Они болтали без умолку, а мальчик лежал, спрятавшись за кочкой, и наслаждался, слушая голоса людей. Вскоре он узнал, что они вермландцы, а идут в Норланд – искать работу. Ну и весёлый же был народ эти вермландцы! И им было о чём порассказать, так как они работали уже в самых разных местах. Но в разгар беседы одного из них угораздило сказать, что, хотя он исходил Швецию вдоль и поперёк, места красивей, чем Нурдмаркен в западном Вермланде, откуда он родом, ему видеть не доводилось!
– Я признаю, что ты прав, только если ты назовёшь вместо Нурдмаркена – Фрюксдален, откуда родом я, – вмешался другой работник.
– А я из Йоссехэрада, – подхватил третий. – И могу сказать: там куда красивее, чем в Нурдмаркене и Фрюксдалене, вместе взятых.
Оказалось, все семеро были из разных концов Вермланда, и каждый из них считал свои родные края лучше и красивее других. Тут пошла такая перебранка! Но никто не мог убедить других, что прав он; казалось, они тут же станут злейшими врагами. Вдруг к ним подошёл какой-то прохожий – старик с длинными чёрными волосами и маленькими прищуренными глазками.
– О чём тут спор, молодцы? – спросил он. – Вы так орёте – на весь лес слышно!
Один из вермландцев быстро повернулся к незнакомцу:
– Ты, верно, из финнов, раз бродишь тут в лесной чащобе?
– Да, так оно и есть! – ответил старик.
– Вот хорошо! – обрадовался парень. – Слыхал я не раз, будто вы, финны, разумом не обижены!
– Добрая слава – дороже золота! – признался старик-финн.
– А мы вот сидим да спорим, где в Вермланде красивее всего. Не рассудишь ли ты, кто прав, чтобы нам не рассориться вконец.
– Ну что ж, рассужу как умею, – согласился старик-финн. – Но придётся вам набраться терпения и послушать одно старинное предание.
В былые времена, – начал финн, опускаясь на камень, – край к северу от озера Венерн казался людям просто страшным – одни голые скалы да горные кручи. И жить там было вовсе невозможно: ни дорогу проложить, ни лес выкорчевать. Зато край к югу от озера Венерн был благодатным, и землю там было легко возделывать, точь-в-точь как и теперь.
И вот там-то, к югу от озера Венерн, жил один богатый человек. Было у него семеро сыновей – сильных, ловких, но нравом гордых и упрямых. Так что частенько случались между ними распри да споры – каждому хотелось слыть умнее и лучше других.
Не по душе были отцу их вечные раздоры, и надумал он положить им конец. Призвал он к себе однажды сыновей и спросил, не хотят ли они узнать, кто из них самый умный и достойный.
Сыновья охотно согласились. Лучшего испытания они и не желали.
– Сделаем так, – молвил отец. – Знаете ли вы, что к северу от этого маленького озерца, что зовётся Венерн, есть невспаханная пустошь? Лежит она неподалёку от нашего хутора, вся в буграх да камнях, и никакой-то пользы нам от неё нет. Возьмите-ка вы завтра поутру свои плуги, отправляйтесь туда да вспахивайте землю, покуда не стемнеет. А вечером я приду и погляжу, кто сколько успел за день, кто из вас лучше справился с работой.
На другое утро не успело ещё солнце взойти, а семеро братьев уже стоят наготове с лошадьми и плугами. Любо-дорого на них глядеть: лошади вычищены так, что даже лоснятся, стальные плуги так и сверкают, а лемехи у них наново отточены. Помчались тут лошади во весь опор! И вот они уже у озера Венерн! Свернули тогда двое братьев в сторону – захотели озеро объехать, однако старший прямиком в озеро покатил.
– Стану я ещё такой малой лужицы страшиться! – сказал он об озере Венерн.
Как увидели другие, какой он храбрый, не захотелось им в грязь лицом ударить. Влезли они на плуги да и погнали лошадей прямо в воду. Лошади-то были рослые и не скоро ещё опору под ногами потеряли. Но потом пришлось им вплавь пуститься, а плуги следом по воде потянулись. Только устоять на тех плугах было нелегко, и кое-кто из братьев-смельчаков, держась за плуги, начал озеро переплывать, а кое-кто и брода искать. Однако все счастливо перебрались на другой берег и стали вспахивать пустошь. А была та пустошь не чем иным, как земельными угодьями, что зовутся ныне Вермланд и Даль, или Дальсланд.
Старший брат взялся в самой серёдке пахать, двое помладше – от него по обе стороны встали, а двое других, почти их погодки, – рядом с ними места заняли. Двое же меньших каждый свою борозду вспахивал – один у западного края пустоши, другой – у восточного.
Старший брат проложил сперва прямую и широкую борозду; пустошь-то внизу у озера Венерн была совсем ровной, и возделывать её было легко. Работа у него ладилась, пока он на валун не наткнулся. И до того большой валун попался, что никак его было не обогнуть! Пришлось плуг через него перетаскивать. Потом всадил старший брат изо всех сил лемех в землю да и прорезал борозду – широкую и глубокую. Однако спустя час встретилась ему полоса земли – твёрдая-претвёрдая! Пришлось и через неё плуг перетаскивать. А как повторилось это с ним ещё раз, разозлился он вконец: ну никак борозду одинаково широко и глубоко не провести!
Напоследок стала земля до того каменистой, что лемех её лишь слегка сверху царапал. Но всё же старший брат добрался до северной границы пустоши. Уселся там, сидит, отца поджидает.
Другой брат тоже поначалу широкую и глубокую борозду повёл. И как-то удалось ему, к счастью, разные бугорки да расселины стороной объехать. И хотя чем дальше на север, тем чаще приходилось ему делать крюки, тем у́же становилась борозда, он так ни разу и не остановился, покуда свою делянку не вспахал. Впал он тут в такой раж, что даже у границы пустоши не остановился, а проехал ещё дальше, чем надо было.
У третьего брата, того, что слева от старшего стоял, поначалу тоже всё гладко шло. Вывел он борозду чуть пошире, чем у двух старших, но вскоре земля пошла до того тощая, что и пахать её не стоило. Свернул он тогда на запад, а как только можно стало, двинулся снова на север и стал пахать вглубь да вширь. Однако и ему пришлось остановиться задолго до того, как он до границы пустоши добрался. Но не оставаться же посреди пашни! Повернул он лошадь да и отправился совсем в другую сторону. Но вскоре пошёл сплошной камень, обступили пахаря скалы, и пришлось ему остановиться.
«Видать, хуже этой борозды ни у кого из братьев не будет», – подумал он и уселся на плуг, сидит, отца поджидает.
Ну а с другими братьями, если всё по порядку рассказывать, так то же самое вышло. Но ни один из них не ударил в грязь лицом. Тем, кто посерёдке пахал, туго пришлось, ну а тем, кто к востоку и к западу от них шёл, ещё горше! Ведь там на пустоши – одни каменистые осыпи да трясина, и никак было прямые и ровные борозды не провести. Ну и двое самых младших, надо сказать, немало попотели – им-то без конца пришлось крюки делать. Но и они сделали немало!
Сидят все семеро братьев усталые да понурые, каждый у конца своей борозды, отца поджидают.
А как настал вечер, явился отец и подошёл сперва к тому сыну, что дальше всех на западной стороне трудился.
– Добрый вечер! – поздоровался отец. – Ну, как работа спорилась?
– Туговато пришлось! – ответил сын. – Тяжела та пустошь, которую вы нам вспахать велели!
– Ты ведь сидишь спиной к своей пашне, – сказал отец. – Обернись да погляди, что ты наработал. Не так уж мало и плохо, как ты думаешь!
Оглянулся тут сын и увидел, что там, где он прошёл со своим плугом, лежат чудесные долины с озёрами, красуются лесистые горные склоны. А прошёл он добрую часть Даля и уезда Нурдмаркен в Вермланде, вырыл ложе озёр Лаксшён и Лельёнген, Стура-Ле и Силарна. Так что недаром отец его работу похвалил!
– А теперь пойдём поглядим, что сделали другие! – позвал отец.
Пошли они и увидели: чего только не напахали братья! Пятый по счёту, с которого они начали свой обход, сотворил уезд Иёссехэред с озером Глафсфьорден, третий сын – озеро Вермельн, старший – долину Фрюксдален и озёра Фрюкеншёарна – Верхнее, Среднее и Нижнее, а следующий за ним – долину Эльвдален и реку Кларэльвен. Четвёртому сыну пришлось над Бергслагеном помучиться, да ещё, кроме бессчётных мелких озёр, вырыл он Юнген и Даглёсен. Шестой же и вовсе удивительную борозду провёл. Сперва появилось на пустоши место для большого озера Скагерн, потом – узкое-преузкое русло, где ныне река Летэльвен течёт.
Этот же, шестой сын, которого угораздило границу пустоши перемахнуть, вырыл уйму мелких озёр в Вестманланде.
Окинул отец взглядом весь этот край, сотворённый плугом, и сказал, что, судя по всему, сыновья его потрудились на славу и что он их работой доволен. Да и то сказать, никакой заброшенной пустоши уже не было, а все земельные угодья можно было возделывать и заселять. Ведь семеро сыновей сотворили ещё немало богатых рыбой озёр и плодородных речных долин. На горных же реках зашумели водопады, которые могли заставить вертеться мельницы, визжать лесопилки, стучать железные молоты. На горных грядах, что высились между бороздами, нашлось место и для лесов, пригодных на дрова и на уголь. Теперь можно было прокладывать дороги к залежам железной руды в Бергслагене.
Обрадовались сыновья словам отца, но захотелось им узнать, чья борозда всё же самая лучшая.
– В краю, как этот, что плуг сотворил, – сказал отец, – важнее всего, чтобы борозды друг друга дополняли, подходили бы одна к другой, а какая из них лучше – это вовсе не важно. Сдаётся мне, тот, кто придёт к узким озёрам в Нурдмаркене и Дале, волей-неволей признает, что вряд ли ему доводилось видеть что-либо красивее! Но даже и после них придутся ему по душе светлые, плодородные места вокруг озёр Глафсфьорден и Вермельн. А пожил бы он в этом светлом и радостном краю хоть немного, ему бы всё равно захотелось переселиться сюда, в эти длинные тесные долины вдоль озёр Фрюкеншёарна и реки Кларэльвен. Если же он устанет и от них, то, верно, обрадуется, когда увидит бергслагенские озёра. Так они причудливо извиваются и так их много, что и названий-то всех не упомнить! А наглядится он на изрезанные берега этих озёр, то уж точно обрадуется, когда встретит такую широкую водную гладь, как на озере Скагерн. И хочу я вам сказать: борозды эти нельзя сравнивать, как никогда не сравнивают сыновей – ни один отец не станет радоваться тому, что один его сын лучше других. Но если он с одинаковой радостью может глядеть на них на всех – от самого младшего до самого старшего, – в душе его воцаряется мир и покой.