На стене, чуть правее того места, где сидел Джеймс, висела красочная картина – нечто среднее между пейзажем и сюрреалистическим коллажем. Ее задний план заполняли горы, долины и пушистые облака; пышные тропические леса и мангровые заросли выглядели так, будто могли прорваться сквозь холст, а бурный водоворот океана уносил тропических рыб, кораллы и планктон в центр картины. Я понял, что это портрет жизни на нашей планете, тех пересекающихся друг с другом экосистем, благодаря которым Земля существует в привычном нам виде.
Мы с Лавлоками проговорили несколько часов на разные темы: об их жизни и карьере, об английской сельской местности, о последних книгах и фильмах, о детских воспоминаниях. Несмотря на физическую слабость, Джеймс был весел, хорошо выражал свои мысли и быстро соображал. Он любил шутить, широко улыбался в ответ даже на слегка забавные замечания и хохотал, рассказывая любимые анекдоты. Вскоре мы начали обсуждать происхождение и развитие гипотезы Геи. «Все живое способно изменить планету, – сказал Джеймс в какой-то момент, – вот что интересно в этой гипотезе». Я спросил его, как он понимает утверждение о том, что Земля сама по себе живая. По его словам, это означает, что наша планета «напоминает живой организм, схожий с нами, с бактериями или с чем-то еще, что способно поддерживать свой состав, несмотря на все попытки окружающей среды его разрушить».
«Как вы думаете, почему эта идея встретила такое сопротивление со стороны некоторых представителей научного сообщества?» – спросил я. «О, причина довольно проста и очень человечна, – ответил Джеймс, – так было и в Средневековье. “У нас есть какая-то теория, и она что-то гласит. Поэтому не надо говорить с нами о чем-то другом.” От соблюдения такого рода условий зависит и карьера ученого, и его достаток». Я упомянул, что некоторые известные ученые недавно изменили свое мнение о гипотезе Геи, в том числе биолог-эволюционист Форд Дулиттл. «Да, я слышал об этом, – ответил Джеймс, – со временем они все придут к ней».
Джеймс Лавлок скончался летом 2022 года в возрасте 103 лет. Он оставил после себя блистательное наследие. Он был человеком огромного интеллекта, многочисленных талантов и широких интересов – и врачом, и инженером, и писателем. На протяжении большей части своей карьеры он работал как независимый ученый, а не как постоянный сотрудник какого-либо университета или компании. Путешествуя по миру, он консультировал различные организации, включая службы разведки и компании, которые добывали ископаемое топливо[99]. Он создал детектор электронного захвата – небольшое устройство небывалой чувствительности, способное обнаруживать химические вещества в низких концентрациях, до одного к триллиону. Это устройство в конечном итоге помогло выявить, насколько распространены пестициды и другие загрязнители окружающей среды, а также найти дыру в озоновом слое. В 1950-х годах, изучая способы реанимации замерзших крыс и хомяков, он случайно изобрел одну из первых версий микроволновой печи. А свои ранние работы по гипотезе Геи он опубликовал за несколько десятилетий до того, как наука о земных системах стала общепризнанным направлением.
В течение жизни представление Лавлока о Гее постоянно менялось. Временами он противоречил сам себе. В некоторых работах он прямо заявлял, что Гея – это живая сущность, громадное существо или суперорганизм. В других – говорил, что Гея жива лишь метафорически, что это такая же метафора, как и «эгоистичный ген». Заявляя, что люди «не более достойны звания властителей Земли, чем козы – звания садовника», он одновременно назначал себя «врачом планеты», предлагая возможные методы ее лечения и призывая всех принять в этом участие.
В некоторых книгах Лавлока есть явные преувеличения. В книге «Месть Геи» (The Revenge of Gaia) 2006 года он писал: «До конца XXI века умрут миллиарды людей, а немногие выжившие заселят Арктический регион, где климат останется наиболее терпимым». Позже он назвал эти предсказания «алармистскими» и отказался от них. В последней книге, которую он опубликовал перед смертью, «Новацен. Грядущая эпоха сверхразума» (Novacene), Лавлок утверждал, что будущее Земли принадлежит разумным киборгам, сознание которых будет превосходить возможности человеческого разума. «Если я прав в отношении гипотезы Геи и Земля действительно является саморегулирующейся системой, то дальнейшее выживание нашего вида будет зависеть от принятия гипотезы Геи киборгами, – писал он. – В их собственных интересах будет присоединиться к нам в проекте по предотвращению глобального потепления. Они поймут, что именно органическая жизнь – доступный механизм для достижения этой цели. Именно поэтому я считаю войну между людьми и машинами или истребление нас ими маловероятными вариантами развития истории. <…> Для киборгов мы будем тем же самым, чем для нас являются домашние животные и растения».
Когда Лавлок начал разрабатывать гипотезу Геи в 1960-х годах, он был увлечен мыслями не о киборгах, а об инопланетянах. Благодаря успешной работе разработанного им сверхчувствительного детектора электронного захвата НАСА наняло Лавлока для разработки методов обнаружения жизни на Марсе. Работая в Лаборатории реактивного движения НАСА в Пасадене, штат Калифорния, Лавлок много общался с коллегами из разных областей, включая космолога Карла Сагана, астронома Лу Каплана и философа Дайан Хичкок. В одной из бесед Лавлок и Хичкок решили, что самый эффективный способ обнаружить присутствие жизни на другой планете – сделать анализ химического состава ее атмосферы.
Они рассуждали так: где бы ни развивалась жизнь, она неизбежно преобразует камни, воду и воздух родной планеты. Изучая Землю издалека, любой разумный инопланетянин сразу бы понял, что необычайное обилие кислорода и других активных элементов в атмосфере говорит о наличии на планете жизни, чьи попытки сопротивляться энтропии нарушают химический баланс планеты. Без фотосинтезирующих существ в атмосфере Земли преобладал бы инертный углекислый газ и практически не было бы кислорода – атмосфера Земли походила бы на состояние атмосфер Марса и Венеры. Возможно, на поверхностях наших ближайших соседей по солнечной системе тоже когда-то обитала жизнь, но химический состав их атмосферы убеждал Лавлока в том, что теперь они безжизненны – и на сегодняшний день это утверждение остается верным.
Примерно тогда же, когда Лавлок работал в НАСА, астронавт Уильям Андерс сделал одно из первых цветных изображений нашей планеты в четком разрешении. Когда астронавты впервые видят Землю целиком, они часто испытывают психологический феномен, известный как эффект обзора: внезапно их ошеломляет красота и одновременно уязвимость планеты, на них находит новое понимание своего места в космосе. Историк космонавтики Фрэнк Уайт говорил, что люди, которые отправляются в космос, «видят вещи, которые мы знаем, но которые мы не ощущаем, а именно то, что Земля – это единая система, частью которой мы все являемся, и в этом есть определенное единство и слаженность».
Теперь у нас есть множество доказательств этого единства. Более 3,5 миллиарда лет назад элементы молодой Земли превратились в первые гены, белки и клетки. Микробы – первые создания на нашей живой планете, самые маленькие и древние из всех организмов – смешивались друг с другом в попытке приспособиться к первобытной среде Земли. Они обменивались ДНК, поглощали друг друга и, в конце концов, объединялись в более крупные и сложные формы жизни. С тех пор древо жизни продолжило беспрестанно разветвляться на бесчисленное множество видов, приспособленных к разнообразным средам обитания на нашей планете. По мере эволюции эти существа коренным образом изменили окружающую среду. Они насытили атмосферу кислородом, изменили химический состав океана и превратили бесплодную земную кору в плодородную почву. Линейная эволюция видов всегда была частью коэволюции жизни и окружающей среды.
Нам необходимо отказаться от модели дарвиновского эволюционного древа и создать на ее месте сложную четырехмерную структуру. Представьте себе огромное дерево с путающимися корнями и переплетающимися ветвями – это будет наглядной репрезентацией эволюции жизни, которая продолжается по сей день. Представьте также, что по мере роста дерево беспрестанно изменяет окружающую среду. Своими мощными корнями оно вгрызается в скалы, опавшей листвой и плодами обогащает почву, а еще меняет воздух, засевает облака и вызывает дождь. В свою очередь, все изменения окружающей среды влияют на дальнейший рост дерева. Таким образом, эволюция жизни и окружающей среды – Земли и ее созданий – связаны друг с другом. Виды, способствующие деградации окружающей среды, обрекают себя на гибель. Те же виды, что стремятся поддержать и улучшить окружающую среду, выживают.
Таким образом, целые эоны, вечность совместной эволюции Земли и жизни способствовали развитию таких экологических отношений, которые сделали планету более пригодной для жизни и наделили ее чертами живого организма, в том числе и способностью к саморегуляции. Сегодня некоторые ученые, особенно в области геологии и смежных сферах, описывают жизнь как тонкий слой некой субстанции, покрывающей нашу планету. Однако подобная характеристика не соответствует истинным масштабам и могуществу жизни. Живые организмы значительно увеличивают площадь поверхности Земли, которая была бы способна поглощать энергию, обмениваться газами и совершать сложные химические преобразования.
Как подсчитал исследователь Тайлер Волк, площадь поверхности всего фотосинтезирующего планктона в океане в шесть раз превышает площадь поверхности планеты. Площадь поверхности всех корней, покрытых тонкими поглощающими волосками, в 35 раз превышают ту площадь, которую имела бы планета, не будь на ней жизни. Микробы в совокупности занимают 200 площадей Земли. А если бы на континентах был равномерный слой плодородной почвы толщиной 90 сантиметров, то общая площадь поверхности всех его мельчайших частиц превышала бы площадь поверхности голой планеты более чем в 100 000 раз. Сравнение просто невозможно. Жизнь дарит нашей планете ее анат