И кто, как вы думаете, был этот начальник уезда? Это, оказывается, был тот самый У Цзе из Нанкина, который взял себе второй женой Саньцяо. Он прослужил начальником уезда в Чаоянсяне, и высшее начальство, учтя его бескорыстие, перевело его сюда, в Хэпу, где промышляли добычей жемчуга. В тот же день, вечером, когда начальник, у себя дома, при лампе просматривал жалобы, Саньцяо сидела подле него. Случайно она обратила внимание на жалобу некоего Сун Фу об убийстве. Убийцей в документе значился Ло Дэ, торговец из Цзаояна. Ну кто же это мог быть иной, как не Цзян Сингэ! Саньцяо вспомнила об их былой любви, сердце у нее невольно сжалось, и она со слезами обратилась к мужу:
— Ло Дэ — мой родной брат, усыновленный дядей по матери. Подумать только, что на чужбине он мог совершить такое преступление! Очень прошу вас, ради меня — спасите его и помогите ему вернуться на родину.
— Там видно будет в ходе допроса. Если он действительно убил человека, трудно мне будет дать ему поблажку.
Саньцяо, рыдая, опустилась на колени и продолжала молить.
— Ладно, успокойся, найду какой-нибудь выход, — сказал У Цзе.
На следующий день, когда У Цзе собрался выйти на утренний прием, Саньцяо схватила его за рукав и снова, плача, взмолилась:
— Если брата нельзя будет спасти, я покончу с собой, и больше мы не увидимся.
Утренний прием начальник уезда начал именно с жалобы на Сингэ. Братья Сун Фу и Сун Шоу — оба, плача, просили о том, чтобы убийца понес должное наказание за смерть их отца.
— В споре из-за жемчужины он по злобе побил отца, тот свалился на землю и умер, — доложили они. — Просим вас решить это дело.
Начальник уезда стал допрашивать свидетелей: одни говорили, что старика били и он упал, другие — что его просто толкнули.
Сингэ показал следующее:
— Отец жалобщика украл у меня жемчужину, я возмутился, и мы заспорили. Старик, оказывается, плохо держался на ногах, сам упал, ушибся и умер, так что я не виноват.
— Сколько лет было твоему отцу? — спросил начальник уезда у Сун Фу.
— Шестьдесят семь.
— Такой пожилой человек вполне мог упасть в обморок, и вполне возможно, что его и не били, — сказал начальник уезда.
Но оба брата упорно настаивали на том, что отец их умер от побоев.
— Раз вы говорите, что его избили до смерти, то надо проверить, есть ли на теле следы побоев или ран, — ответил на это начальник уезда и распорядился: — Отправьте тело на казенное кладбище, а во второй половине дня совершим официальное *освидетельствование трупа.
Надо сказать, что семья Сунов была из богатых, пользующихся хорошей репутацией семей, а сам старик одно время был даже старостой их квартала. Поэтому сыновья его, разумеется, не могли допустить, чтобы отца повезли на казенное кладбище и ковырялись там в его теле. Опустившись на колени, оба они земно кланялись и говорили:
— Очень многие видели, каким образом отец скончался. Поэтому просим вас побывать у нас дома и там все расследовать, а официального освидетельствования на кладбище не совершать.
— Разве преступник признается в своей вине, если не будет обнаружено следов увечья?! Да и как я могу без официальной бумаги об освидетельствовании трупа отправить дело начальству на утверждение?
Но братья продолжали молить его, настаивая на своем.
— Не желаете освидетельствования трупа, значит, и не надейтесь на продолжение расследования дела! — в гневе воскликнул начальник уезда.
Тут оба брата, в замешательстве, кланяясь, говорили:
— Полагаемся во всем на ваше решение.
Тогда начальник произнес:
— Человеку уже под семьдесят: в этом возрасте смерть — дело вполне естественное. Если только он умер не от побоев, то зря пострадает невинный человек, и это ляжет виной на самого же скончавшегося. А вы, его дети, которые, конечно, хотели, чтобы отец жил подольше, обвинением этим сослужите ему плохую службу, будто скончался он недоброй смертью. Так неужели же вы, его родные сыновья, решитесь пойти на такое?! И еще должен сказать, — продолжал начальник, — что умер он от побоев — это ложь. А вот что обвиняемый толкнул твоего отца и он упал — похоже на правду. Но если со всей строгостью не наказать обвиняемого Ло Дэ, то вы будете все-таки в обиде. Так вот, я полагаю, надо заставить обвиняемого надеть на себя грубую пеньковую траурную одежду, совершить обряды, как полагается в подобном случае родному сыну, и все расходы, связанные с похоронами, также возложить на Ло Дэ. Согласны ли вы с таким решением?
— Не посмеем не согласиться с вашим распоряжением, — отвечали в один голос братья.
Сингэ был безмерно счастлив, что начальник уезда не прибегнул к пыткам и решил дело таким образом, что он остался незапятнанным. Поэтому и жалобщики, и Сингэ — все земно кланялись и благодарили начальника.
— Ну, раз так, то и никакого официального документа по этому делу составлять не буду, — заключил начальник и, обращаясь к Сингэ, добавил: — Тебя будут сопровождать служащие *ямэня, и, когда ты все совершишь, как должно, я просто аннулирую жалобу.
Вот уж поистине:
Власть предержащие очень легко
зло нанесут человеку;
И доброе дело им совершить
тоже труда не составит.
Вот, например, как начальник У Цзе
дело решил справедливо:
Выяснил суть, разобрался во всем —
и стороны обе довольны.
Надо сказать, что с того момента, как У Цзе направился в зал присутствия разбирать дело, Саньцяо сидела словно на подстилке из иголок. И как только ей стало известно, что присутствие закончилось, она сразу же пошла навстречу мужу и стала его расспрашивать, как и что.
— Дело я решил следующим образом... — начал У Цзе и, рассказав Саньцяо, как все было, добавил: — Ради тебя я пощадил Сингэ, даже не наказал его ни единым ударом.
Саньцяо благодарила и благодарила мужа.
— Я давно рассталась с братом, — сказала она под конец, — и очень хотела бы его повидать, порасспросить об отце и матери. Не сделали бы вы одолжение и не разрешили бы нам как-то встретиться? Это было бы величайшей милостью с вашей стороны.
— Ну, это нетрудно, — ответил начальник уезда.
Читатель! Ведь Сингэ сам отказался от Саньцяо и порвал с ней всякие отношения. Почему же, по-вашему, она так беспокоилась о его судьбе и проявляла такую о нем заботу? Дело в том, что они ведь очень любили друг друга, и Сингэ именно по вине Саньцяо пришлось от нее отказаться, хоть и расставаться с ней ему было очень больно и тяжко. Вот почему в день ее вторичного замужества Сингэ в качестве подарка отправил ей все шестнадцать сундуков с вещами и драгоценностями. Уже одного этого было вполне достаточно, чтобы смягчить ожесточение Саньцяо против Сингэ, если у нее в свое время и возникало подобное чувство. И вот сегодня, когда сама она была знатна и богата, а Сингэ очутился в беде, как же ей было не помочь ему! Это и есть, что называется: «Помнить о добре и отвечать добром».
Но вернемся к Сингэ. Неукоснительно придерживаясь решения, которое вынес начальник уезда, он совершил все положенные обряды, нисколько не жалея на это денег, так что у братьев Сун не оставалось больше повода для претензий или недовольства. После похорон служащие ямэня привели Сингэ к начальнику уезда, чтобы доложить о выполнении вынесенного по делу решения. Начальник уезда пригласил Сингэ на свою жилую половину, провел его в гостиную и предложил сесть.
— Уважаемый свояк! — заговорил начальник, обращаясь к Сингэ. — В этой тяжбе, если бы не ваша сестра, я чуть было не оказался неправым по отношению к вам.
Сингэ не мог понять, о чем идет речь, и потому не нашелся, что ответить. Через некоторое время, после чая, начальник предложил Сингэ пройти в его кабинет и приказал, чтобы позвали младшую госпожу. Представляете себе эту неожиданную встречу! Настоящий сон! Саньцяо и Сингэ, даже не поприветствовав друг друга и не сказав друг другу ни слова, бросились в объятия и громко разрыдались. Так горько не плачут даже по матери или по отцу.
Начальнику уезда, стоявшему тут же в стороне, стало так жаль молодых людей, что он наконец сказал:
— Ну, будет, хватит вам убиваться! Как я вижу, вы не походите на брата и сестру. Расскажите мне сейчас же всю правду, и я что-нибудь предприму.
Сингэ и Саньцяо пытались сдержать себя, однако это им не удавалось, и они продолжали рыдать, не выдавая тайны. Начальник уезда снова потребовал разъяснений, и наконец Саньцяо, не выдержав, опустилась перед ним на колени.
— Я, ничтожная, во всем виновата и заслуживаю тысячи и тысячи смертей, — проговорила она. — Человек, который перед вами, — мой первый муж.
Сингэ, пристыженный, тоже опустился на колени и подробно рассказал начальнику уезда об их прежней любви, о разводе, о ее вторичном замужестве. И тут они с Саньцяо опять разрыдались и бросились обнимать друг друга. Глядя на них, и сам начальник уезда невольно уронил слезу.
— Раз вы так любите друг друга, как могу я вас разлучить?! — сказал он и продолжал: — Вам повезло, что за эти три года у нас так и не было детей, так что вы, Цзян Сингэ, возьмите ее и живите снова вместе.
Саньцяо и Сингэ без конца били земные поклоны начальнику, словно ставили свечи перед божеством.
Начальник уезда тут же приказал подать паланкин для Саньцяо. Затем он позвал людей и велел вынести все шестнадцать сундуков приданого Саньцяо и передать их в распоряжение Сингэ. Помимо того, он распорядился, чтобы один из служащих его канцелярии сопроводил супругов Цзян до границ соседнего уезда. Это был великодушный и поистине добродетельный поступок со стороны начальника У Цзе. Да,
*Жемчуг вернулся в Хэпу,
вновь засиял нежным блеском;
*Встретились снова мечи,
мощь проявили былую.
Добрым поступком У Цзе,
право же, нас восхищает.