Цзюньцин нечего было ей на это ответить. Улыбнувшись, она лишь сказала:
— Ну где мне такое счастье!
— Ну-ну-ну, — пробормотала старушка. — Ладно уж, я пошла.
— Поблагодарите, пожалуйста, госпожу и передайте ей, что я премного тронут ее подарком и сожалею, что мне остается только в душе быть признательным за ее заботы и внимание. Передайте также, что, находясь в пути, я не имею возможности ответить ей любезностью.
Когда старуха ушла, Цзюньцин призадумалась: «Приглянулась, видите ли, я ей. Знала бы она, что понапрасну расточает свои чувства!» И, рассмеявшись своим мыслям, она тут же по этому поводу напела стихи:
*Ты жаждешь повстречать Сянжу,
душа полна мечтой.
Я из садов душистый плод
кладу перед собой.
Увы мне! Не привычен я
быть гостем у красоток,
И потому в чехле держу
я *цинь узорный свой[4].
На следующий день старуха пришла опять. На этот раз она принесла чашу с очищенными вареными яйцами и чайник, от которого исходил чудесный аромат. Поставив все это перед Цзюньцин, она сказала:
— Прошу вас позавтракать.
— Благодарю вас, матушка, за ваши заботы, — ответила Цзюньцин.
— Это госпожа Цзин велела мне приготовить угощение и принести вам, — сказала старушка.
— Опять любезные заботы молодой госпожи Цзин! — воскликнула Цзюньцин. — Прямо не знаю, как быть... Тут у меня есть стихи в знак благодарности ей, прошу, передайте их барышне.
Цзюньцин написала вчерашнее стихотворение на бумаге, запечатала и передала старушке. В этом стихотворении, как вы понимаете, был намек на отказ.
Старуха отнесла стихи Цзин, та прочла их, но, увлеченная своими чувствами к молодому человеку, подумала, что он сравнивает себя с Сыма Сянжу и этим хочет сказать, что неравнодушен к ней, как Сянжу к Вэньцзюнь. Последние же строки она просто приняла за проявление скромности и тут же сочинила ответные стихи на те же рифмы:
Так близко — за стеной моей
*Сун Юй объят мечтой.
О, если б вместе в дальний лес
мне улететь с тобой!
Кто музыку постиг мою,
уже прочел стихи, —
И потому не достаю
я цинь узорный свой.
Написав эти стихи на шелку, она велела старухе отнести их Цзюньцин. Та прочла стихи и рассмеялась.
— Оказывается, госпожа очень талантлива! — сказала она и, видя, что от нее никак не хотят отстать, придумала выход. — Поблагодарите госпожу за ее любезность, — обратилась она к старухе. — Я, конечно, не бесчувствен, но дело в том, что я уже обручен, а потому не смею идти против своей совести и мечтать о невозможном. Доложите, пожалуйста, об этом госпоже и скажите, что нашим судьбам суждено будет соединиться лишь в следующем Перерождении.
— Ну, раз вы уже обручены, ничего не поделаешь. Пойду скажу ей об этом, чтобы она напрасно не мучила себя.
Старушка ушла, а Цзюньцин отправилась в ямэнь хлопотать об отсрочке расследования. Когда она устроила все дела и вернулась, наступил уже вечер.
Ночь прошла без всяких происшествий.
На следующий день утром опять пришла старуха и, улыбаясь, сказала:
— Такой молодой человек, а уже научился врать! Девица сама подкатывается к нему в жены, а он, видите ли, отталкивает ее и отказывается. Вчера, когда я ей доложила обо всем, она велела мне расспросить ваших слуг, и они оба сказали, что вы не просватаны. Госпожа так обрадовалась, что сразу же рассказала о вас нашему господину, и он сам сейчас придет к вам с поклоном и будет говорить о сватовстве. Так или иначе, но теперь уже дело должно быть улажено.
Цзюньцин только таращила глаза. Она долго молчала и наконец пробормотала:
— Откуда такая беда свалилась мне на голову? Остается одно: поскорей собрать пожитки и в путь.
Решив ехать, она распорядилась, чтобы Вэнь Лун расплатился за гостиницу, и уже было поднялась, как появился управляющий гостиницей.
— Хозяин гостиницы, господин Фу, явился навестить вас, — доложил он и не успел еще договорить, как в комнату, улыбаясь, вошел старик Фу. На вид ему было за семьдесят. Когда он взглянул на Цзюньцин, на его лице изобразилась радость, и он спросил:
— Вы господин Вэнь, молодой человек?
Старуха, которая все еще была здесь, подошла к нему.
— Именно он, — сказала она.
Фу, сложив руки в знак приветствия, произнес:
— Будем знакомы!
Цзюньцин поклонилась в ответ, и они сели.
— Без дела я, старый, не посмел бы тревожить молодого гостя, — заявил Фу. — Но у меня есть внучка — это дочь Цзина, помощника министра, — она еще не просватана. Внучка твердо решила не выходить за первого попавшегося, а я в этом деле не посмел быть ей указчиком и предоставил выбирать самой. Вчера она мне сказала, что в нашей гостинице остановился некий господин Вэнь, что, мол, выглядит он человеком необычным и она готова *служить ему с совком и метелкой. Вот я и пришел сам с поклоном поговорить о браке. Я вижу, что вы действительно человек необычайной внешности и благородных манер; ну и моя внучка не лишена красоты, к тому же она еще немного грамотна, так что поистине вы отличная пара. Советую вам не упускать такого случая.
— Не буду вас обманывать, почтеннейший. Я удостоился незаслуженного внимания со стороны вашей внучки и, конечно, не посмел бы этим вниманием пренебрегать, — ответила Цзюньцин. — Но первое, что меня останавливает, — это то, что ваша внучка из семьи знатного сановника, я же из простой военной семьи и, боюсь, недостоин ее; кроме того, батюшка мой сейчас в беде, и я как раз направляюсь с жалобой в столицу. Откладывать хлопоты об отце и задерживаться здесь я не вправе, к тому же на сватовство я должен прежде всего получить разрешение родителей. Поэтому сейчас я дать согласие никак не могу.
— Вы достойный отпрыск семьи доблестных воинов и вдобавок еще видный ученый, не сегодня завтра вы взлетите очень высоко. Какой же тут может быть разговор о военной семье или семье не военной! Что же касается дела вашего отца, из-за которого вы спешите в столицу, то почему бы нам не договориться о сватовстве сейчас, а потом, когда вы вернетесь домой, доложите вашему батюшке, и тогда уж можно будет сыграть свадьбу. Так мы и внучку мою успокоим, и делам вашим не помешаем.
Цзюньцин не знала, как ей отделаться. «Они ничего не ведают и так пристают, что мне просто неудобно без конца отказываться. Но не могу же я выдать свою сокровенную тайну, — думала она. — Стрела у Чжуаньчжи, так что о нем нечего и говорить. Остается Цзычжун, с которым я еще более дружна и которого все-таки придется оставить. Я ведь уже думала найти ему суженую среди моих подружек и таким образом уладить с ним дело. Раз теперь так получилось, то лучше, пожалуй, согласиться сейчас сосватать эту девицу, а потом составить счастье Цзычжуна. Прекрасный выход! Когда они узнают, что я женщина, то винить меня не станут. Если же Цзычжун не согласится, все равно потом легче будет отговориться, во всяком случае я не буду в таком затруднении, как сегодня».
Решив так, она сказала господину Фу:
— Раз вы и ваша внучка так любезны, я не посмею отказаться от добра и чести! Я оставлю здесь что-нибудь в подтверждение слова, а когда вернусь из столицы, явлюсь к вам со сватовством.
При этом Цзюньцин сняла с пояса яшмовую подвеску, которую дал ей Чжуаньчжи, и, преподнеся ее обеими руками господину Фу, добавила:
— Передайте это вашей внучке в знак верности слову.
Господин Фу был рад бесконечно. Он принял подвеску и вместе со старушкой пошел к Цзин.
— Все, договорились! — сказал он ей и тут же велел приготовить вина для проводов господина Вэня.
Цзюньцин было неудобно отказываться. Пришлось пить. Выпили они вволю, и только после пиршества она простилась с господином Фу и отправилась в путь.
В дороге всяко приходилось: и есть в поле на ветру, и ночевать в лодке на реке; вечером останавливались, а утром двигались дальше. Прошел так не один день, пока они достигли столицы. Цзюньцин велела Вэнь Луну разузнать, где живут Чжуаньчжи и Цзычжун. Оказалось, что Цзычжун еще в столице, а Чжуаньчжи, получив отпуск, вернулся домой.
Цзычжун безмерно обрадовался, узнав, что приехал Цзюньцин. Он немедленно велел слугам встретить его и проводить к себе. Они поздоровались, немного потолковали о том о сем, и Цзюньцин сразу же заговорила о цели своего приезда.
— Я здесь специально по делу отца. Вы с Чжуаньчжи в свое время советовали мне непременно приехать в столицу, и вот, когда я узнал, что вы оба так выдвинулись, решил, как бы ни был труден путь, ехать сюда и просить вас о помощи. Жаль, что Чжуаньчжи уехал. Но хорошо, что ты еще здесь, так что надежда у меня не потеряна.
— Ты сначала составь подробную бумагу о том, как отец твой был несправедливо обвинен, дай вырезать это на досках, отпечатать и вручай каждому сановнику, которого встретишь возле императорского дворца. Когда люди будут знать, в чем суть, и у них на этот счет составится определенное мнение, я попрошу одного друга, чтобы он при случае в докладе Военной палате упомянул об этом деле, и тогда дадут распоряжение выяснить все на месте и освободить твоего отца.
— Отец уже составил вчерне подобное прошение. Может быть, его можно просто и подать?
— В нынешний век дорожат гражданскими чинами, а не военными. Твой отец арестован областным судом, и, если он сам, человек военный, будет себя оправдывать, вряд ли это поможет; наоборот, скорее это возбудит против него гнев, и тогда все будет испорчено. Лучше сделать так, как я тебе советую. Действовать надо осмотрительно.
— Благодарю тебя. И помни, я простой, мало что понимающий учащийся, а потому я и впредь буду просить тебя руководить мной и давать советы в этих делах.