Планктон существует практически везде, он очень маленький и легко распространяется, поэтому область его влияния простирается далеко за пределы океана и побережья. Каждый год ветер переносит огромное количество пыли из Сахары через Атлантический океан, в результате чего 27,7 миллиона тонн пыли – столько, что можно было бы заполнить ею более сотни тысяч грузовиков, – попадают в тропические леса Амазонии и обеспечивают триллионы растений железом, фосфором и другими необходимыми питательными веществами. Эта пыль в качестве удобрения – не просто мельчайшие кусочки грязи и камней. В значительной степени она состоит из скелетов древних диатомовых водорослей. Большая их часть поступает из Боделе – выжженной солнцем песчаной впадины, некогда служившей дном огромного озера, превосходящего по размерам все Великие озера Северной Америки вместе взятые. Еще долго после смерти планктон продолжает формировать поверхность планеты и поддерживать ее существование, распространяя жизненно важные элементы в океанах, пустынях и джунглях. В своих бесконечных метаморфозах – превращении из плавающей клетки в замурованный камень, в развеянную ветром пыль и обратно – он воплощает взаимодействие жизни и окружающей среды и вечное перерождение Земли.
В конце моего визита на Род-Айленд я попросил Менден-Дойер показать мне самые уникальные и красивые образцы планктона, которые она отбирала на протяжении многих лет. Она открыла на своем компьютере файл с сотнями потрясающих фотографий, некоторые из них украшали обложки исследовательских журналов. Мы восхищались изображениями диатомей и динофлагеллят – они походили на камертоны, головки одуванчиков, нити нефритовых бус и кинетические скульптуры Александра Колдера. Менден-Дойер особенно нежно отозвалась об организме, который напоминал поделенную на части окружность витиевато украшенного циферблата часов.
«Это очень забавный вид, – сказала она и продолжила: – он называется Eucampia zodiacus – zodiacus в честь зодиака. На самом деле это трехмерная спираль, но когда люди впервые рассмотрели ее под микроскопом, они увидели плоскую форму, что отразилось в «округлом» названии».
«Но на самом деле это как слинки[52]?» – спросил я.
«Да, именно».
Менден-Дойер показала мне художественную инсталляцию, над которой она работала в сотрудничестве с медиахудожницей Синтией Бет Рубин. В 2016 году в рамках выставки «Открытое небо» на светодиодном экране самого высокого небоскреба Гонконга – 108-этажного Международного коммерческого центра площадью 77 000 квадратных метров – показали фильмы, созданные десятками художников по всему миру. Видеоролик, представленный Бет Рубин и Менден-Дойер, получил почетное упоминание жюри. Это был мечтательный черно-белый пастиш изображений криля, медуз и микроскопического планктона, большинство из которых были запечатлены во время исследовательских экспедиций в Антарктику. Несколько минут силуэты этих крошечных океанических существ перемещались, скользили и пульсировали на поверхности одного из самых высоких сооружений, когда-либо построенных человеком, притягивая взгляды жителей мегаполиса с населением более семи миллионов человек.
Эта экспозиция напомнила мне об одном удивительном факте, который я не так давно узнал о Всемирной выставке 1900 года в Париже (Exposition Universelle) – всемирной ярмарке длиной семь месяцев, призванной продемонстрировать и отпраздновать изобретательность современной цивилизации. Выставку посетили более 50 миллионов человек: у них была возможность покататься на колесе обозрения, движущемся тротуаре и эскалаторе, посмотреть звуковые кинофильмы и восхититься огромными паровыми генераторами, стоящими позади ослепительного Дворца электричества.
Париж заказал проект Монументальных ворот (Porte Monumentale) относительно неизвестному архитектору Рене Бине. Эти ворота должны были, с одной стороны, обозначить вход в экспозицию, а с другой – создать пространство для размещения билетных касс на одной из главных площадей города. Ворота Бине представляли собой гигантский купол, покоящийся на нескольких громадных арках, главная из которых завершалась шпилем. На нем располагалась статуя одетой по современной парижской моде женщины – протянутой рукой она приветствовала посетителей ярмарки. Построенные в основном из железа и гипса, ворота были покрыты декоративным камнем, отделанным в византийском стиле, и разноцветными стеклянными кабошонами[53]. Тысячи голубых и желтых огней освещали конструкцию изнутри.
Сооружение просто излучало величие и роскошь. Оно напоминало церемониальную демонстрацию богатств короны, но в то же время было нежным, воздушным и органично вписывалось в пространство вокруг. Один из писателей той эпохи видел «в его крыльце позвонки динозавра, в куполе – ячейки пчелиного улья, на шпицах – кораллы». Однако ни одно из этих существ не служило основным источником вдохновения для Бине. Его истинная муза была гораздо более загадочной. Проектируя Монументальные ворота, Бине регулярно посещал парижские библиотеки, чтобы изучить иллюстрации немецкого ученого Эрнста Геккеля. На сегодняшний день Геккель наиболее известен своими яркими, завораживающими рисунками животных, растений и грибов, особенно теми, что собраны в его самой успешной книге «Красота форм в природе» (Kunstformen der Natur). Скрупулезно выверенные и симметричные иллюстрации были воспроизведены бесчисленное количество раз во всех мыслимых формах – от фресок, обоев и гравюр в рамках до футболок, холщовых сумок и штор для душа[54].
Геккеля очаровывали морские обитатели – губки, медузы и родственные им виды. Они и стали предметом его первых монографий. В особенности его увлекала сложная, но точная геометрия радиолярий – она отвечала его взыскательным представлениям о прекрасном. Часто Геккель самостоятельно собирал планктон и часами зарисовывал его: при этом левым глазом он смотрел в микроскоп, а правым следил за рукой. Именно эти изображения завладели сознанием Бине. «В настоящее время я строю Монументальный вход для выставки 1900 года, – писал он Геккелю в 1899 году, – и все, от общей композиции до мельчайших деталей, было вдохновлено вашими исследованиями».
Если известняковые фасады Великих пирамид и Нотр-Дам – тайные памятники планктону, то в этом случае никакой тайны нет. Скульптура Бине из камня, металла и стекла была данью уважения эволюции, в частности ее способности создавать удивительно сложные структуры, соперничающие и часто превосходящие по красоте человеческие творения. Учитывая то, что мы знаем теперь о важности планктона для экологии планеты, эти возвышающиеся арки – буквально ворота в праздник человеческих достижений – обретают новый смысл. Разросшись до размеров кафедрального собора, планктон завораживает нас тем, чего обычно не видно, и дает возможность услышать то, что обычно не подает голоса. Он как бы говорит: «Без меня вас бы здесь не было, без меня все это было бы невозможно».
Если бы планктон не насыщал море и воздух кислородом, не регулировал химический состав океана и не был основным регулятором климата планеты, на Земле никогда не было бы ни лесов, ни лугов, ни полевых цветов, ни динозавров, ни мамонтов, ни китов, не говоря уже о тех двуногих обезьянах, что глазели на движущиеся тротуары (траволаторы) и лампы накаливания в начале XX века. Если бы планктон не существовал, на Земле не было бы никаких сложных форм жизни. Без бесчисленных вирусов, бактерий, одноклеточных организмов и тех загадочных, существующих вне классификаций планктонных созданий океан был бы совершенно неузнаваем. Он не стал бы ни огромной экосистемой, полной неисследованных мест обитания и неоткрытых видов немыслимых существ, ни предполагаемым местом зарождения жизни и основ биосферы. Это был бы всего-навсего огромный объем пустой воды, и ее наполняло бы лишь молчание.
5. Эти великие подводные леса. Как морская растительность делает планету более пригодной для жизни
Остров Санта-Каталина не похож на место с пышными лесами. Он находится примерно в 35 километрах от побережья Южной Калифорнии. Климат острова средиземноморский: лето там жаркое и сухое, а зима мягкая и влажная. На его скалах есть немного лесов и разрозненные деревья – дуб, железное дерево, вишня и завезенные из других стран пальмы и эвкалипты, – но гораздо чаще там встречаются разнообразные душистые засухоустойчивые кустарники, травы и кактусы. Там растут мансанита, шалфей, гетеромелес, сумах цельнолистный, гречиха и опунция. Но, несмотря на это, остров Каталина и соседние с ним острова – это дом для одних из самых густых лесов в мире. У этих лесов есть свои пологи, подлески и подстилки, но там нет ни почвы, ни древесины. Они могут вытягиваться более чем на 37 метров в высоту, но вы никогда не увидите их на склонах острова или на горизонте. Чтобы найти эти леса, нужно оставить позади холмы и пляжи, землю и небо и погрузиться сквозь водное зазеркалье в параллельный мир.
Лоррейн Сэдлер знает подводные леса Каталины досконально. Сэдлер – энергичная темноволосая женщина с быстрой, оживляющей ее речь жестикуляцией – уже более 30 лет занимается подводным плаванием в районе Нормандских островов. После колледжа она работала в морской лаборатории в районе Марина-дель-Рей – эта лаборатория сотрудничала с нейробиологом Эриком Канделом и поставляла ему морских зайцев: необыкновенно крупные и доступные нейроны этих моллюсков были необходимы для его исследований в области обучения и памяти. Позже он удостоился за это Нобелевской премии. В конце 1980-х годов Сэдлер переехала на Каталину: там она стала инструктором по подводному плаванию и специалистом по гипербарическим камерам. Она основала Женскую ассоциацию подводного плавания, стала членом Зала славы женщин-дайверов и вот уже много лет преподает морские науки – студенты восхищаются ее неугасимой любовью к океану и его обитателям.