. Увидев и в самом деле белого гусака, он разгневался не меньше других. Шипя от злости, он ринулся прямо на Мортена и выдрал у него несколько перьев.
– Ишь как вырядился! Я отучу тебя, дикий гусь, являться к лебедям в таком виде! – крикнул он.
– Лети, Мортен-гусак, лети прочь, лети прочь! – воскликнула Акка; она поняла, что лебеди выдернут все перья у белого гусака.
– Лети прочь, лети прочь! – кричал и Малыш-Коротыш.
Но лебеди так зажали гусака между собой, что он не мог взмахнуть крыльями. Со всех сторон к нему тянулись крепкие лебединые клювы, грозившие общипать его до последнего пёрышка.
Мортен-гусак защищался что было сил. И даже давал сдачи. Дикие гуси тоже ввязались в драку. Кончилось бы всё это печально, если бы совершенно неожиданно не подоспела помощь.
Маленькая птичка, горихвостка, заметила, что диким гусям приходится туго, что лебеди их одолевают. И она издала пронзительный призывный клич. Так кричат мелкие пташки, когда нужно прогнать ястреба или сокола. Не успела она крикнуть и три раза, как быстрокрылые пичужки со всей округи мигом слетелись в огромный шумный рой и поспешили к бухте Йельставикен.
Эти крохотные, слабосильные пташки тучей кинулись на лебедей. Они оглушали их своими пронзительными голосами, непрестанно порхали у них перед глазами, так быстро трепеща крыльями, что у лебедей кружилась голова; но больше всего они выводили их из себя своими криками:
– Позор, позор вам, лебеди! Позор, позор вам, лебеди!
Нападение пташек длилось всего несколько мгновений, но когда их рой рассеялся и лебеди опомнились, они увидели, что дикие гуси уже в воздухе и летят на другой берег бухты.
Новый цепной пёс
Одно по крайней мере было хорошо: преследовать диких гусей высокомерные лебеди сочли недостойным, и гуси смогли спокойно устроиться на ночлег в зарослях тростника.
Что же до Нильса Хольгерссона, то он, страшно проголодавшийся, не мог заснуть.
«Надо пробраться в какой-нибудь дом и немного поесть!» – решил он.
Найти судёнышко, когда столько всего плавало по озеру, для такого малыша, как Нильс Хольгерссон, не составляло ни малейшего труда. Недолго думая, он прыгнул на обломок доски, качавшийся среди тростника, выловил из воды небольшую палку и с её помощью, отталкиваясь, поплыл к берегу.
Только он причалил, как рядом раздался какой-то плеск. Мальчик притаился. Оглядевшись, он увидел всего в нескольких метрах от себя лебедь, которая спала в своём большом гнезде. И ещё он увидел Смирре-лиса, который, ступив в воду, крался к лебединому гнезду.
– Эй! Эй! Эй! Вставай! Вставай! – закричал мальчик, шлёпнув по воде палкой.
Лебедь поднялась на ноги, но не очень проворно. Лис успел бы на неё наброситься, если бы захотел. Но Смирре, увидев мальчика, предпочёл погнаться за ним.
Малыш-Коротыш кинулся на берег. Перед ним расстилались одни лишь обширные, ровные луга. Нигде ни деревца, на которое он мог бы забраться, ни норки, куда бы он мог спрятаться. Оставалось одно – бежать со всех ног. Мальчик был хорошим бегуном, но, разумеется, не мог состязаться в быстроте и ловкости с лисом, когда тот ничем не обременён. Ведь на сей раз Смирре не тащил в зубах гусыню…
Неподалёку от озера светились окошки нескольких торпарских лачуг. Мальчик не раздумывая помчался в ту сторону, но тут же понял: пока он добежит до тех домишек, Смирре не единожды успеет его догнать.
Один раз лис чуть было не настиг его, но мальчик так стремительно метнулся в сторону, что Смирре промчался мимо. Нильс даже выиграл немного времени. Но вскоре лис опять стал нагонять его, и тогда мальчик бросился навстречу двум деревенским паренькам, которые, на его счастье, появились поблизости. Они весь день и вечер провели на озере, вылавливая плывущую по воде домашнюю утварь, и теперь возвращались домой.
Пареньки так устали, им так хотелось спать, что они не заметили в сумерках ни лиса, ни мальчика. Нильс, ни слова не говоря и не прося помощи, засеменил рядом с ними. «Уж подойти-то к людям Смирре не посмеет», – решил он.
Но вскоре мальчик услыхал, что лис, мягко ступая, крадётся за ними. Наверное, он рассчитывал, что пареньки примут его за собаку, и осмелился подойти так близко.
– Смотри, какой-то пёс увязался за нами, – сказал один из пареньков. – Уж не хочет ли он нас укусить?
Другой, остановившись, оглянулся.
– Пошёл прочь! Чего тебе надо? – крикнул он и пнул лиса ногой так, что тот перелетел через дорогу.
Лис поотстал, но продолжал следовать за людьми, благоразумно держась в нескольких шагах от них.
Пареньки вскоре подошли к торпу и свернули к одной из лачуг. Мальчик – за ними, собираясь войти вместе с пареньками в дом. Но когда навстречу хозяевам из конуры кинулся, гремя цепью, огромный, великолепный длинношёрстный пёс, мальчик вдруг изменил своё намерение и остался во дворе.
– Слышь-ка, пёс, а пёс! – тихонько позвал он, лишь только пареньки затворили за собой дверь. – Не поможешь ли поймать нынче ночью лиса?
Пёс уже плохо видел, а от долгой жизни на цепи стал раздражительным и злым.
– Поймать лиса?! Да ты кто такой, чтоб издеваться надо мной? – пролаял он в сердцах. – Попробуй подойти поближе, узнаешь, как шутки шутить!
– Поверь, я нисколечко не боюсь подойти к тебе поближе! – засмеялся мальчик, подбегая к нему.
Пёс, увидев его, от изумления не мог вымолвить ни слова.
– Это меня прозвали Малыш-Коротыш, это я путешествую по свету с дикими гусями, – представился Нильс. – Может, ты слыхал про меня?
– Воробьи не раз чирикали мне про тебя, – неохотно признался пёс. – Выходит, это ты совершил столько великих подвигов? Для такого щенка неплохо.
– До сих пор мне почти всё время везло, – скромно сказал мальчик, – но теперь, если ты не поможешь, мне конец. За мной охотится лис. Он караулит за углом.
– Ну, оттуда мне и не учуять этого разбойника. Но ничего, скоро мы от него избавимся!
И пёс рванулся вперёд, насколько позволила ему цепь, и залился нескончаемым лаем.
– Да вряд ли нынче ночью он снова сюда пожалует, – проворчал он.
– Одного лая маловато, этим Смирре-лиса не запугаешь, – вздохнул мальчик. – Скоро он явится опять, и было бы хорошо, если бы ты захватил его в плен.
– Ты что, опять со мной шутки шутить? – зарычал пёс.
– Я скажу тебе, что нужно делать, – понизил голос мальчик. – Только давай заберёмся в конуру, чтобы лис нас не подслушал.
Они залезли в конуру и долго там шептались.
Немного погодя лис высунул нос из-за угла и, убедившись, что всё кругом спокойно, тихонько вошёл во двор и принюхался. Учуяв, что мальчик прячется в собачьей конуре, он уселся на почтительном расстоянии – поразмыслить, как бы выманить его оттуда. Вдруг цепной пёс высунул голову из конуры и прорычал:
– Пошёл прочь, не то выскочу и поймаю тебя!
– Буду сидеть сколько вздумается! – дерзко ответил лис.
– Убирайся, покуда цел, – ещё раз грозно предупредил пёс. – А не то после этой ночи охотиться тебе больше не придётся!
Но лис только ухмыльнулся и, не двинувшись с места, бросил презрительно:
– Цепь у тебя коротка!
– Ну что ж, я тебя предупреждал дважды, – пролаял пёс, выходя из конуры. – Теперь – пеняй на себя!
В тот же миг он одним прыжком подскочил к лису – ведь мальчик отстегнул его ошейник вместе с цепью. Пёс с лисом схватились не на жизнь, а на смерть, но длился этот бой недолго. Через несколько секунд лис уже лежал на земле, прижатый так, что не мог вздохнуть.
– А теперь – смирно! Не то разорву тебя на куски! – рявкнул пёс и за шкирку потащил лиса к своей конуре. Тут подоспел и мальчик с цепью и ошейником. Дважды обернув ошейник вокруг лисьей шеи, он щёлкнул замком и проверил, надёжен ли он. Всё это время лис, обезумевший от страха, лежал смирно, не смея шевельнуться.
– Ну, Смирре-лис, надеюсь, из тебя выйдет добрый цепной пёс! – пошутил мальчик, когда всё было кончено.