нии домашних.
Но старый Цинь много лет уже прожил в монастыре, вел монашеский образ жизни, соблюдал посты и строгое воздержание и потому не пожелал пойти с сыном.
— Но ведь восемь лет вы не видели заботы о себе с моей стороны, — уговаривал его Цинь Чжун, — к тому же я недавно женился, и нужно же невестке предстать перед вами.
С последним доводом старик Цинь никак не мог не согласиться.
На обратном пути Цинь Чжун следовал пешком за паланкином, который уступил отцу. Дома, одев отца в новое, красивое платье и усадив его посередине зала, Цинь Чжун вместе с Мэйнян преклонили перед ним колена. Явились с приветствиями и Синь Шань с женою.
В этот день было устроено роскошное угощение, но старик Цинь не пожелал нарушить пост и не прикоснулся ни к вину, ни к скоромному.
На следующий день приходили с поздравлениями соседи и знакомые. Во-первых, поздравляли с недавней свадьбой, во-вторых, по поводу полного воссоединения семьи молодой, в-третьих, по поводу встречи отца с сыном и, в-четвертых, с возвращением в род, с тем, что молодой господин Цинь стал снова носить свою прежнюю фамилию, то есть сразу с четырьмя торжественными событиями. И опять пировали подряд несколько дней.
Старый Цинь не хотел оставаться дома и все думал о привычной для него тишине и покое монастыря. Цинь Чжун не смел перечить воле родителя и переслал в монастырь двести ланов, с тем чтобы отцу построили отдельную келью, и затем проводил его туда. Из месяца в месяц он посылал отцу все необходимое и каждые десять дней лично справлялся о его здоровье. Раз в три месяца Цинь Чжун навещал отца вместе со своей женой.
Старик Цинь прожил более восьмидесяти лет и спокойно отошел в мир иной. Его похоронили, как он и наказывал, на той самой горе, где стоял монастырь. Что касается Цинь Чжуна и его жены Мэйнян, то они прожили вместе до самой старости. Было у них два сына, оба учились и стали впоследствии известными учеными.
И поныне на языке того мира, где можно найти любовные утехи, «молодой господин Цинь» или «продавец масла», — это лестное выражение, говорящее об умении человека быть обходительным и милым, чутким и предупредительным.
Существуют и стихи, подтверждающие это:
Явилась весна.
Свежи и ярки повсюду цветы.
Спешат мотыльки,
пчелы одна за другою спешат
отведать сладкие соки весны.
Мне, право, смешно.
Как сдержать мне улыбку свою?
Блестящих — толпа!
Но при всем их уменье сердца привлекать
не смогли превзойти продавца!
Лу Нань, любитель поэзии и вина, не посчитался с уездным начальником
На берегу восточном *Вэй,
там, где хребет Фуцю высокий,
Где к небу тянется бамбук,
живет ученый вдохновенный.
Блестящий стиль его поэм
и *Цзя и *Дуна изумил бы,
А имя славится его,
как *Лю и *Цао славны были.
Осенним днем гуляет он
средь синих гор в уединенье,
Весною пишет он стихи —
порхает *кисть из шерсти зайца.
Иль, пьяный, опершись на меч,
вдруг мыслям озорным смеется.
Он, словно ветер штормовой,
силен душою непокорной.
Стихи эти принадлежат талантливому поэту *нашей династии, жившему в годы *«Цзя-цзин». Фамилия его — Лу, имя — Нань, *второе имя — Шаопянь или еще — Цзычи. Родина его — уезд Сюньсянь, что в округе *Дамин.
Это был красивый, изящный и редкого благородства человек. К восьми годам он научился писать сочинения, а в десять — уже слагал стихи и оды: стоило ему взяться за кисть, как слова тотчас одно за другим тысячами ложились на бумагу, миг — и стихи были готовы. Люди называли поэта то «воскресшим *Ли Бо», то «новым *Цао Цзыцзянем». Лу Нань не заботился о мнении света, не знал ни в чем преград. Широкая натура, он всю жизнь любил вино и был в полном смысле слова благородный человек. Поистине, слава о нем разнеслась по всей Поднебесной, а талантом он превзошел всех своих современников.
С ним знались знаменитые аристократы, влиятельные вельможи, большие ученые и известные богачи. Потомок многих поколений сановников, Лу Нань обладал несметными богатствами и жил по-княжески. Дом его стоял за городом, у подножия горы Фуцю, и был красив и роскошен. Во внутренних покоях жили его наложницы — одна лучше другой. Самые красивые и изящные отроки каждый день услаждали слух поэта пением и игрой на струнных инструментах и флейтах. А слуг и домашней челяди было у него не счесть. Вокруг дома был разбит сад в два-три *цина. Пруды и каналы, прорытые повсюду, искусственные горы из каменных глыб придавали еще большую прелесть саду, прозванному Садом вольных песен.
Цветы любят тепло. На севере почти не увидишь красивых растений, разве что в садах богачей и знати найдешь какой-нибудь кустик. В столице и то трудно найти южные цветы, что уж говорить о таком захолустье, как Сюньсянь. Если в садовых беседках местных богачей и попадался цветок-другой, то вряд ли на него стоило смотреть.
Лу Нань же непременно хотел и в этом превзойти других: он разослал во все стороны своих людей, которые, не считаясь с ценой, раздобывали прекрасные цветы, редкие растения и камни причудливой формы для искусственных гор в его саду. Сад действительно получился на редкость красивый и прославился на всю округу. Зайдешь, бывало, туда и видишь:
Сложены горы из камня причудливой формы,
Сад пышно цветет — раскрылись бутоны.
Терема и башни вздымаются к небу,
Дворы у домов тихи и безлюдны.
Сложены горы из камней причудливой формы,
В саду раскрылись бутоны редчайших цветов.
Сплошною стеною бамбук вкруг речных павильонов,
К террасам открытым сосновые тянутся ветки.
Озер и прудов необычны изгибы,
Хрустально сияние волн, набегающих быстро;
Одна над другою вздымаются скалы,
По ним изумрудными пятнами стелется мох.
Пионы растут вкруг беседок —
Павлины по двое сели;
Цветы у оград распустились —
*Священные птицы танцуют попарно.
Дорожки средь сосен мелькают,
Глубоко в зеленой тени перекинулся мостик;
Кривые тропинки в цветах,
Над алым ковром лепестков прямые деревья.
Дымок потерялся в зелени темной —
Тонкий такой, что почти не видать;
Дождь окропил синие склоны,
Словно покрыл их краской густой.
Челн из магнолии, качаясь, плывет среди лотосов алых;
Доски качелей взлетают высоко в тени тополевых ветвей.
Резьба перил, пурпур оград спорят между собою,
Полог хрустальный, парчовый шатер озаряют друг друга.
Лу Нань целые дни проводил в саду, любуясь цветами и птицами, складывая и *скандируя о них стихи, — сам император не проводил времени так беспечно и сладостно. Друзей поэт не отпускал, пока они не отдавались опьяняющей силе вина. Случалось, поэт встречал человека, который разделял его вкусы, душевные стремления и понимал его. Тогда Лу Нань неделями удерживал нового друга у себя. Бывало, случится с кем-нибудь несчастье, сразу бегут к нему, и никто не уходил с пустыми руками. Поэтому к Лу Наню со всех сторон стекались люди: каждый хотел навестить его и выразить ему свое уважение. О его доме, действительно, можно было сказать: «Полно гостей почетных за столом, и чарки не стоят пустыми».
Лу Нань не сомневался, что с такими знаниями и талантами, как у него, получить чин, а также *синий или бордовый шнур у печати ему будет все равно что былинку поднять. Но на *экзаменах ему не везло: как ни блестящи были его сочинения, они все не приходились по вкусу экзаменаторам. Несколько раз подряд Лу Нань провалился, так и не получив ни чина, ни степени. «Нет сведущих людей», — решил он тогда и перестал думать о звании и почестях. Все свое время он стал проводить с поэтами или фехтовальщиками, *даосскими или буддийскими монахами, беседовал о нирване, о фехтовании, играл в кости, пил вино или бродил по горам и рекам, любуясь природой.
Себя он назвал «отшельником с горы Фуцю» и написал как-то следующие стихи:
Взмахнувши крылами,
взлетаю в небесную высь;
Высоко взойдя,
попираю границу небес.
Алые пятна
сквозят в одеянии гор,
Ветер протяжный
дует в просторах морских.
Путника повод
привязан за яшмовый ствол.
Завтрак с утра
нефритом цветов заменен.
Наслаждаюсь душою,
любуясь природою дивной,
Щебетанию иволги
вторю я свистом тихонько.
В суетном мире,
поверьте, все скверна и грязь —
Как можно в этом
крылья свои замарать?!
Но не об одном Лу Нане пойдет здесь речь. В то время начальником уезда Сюньсянь был некий Ван Цэнь, получивший звание и степень еще совсем молодым. То был человек гордый и заносчивый, непомерно алчный и жестокий. Он пристрастился к вину, и уж если добирался до чарки, то пил, бывало, всю ночь напролет. С тех пор как он прибыл на службу в уезд, еще не довелось ему встретиться с достойным соперником по выпивке.
Ван Цэнь еще до приезда в эти места слышал о Лу Нане, о его талантах, обширных связях, об уважении, которое все оказывали поэту. Знал он также, что во всей округе не было такого роскошного сада, как у Лу Наня, и что никто не мог перепить поэта. Все это подстрекало начальника уезда во что бы то ни стало сойтись покороче с Лу Нанем. Поэту было послано приглашение.