Вестерботтен и Лапландия
Пятеро разведчиков
Однажды в Скансене мальчик сидел на крыльце Больнеской пастушьей хижины и слушал, как Клемент Ларссон и старик-лапландец говорят о Норланде. Оба были согласны с тем, что это лучший край в Швеции. Но Клементу Ларссону больше были по душе места к югу от реки Онгерманэльвен, а старик-лапландец утверждал, будто самые чудесные края те, что лежат к северу от этой реки.
Толковали они между собой, толковали, а потом вдруг оказалось, что на самом-то деле Клемент нигде севернее Хернёсанда и не бывал! Тут старик-лапландец стал его высмеивать и пенять: зачем-де Клемент так твёрдо и уверенно говорит о землях, которых никогда в жизни не видывал!
– Расскажу-ка я тебе сказку, Клемент, чтоб ты знал, каковы на самом деле Вестерботтен и Лапландия, какова великая Страна Саамов, где тебе бывать не доводилось, – медленно произнёс он.
– Никто не может сказать, что я не захотел слушать сказку! Точно так же, как никто не может сказать, что ты не захотел выпить чашку кофе! – ответил Клемент, и старик-лапландец начал свою историю:
– Случилось однажды, Клемент, что птицы, жившие внизу, в Швеции, к югу от великой Страны Саамов, стали сетовать, будто тесно им живётся. Вот и решили они переселиться на север.
Собрались они на совет и давай судить да рядить. Молодые и горячие, те хотели тотчас пуститься в путь. А старые и мудрые птицы пели своё: надо сначала выслать разведчиков да разузнать, какова чужеземная сторона.
– Пусть каждое из пяти великих птичьих племён вышлет своего разведчика, – сказали мудрейшие птицы. – Надо же нам знать, найдём ли мы на севере корм, гнездовья да убежища?
Пятеро самых надёжных и умных птиц были тотчас посланы от пяти великих птичьих племён. Лесные птицы выбрали глухаря, полевые – жаворонка, морские – сизую чайку, водяные – нырка, а горные – полярного вьюрка.
Перед тем как пуститься в путь, глухарь – самый крупный из пятерых и самый почтенный – сказал:
– Впереди – огромные просторы. Если мы отправимся в путь вместе, немало времени потребуется, пока мы облетим весь край, который должны разведать. А если мы полетим врозь и оглядим всяк своё, дело сладится за несколько дней.
Остальные четверо решили, что это мудрый совет и надо ему последовать. Сошлись все на том, что глухарь осмотрит самую сердцевину края, жаворонок отправится чуть восточнее, а сизая чайка полетит ещё дальше на восток, туда, где суша встречается с морем. Нырок вызвался полететь чуть-чуть западнее, чем глухарь, а полярный вьюрок должен был проделать самый дальний путь на запад, вдоль границы Страны Саамов.
Вот так-то и полетели все пятеро птиц на север, до самых пограничных пределов края.
А вернувшись назад, поведали они птицам, которые собрались на сход, обо всём, что видели да слышали.
Сизая чайка, летавшая над взморьем, держала речь первой.
– Добрые края на севере, – молвила она. – Ничего, кроме длинного ряда шхер, там нет. Да ещё полным-полно всяких проливов – рыба там так и кишит, а поросших лесом мысов да островов просто не счесть. Многие из них не заселены, и гнездовий для морских птиц там предостаточно. Правда, в проливе порой рыбачат и плавают на судах люди, но это бывает так редко, что не может помешать нам, птицам. Если племя морских птиц желает последовать моему совету, пусть тотчас же летит на север!
После сизой чайки говорил жаворонок, разведывавший весь край вдоль побережья:
– Не знаю, какие такие острова и мысы видела сизая чайка. Я летал лишь над обширными полями да прекраснейшими цветущими лугами. Никогда прежде не доводилось мне видеть земель, так изрезанных большими реками, широкими и могучими! До чего было радостно смотреть, как спокойно катят они свои воды по гладкой равнине! На берегах рек стоят усадьбы, одна от другой близко-преблизко, словно дома на городской улице, а в устьях рек поднимаются города. Но вообще-то, край там очень пустынный. Если племя полевых птиц желает послушаться моего совета, пусть тотчас же летит на север!
Вслед за жаворонком речь повёл глухарь, летавший над самой сердцевиной края.
– Не знаю, какие такие луга и шхеры видели жаворонок да сизая чайка, – молвил он. – Что до меня, то, кроме сосняка и ельника, я ничего на своём пути не встречал. Есть там, правда, немало бурных стремительных рек да топких болот. Всё же прочие земли, что не покрыты реками и болотами, поросли хвойными лесами. Не встречал я там ни пашен и полей, ни людского жилья. Если племя лесных птиц желает послушаться моего совета, пусть тотчас же летит на север!
Вслед за глухарём речь повёл нырок, разведывавший земли, лежавшие за лесными угодьями.
– Не знаю, где только у жаворонка и у сизой чайки глаза были и какие такие леса видел глухарь, – молвил он. – Только вряд ли то, что есть наверху, на севере, можно назвать сушей. Там повсюду сплошь большие озёра. Да, да! В прекрасных зелёных берегах лежат тёмно-синие горные озёра, из которых изливаются быстрые реки с шумными водопадами. Я видел церкви и большие селения лишь на берегах нескольких озёр, а все прочие озёра – спокойны и безлюдны. Если племя водяных птиц желает послушаться моего совета, пусть тотчас же летит на север!
Последним говорил полярный вьюрок, летавший вдоль границы:
– Не знаю, какие там озёра видел нырок и в каких таких краях летали глухарь и жаворонок да сизая чайка. Я отыскал наверху, на севере, большую горную страну. Мне не встретились там ни равнины, ни могучие хвойные боры, а только горные вершины – одна за другой, только плоскогорья – одно за другим. Есть там ледники, и снега, и горные ручьи, в которых текут молочно-белые воды. Ни пашен, ни лугов мои глаза так и не увидели, ничего, кроме земель, поросших ивняком, карликовой берёзой да оленьим мхом, ягелем. Ни крестьян, ни усадеб, ни домашних животных я там не нашёл, а одних только лапландцев, их чумы да оленей. Если племя горных птиц желает послушаться моего совета, пусть тотчас же летит на север!
Высказав всяк своё, пятеро разведчиков начали обзывать друг друга врунами и уже готовы были налететь один на другого и затеять драку, чтобы доказать правоту своих слов. Но старые и мудрые птицы, которые определили их в разведчики, с радостью выслушав все речи, остановили забияк.
– Не гневайтесь друг на друга, – сказали они. – Мы поняли из ваших слов, что наверху, на севере, есть и большие плоскогорья, и обширные озёрные края, и огромные лесные угодья, и широкие равнины, и много-много шхер. Это куда больше, чем мы ожидали. Не всякая даже большая страна может похвалиться такими богатыми владениями.
Северный край пускается в странствие
Суббота, 18 июня
Мальчик вспомнил сказку старика-лапландца о пяти разведчиках, так как теперь ему самому довелось путешествовать над теми местами, о которых говорил лапландец. Орёл сказал Нильсу, что ровная полоса побережья, простиравшаяся под ними, – Вестерботтен, а синеватые горные гряды далеко на западе – уже Лапландия.
После страха, пережитого во время лесного пожара, было просто счастьем надёжно и уверенно восседать на спине Горго. Да и путешествие их само по себе было прекрасным. Утром ветер дул с севера, потом он переменился, стал попутным, а вскоре, казалось, вовсе стих, и они не ощущали ни малейшего дуновения. Орёл летел необычайно спокойно, и порой мальчику чудилось, будто они неподвижно замерли в воздухе и орёл всё машет да машет крыльями на одном месте.
Зато под ними всё точно пришло в движение. Земля и всё, что на ней было, медленно плыли на юг. Леса, дома, луга, изгороди, реки, города, шхеры, острова, лесопильные заводы – всё и вся пустилось в странствие. Нильс только диву давался, куда это они направляются? Неужто земле и всему, что было на ней, наскучило жить на дальнем севере и они решили переселиться ныне вниз, на юг?
Среди всеобщего движения Нильс увидел лишь один-единственный неподвижный предмет. То был поезд железной дороги. Он стоял прямо под ними и точно так же, как Горго-орёл, не мог сдвинуться с места. Паровоз дымил и извергал искры, даже мальчику в вышине было слышно, как стучат о рельсы колёса, а между тем сам поезд стоял неподвижно. Мимо него проплывали леса, проносились будки железнодорожных сторожей, шлагбаумы и телеграфные столбы, а поезд по-прежнему оставался недвижим. Широкая река с длинным мостом попалась ему навстречу, но и река и мост через неё без малейшего труда проскользнули под поездом. Под конец к нему примчалась и сама железнодорожная станция. Начальник станции, стоя на перроне с красным флажком в руке, тихо плыл навстречу поезду. Когда же начальник взмахнул своим красным флажком, паровоз, выплюнув ещё более чёрные клубы дыма, чем раньше, боязливо засвистел, словно жалуясь, что стоит на месте. Но в тот же миг он вдруг зашевелился, и точно так же, как раньше железнодорожная станция и всё прочее, сам плавно покатился на юг. Мальчик увидел, как распахнулись двери вагонов и из поезда высыпали пассажиры. При этом всё – и поезд, и пассажиры – продолжали двигаться на юг.
Тут мальчик оторвал взгляд от земли и стал смотреть прямо перед собой. Оттого, что он так долго не спускал глаз с этого удивительного поезда, в голове у него словно помутилось.
Мальчик стал рассматривать маленькие белые облачка, но через час это ему наскучило и он снова обратил взгляд вниз. И ему опять показалось, что они с орлом неподвижно застыли в воздухе, а всё остальное катится на юг. Сидя на орлиной спине, он мог развлекаться лишь тем, что ему приходило в голову. Он представил себе: что, если бы весь Вестерботтен вдруг и в самом деле пришёл в движение и помчался на юг?! Вот было бы забавно! Что, если поле, которое как раз промелькнуло под ним и которое наверняка недавно засеяно – на нём не видно было ни единой зелёной травинки, – поедет вниз, прямо к равнине Седерслеттен, в Сконе?! А там в эту пору уже вовсю колосится рожь!
Между тем еловые леса под ними сильно изменились, стали редкими – деревья с короткими ветвями и почти чёрной хвоей далеко отстояли друг от друга. Некоторые ели с голыми верхушками казались совсем хворыми. На земле под ними валялись старые еловые стволы, на которые никто и внимания не обращал. А что, если этот лес заедет так далеко на юг, что увидит Кольморден?! Каким жалким покажется тогда он самому себе!
Ну а сад, который мальчик увидел прямо под собой? Там росли прекрасные деревья, но фруктовых среди них не было. Не было там ни благородных лип, ни каштанов, а одни лишь рябина да берёза. В саду росли пышные кусты, но среди них не было ни жёлтой акации, ни чёрной бузины, а одни лишь черёмуха да сирень. Там виднелись и грядки с пряными растениями, но какие-то неухоженные. Что, если это жалкое подобие сада докатится до помещичьих садов на юге Сёрмланда?! Тогда, верно, этот клочок земли поймёт, что никакой он не сад, а самая настоящая дикая пустошь!
Или взять этот луг, усеянный таким множеством небольших серых сарайчиков, что чуть ли не половина всей луговой земли занята ими и пропадает зря. Что, если и такой луг держит путь к равнине Эстъётаслеттен? Вот удивятся-то при виде его тамошние крестьяне!
Ну а если весь этот обширный, поросший сосняком песчаный край, который внезапно распростёрся под ними, покатит вниз, на юг, к парку замка Эведсклостер?! Сосны-то здесь не такие прямые и чопорные, как в обычных лесах, а с густыми ветвями и пышными кронами. И растут они живописными островками на красивейшем ковре из седого оленьего мха – ягеля! Так что если весь этот край покатит туда, придётся тут великолепному парку замка Эведсклостер признать, что есть на свете и ему ровня!
Ну а что, если эта деревянная церковь внизу под ними, со стенами, обшитыми деревянной щепой – «чешуёй» и выкрашенными в красный цвет, с пёстро размалёванной колокольней и целым малюсеньким городком из серых амбаров, лавок и кладовых, поравняется с одной из крепких каменных готландских церквей? Верно, у них найдётся что сказать друг другу!
Ну а честь и слава всей здешней округи – могучие, бездонные реки с их великолепными долинами, застроенными усадьбами, с морем сплавных брёвен, лесопильными заводами, городами и устьями рек, забитыми пароходами?! Если только такая река покажется к югу от реки Дальэльвен, все реки и горные речки там спрячутся в землю от стыда!
А если эта невообразимо огромная плодородная равнина, что сейчас так красиво стелется под ними, вдруг прикатит с севера и предстанет пред бедными смоландскими крестьянами?! Да они тотчас бросят свои крохотные клочки пашни на тощих каменистых делянках и примутся возделывать северную равнину.
И ещё одним этот край был много богаче других – светом. Серые журавли, стоя на одной ноге, спали в болотах. Стало быть, уже настала ночь, хотя всё ещё было светло. Солнце не отправилось на юг, как всё остальное. Наоборот, оно так далеко уплыло на север, что лучи его били Нильсу прямо в лицо! И казалось, в ту ночь оно вовсе не собиралось прятаться за край небосвода. Подумать только! А что, если бы этот свет и это солнце засияли над Вестра-Вемменхёгом?! Поди, хусману Хольгеру Нильссону и его жене пришлось бы по душе, если бы они смогли работать целых двадцать четыре часа в сутки!
Сон
Воскресенье, 19 июня
Мальчик поднял голову и огляделся. Сначала он подумал, что не совсем проснулся, – так удивительно было всё вокруг. Выходит, он спал в таком месте, где никогда прежде не бывал. Да, да, никогда прежде не видал он этой долины, не видал и окружавших её плотной стеной гор, и таких жалких, каких-то скрюченных маленьких берёзок, под которыми только что спал! Не узнавал он и круглого озера, раскинувшегося посреди долины!
А где же орёл? Мальчик осмотрелся по сторонам, но орла не было. Неужели Горго бросил его? Ну что ж, если даже так – это тоже приключение!
Мальчик снова улёгся на землю, закрыл глаза и попытался вспомнить, как всё было, когда он засыпал.
Он вспомнил, что в то время, когда он летел над Вестерботтеном, ему казалось, будто он и орёл неподвижно стоят в воздухе на одном и том же месте, а вся земля под ними движется на юг. Но потом орёл повернул на северо-запад. Ветер стал дуть со стороны, и Нильс почувствовал себя как на сквозняке. В тот же миг всё переменилось: земля внизу остановилась и стало заметно, что орёл мчит вперёд как стрела.
– Вот и Лапландия! – воскликнул Горго, и мальчик нагнулся, желая оглядеть край, о котором столько слышал!
Но тут же испытал полное разочарование: ничего, кроме просторных лесных угодий да обширных болот, он так и не увидел. Лес наступал на болото, а болото, в свой черёд, наступало на лес. От такого однообразия мальчика совсем сморил сон, и он чуть не свалился вниз.
Нильс сказал орлу, что он не в силах дольше сидеть у него на спине, что ему надо хотя бы чуточку поспать. Горго тотчас опустился на землю, и мальчик бросился на покрывавший её мох. Но тут орёл, обхватив его когтистой лапой, снова взмыл с ним ввысь.
– Спи себе, Малыш-Коротыш! – крикнул он. – Солнечный свет всё равно не даст мне заснуть; я продолжу путь!
Хотя мальчику неудобно было висеть в когтях орла, он и вправду задремал, и ему приснился сон.
И привиделось Нильсу во сне, будто он идёт по какой-то широкой просёлочной дороге на юге Швеции и шагает с такой быстротой, на какую только способны его крошечные ноги. Но шёл он не один, по дороге двигалась целая толпа путников, и всё в одну и ту же сторону. Рядом с Нильсом шествовали стебли ржи с тяжёлыми колосьями на верхушках, цветущий василёк, полевые ромашки и большущее семейство маргариток. Тут же пыхтела, согнувшись под тяжестью плодов, яблоня; за ней следовали густо усаженные стручками бобовые стебли и целые заросли ягодных кустов. Высокие лиственные деревья – и бук, и дуб, и липа, гордо шумя своими пышными кронами, медленно двигались посреди дороги, никому не желая её уступать. У них под ногами вертелись всякие мелкие растения: кустики земляники, подснежники, незабудки, одуванчики и клевер. Сначала Нильсу показалось, будто по дороге шествуют одни только растения. Однако вскоре он понял, что ошибся. Кого там только не было!
Вокруг поспешно шагающих вперёд растений вились и жужжали насекомые. В канавах вдоль просёлочной дороги плыли рыбы; сидя на ветках странствующих деревьев, пели птицы; ручные и дикие животные торопились обогнать друг друга. В этой толчее шли и люди – одни с лопатами и косами, другие с топорами, третьи с охотничьими ружьями, а четвёртые – с вершами для рыбной ловли.
Шествие двигалось вперёд бодро и радостно. И неудивительно: Нильс увидел, что предводителем шествия было само Солнце! Оно катилось вперёд по дороге, словно огромная светящаяся голова с волосами из многокрасочных лучей и ликом, дышащим весёлостью и добротой.
– Вперёд! – непрерывно восклицало Солнце. – Нечего бояться, раз я с вами! Вперёд! Вперёд!
– Любопытно, куда ведёт нас Солнце? – тихонько спросил самого себя мальчик.
Однако же стебель ржи, шагавший бок о бок с ним, услыхал его вопрос и тотчас ответил:
– Оно ведёт нас на север, в Лапландию, сразиться с великим Окаменителем, чародеем, который заставляет всех цепенеть на месте.
Мальчик вскоре заметил, что многие путники начинают колебаться, замедляют шаг, а под конец и вовсе останавливаются. Он увидел, как застыло на месте огромное буковое дерево, а косуля и стебель пшеницы замерли у обочины. То же случилось и с кустиками ежевики, и с большими жёлтыми купальницами, и с каштановыми деревьями, и с серыми куропатками.
Мальчик оглянулся, желая понять, почему многие остановились? И обнаружил, что они уже не в Южной Швеции. Шествие двигалось очень быстро и оказалось уже в Свеаланде, где-то посредине страны. Вот начал осторожней двигаться вперёд и дуб. Он остановился, немного постоял, потом сделал несколько нерешительных шагов вперёд и внезапно замер на месте.
– Почему же дуб не хочет идти вместе с другими? – спросил мальчик.
– Он боится великого Окаменителя, – ответила юная светлая берёзка, так весело и дерзко шагавшая вперёд, что просто радостно было смотреть на неё!
Хотя многие поотстали, оставалась ещё огромная толпа, мужественно продолжавшая путь. А Солнце по-прежнему катилось впереди, смеясь и крича:
– Вперёд! Вперёд! Нечего бояться, раз я с вами!
Толпа всё с той же быстротой двигалась вперёд. Вскоре все очутились уже на севере, в Норланде, и тут, как Солнце ни кричало, как ни просило, ничто не помогло. Остановилась яблоня. Остановилось вишнёвое дерево. Остановился и овсяный стебель!
Мальчик повернулся к тем, кто застыл на месте, и спросил:
– Почему вы не идёте вместе с нами? Почему изменяете Солнцу?
– Мы не смеем! Боимся великого Окаменителя, который живёт в горах на севере, в Лапландии, – отвечали они.
Вскоре мальчик понял, что все они уже далеко-далеко в самой глубине Лапландии; и здесь толпа, которая неустанно двигалась вперёд, заметно поредела. Стебли ржи, ячменя и гороха, кустики земляники, черничник, куст смородины всё же добрались сюда; лось и корова тоже шли бок о бок друг с другом. Теперь все они остановились. Люди – те прошли ещё немного вперёд, а потом застыли на месте и они. Солнце осталось бы почти в полном одиночестве, не появись тут у него новые спутники: ивовые кусты и множество мелких растений присоединились к шествию, так же как лапландцы и северные олени, белые совы, песцы и белые куропатки.
Вдруг мальчик услыхал, как что-то ринулось им навстречу. Оказывается, множество рек и ручьёв могучими потоками бешено мчались назад, с гор.
– Почему они так торопятся? – спросил он.
– Они спасаются бегством от великого Окаменителя, который живёт наверху, высоко в скалистых горах, – ответила белая куропатка.
Внезапно мальчик увидел, что прямо перед ним поднялась высокая, тёмная, зубчатая стена. При виде стены все, казалось, отпрянули назад, но Солнце тотчас повернуло к ней свой сияющий лик и залило её ярким светом. И глядь! Это вовсе не стена преградила им путь, а чудеснейшие горы, громоздившиеся одна на другую. Вершины гор заалели на солнечном свету, а склоны их, все в золотистых бликах, нежно заголубели.
– Вперёд! Вперёд! Вам ничего не грозит, пока я с вами! – воскликнуло Солнце и покатилось вверх по кручам.
Но на пути в гору храбрая юная берёзка, могучая сосна и упрямая ель одна за другой покинули Солнце. Затем ему изменили лапландцы, северные олени и ивовые кусты. Под конец, когда Солнце очутилось на вершине горы, с ним не осталось никого, кроме маленького Нильса Хольгерссона.
Солнце вкатилось в ущелье, стены которого были сплошь покрыты льдом, и Нильс Хольгерссон хотел было последовать за ним. Но у входа в ущелье он остановился, так как увидел нечто ужасающее… Далеко-далеко, в самой глубине ущелья, восседал старый тролль. Туловище тролля было изо льда, волосы – из сосулек, а мантия – из снега. У ног тролля лежало несколько чёрных волков; при виде Солнца они поднялись и широко разинули пасти. Одна волчья пасть извергала жгучий холод, другая – воющий северный ветер, третья – кромешную тьму.
«Должно быть, это и есть великий Окаменитель со своею свитой», – подумал мальчик. Он понял, что разумнее всего убраться отсюда поскорей. Но уж очень разбирало его любопытство: как-то встретятся тролль с Солнцем? И он остался.
Тролль не двинулся с места. Он только повернулся к Солнцу своим мерзким ледяным ликом. Солнце же застыло в полной неподвижности; оно лишь улыбалось и сияло. Прошло некоторое время. Мальчику показалось, будто тролль начинает вздыхать, томиться и терзаться. Снежная мантия спала с его плеч, а три страшных волка выли уже не так свирепо. Но вдруг Солнце воскликнуло:
– Время моё истекло! – и выкатилось обратно из ущелья.
Тут тролль выпустил своих трёх волков на непрошеных гостей, а за ними разом вырвались из ущелья холод, северный ветер и тьма. И погнали они Солнце изо всех сил.
– Вон отсюда! – кричал тролль. – Прочь! Прочь! Гоните Солнце прочь, чтоб оно никогда больше не воротилось назад! Пусть знает: владыка Лапландии – я!
Нильс Хольгерссон страшно перепугался, услыхав, что Солнце выгоняют из Лапландии. И тут же с диким криком проснулся.
Очнувшись, он увидел, что лежит на дне большой горной долины. Но где же Горго? И как узнать, где он сам?
Поднявшись, мальчик огляделся вокруг. Взгляд его упал на уступ скалы, где примостилось какое-то диковинное сооружение из сосновых ветвей. «Это наверняка такое же орлиное гнездо, о каком Горго…»
Он не додумал свою мысль до конца… Сдёрнув с головы колпачок, Нильс подбросил его в воздух и закричал «ура!». Он догадался, куда принёс его Горго: в ту самую долину, где орлы обитали на уступе скалы, а дикие гуси – внизу в долине. Он был там, куда так стремился! Через несколько минут он встретится с Мортеном-гусаком, с Аккой и со всеми-всеми своими спутниками.
Встреча
Мальчик медленно брёл вперёд, отыскивая друзей. В долине стояла мёртвая тишина. Солнце ещё не взошло над отвесными скалами, и Нильс понимал, что в такую рань дикие гуси ещё спят. Не прошёл он и нескольких шагов, как вдруг, заулыбавшись, остановился. Он увидел удивительно трогательную картину: в маленьком гнезде спала какая-то дикая гусыня, а рядом с гнездом на земле стоял гусак. Правда, и он спал, но ясно было, что он расположился так близко от гнезда, дабы быть наготове в случае малейшей опасности.
Мальчик пошёл дальше, не желая мешать гусям, и то и дело заглядывал под низенькие кустики мелкого ивняка. Вскоре он увидел новую чету диких гусей. Они тоже были не из их стаи, чужаки, но он всё равно страшно обрадовался и начал даже напевать. Ведь он уже среди диких гусей!
Он заглянул в другие заросли и здесь наконец увидел парочку, которую сразу узнал. Точно, на яйцах сидела Нелье, а гусак, стоявший рядом с ней, был не кто иной, как Кольме. Нильс не ошибался, в самом деле это были они.
Мальчику очень хотелось их разбудить, но он не стал этого делать и пошёл дальше.
Тут он увидел в зарослях Вииси и Кууси, а неподалёку от них нашёл Юкси и Какси. Они спали, все четверо, и мальчик прошёл мимо, так и не разбудив их.
Когда же он приблизился к следующим зарослям, ему почудилось, будто между ветвями просвечивает что-то белое, и сердце его радостно забилось. Да, как он и ожидал, это были они! На яйцах – до того красиво! – восседала Дунфин Пушинка, а рядом с ней стоял белый домашний гусак. Вид у гусака, хотя он и спал, был необыкновенно гордый. Ещё бы, ведь он охранял свою жену не где-нибудь, а в скалистых горах далёкой Лапландии!
Но даже белого гусака мальчик будить не захотел и пошёл дальше.
Он бродил довольно долго, и ему удалось найти ещё нескольких гусей из своей стаи. Но вот на небольшом холмике он заметил какое-то подобие серой кочки. А подойдя к подножию холмика, увидел, что серая кочка – не кто иной, как Акка с Кебнекайсе. Она и не думала спать, а непрестанно озиралась вокруг, словно стояла на страже, охраняя всю долину.
– Добрый день, матушка Акка! – поздоровался мальчик. – Хорошо, что вы не спите! Будьте добры, не будите пока других гусей часок-другой. Мне хочется потолковать с вами наедине.
Старая гусыня – предводительница стаи ринулась с холмика вниз к мальчику. Сначала она изо всех сил встряхнула его, потом провела клювом по всему его телу сверху вниз – цел ли, потом снова встряхнула. Но всё это молча, так как мальчик просил её не будить других гусей.
Малыш-Коротыш, расцеловав матушку Акку в обе щеки, поведал ей, как его привезли в Скансен и держали там в неволе.
– А теперь я должен рассказать вам, что Смирре-лис с прокушенным кончиком уха сидел в лисьей клетке в Скансене, – добавил мальчик. – И хотя он был жесток к нам, я не мог не пожалеть его. В большом лисятнике немало было других лисов с лисицами, и они там неплохо прижились. Один Смирре сидел всё время грустный-прегрустный, тоскуя по свободе. У меня там завелось немало добрых дружков, и однажды я услыхал от одного лапландского пса, что в Скансен явился какой-то человек – купить лисов и лисиц. Сам он с острова в открытом море. Там сперва истребили всех лисов с лисицами, а теперь крысы у них совсем обнаглели, и островитяне хотят снова завести у себя рыжих зверей. Узнав об этом, я тут же подошёл к клетке, где сидел Смирре-лис, и прошептал:
– Завтра, Смирре, сюда придут люди, чтобы увести с собой несколько лисов и лисиц. Не вздумай прятаться, а держись на виду и сделай так, чтобы тебя поймали. Тогда ты выйдешь снова на волю!
Смирре-лис послушался моего совета и бегает теперь по острову на свободе. Что вы скажете на это, матушка Акка? Довольны ли вы тем, как я поступил?
– Ты поступил так, как желала бы поступить я сама, – ответила гусыня-предводительница.
– Вот хорошо, что вы мной довольны! – обрадовался мальчик. – И ещё об одном я хочу вас спросить. Однажды я увидел, как Горго-орла, того самого, что бился с Мортеном-гусаком, привезли пленником в Скансен и посадили в орлиную клетку. До чего ж он был жалкий и печальный! Вот я и решил распилить стальные прутья на крыше клетки и выпустить орла на волю. Но я подумал и о том, что он опасный разбойник и пожиратель птиц. И я вдруг заколебался, стоит ли выпускать на волю такого злодея? Может, лучше оставить его в клетке, где он сидит? Что вы на это скажете, матушка Акка? Справедливо ли я рассудил?
– Нет, не справедливо, – ответила Акка. – Что бы там ни говорили про орлов, но они горды и свободолюбивы куда больше других птиц и зверей. И держать их в заточении – не дело. Знаешь что? Отдохни немного, и давай-ка полетим туда, в эту большую птичью темницу, и освободим Горго!
– Этих слов я и ждал от вас, матушка Акка! – обрадовался мальчик. – Кое-кто говорит, будто вы больше не любите его! Ну, кого воспитали с таким великим трудом! И не любите будто бы за то, что он живёт так, как до́лжно жить орлам. Но нынче я убедился – это всё неправда. Пойду-ка погляжу, не проснулся ли Мортен-гусак? А если вы пожелаете сказать спасибо тому, кто принёс меня к вам обратно, то, думается, можете встретить его наверху. На той скалистой плите, где нашли когда-то маленького беспомощного орлёнка.