Бабушка достала две любимые конфеты «Мечта» из старых запасов, одну сунула себе в рот, вторую дала внучке.
– Помечтаем, Валюша! – сказала бабушка, жадно рассасывая конфету.
Конфеты были ее кислородной маской: сначала – себе, потом – внучке. Бабушка ни о чем не стала расспрашивать Валю. Главное – живая.
Валя, вспоминая все то, что произошло с ней, решила, что никому не будет рассказывать, все равно никто не поверит.
Позже Валя узнала, что Никитишна жаловалась соседям, что слышит по ночам, как кто-то играет на гармошке.
– Делов-то, надо уметь выслушать и раненую душу подлечить. Да к каждому свой ключик найти или траву! Валерьяна с пустырником чудеса творят. А уж боярышник! Побалакают люди о том, что болит, – успокоятся. И жизнь налаживается. Молчуны годами терпят, а потом как прорвет! Так и в клинику неврозов загреметь можно, а то и похуже! – рассказывала коту Баба Валя, пытаясь сама себе объяснить свои способности, ненароком вспоминая пациентов в психиатрической клинике, где в молодости подрабатывала санитаркой. И записала мысли в старый блокнот.
Баба Валя посмотрела в большое зеркало, ловко собрала крашенные хной волосы на затылке шпильками в пучок. Надела красно-белый спортивный костюм, привезенный все с того же секонда, глядя на себя в зеркало рассмеялась, словно маленькая девчонка. Слегка полноватая, с рыжими волосами, в ярком костюме, она немного походила на клоуна.
Баба Валя оттянула штаны спереди как можно дальше и резко отпустила, резинка ударила по животу, и она произнесла придуманный ею заговор:
– Пошел вон, живот, за седьмой поворот!
С возрастом ее тонкий, писклявый голос не изменился. Баба Валя терпеть его не могла, но смирилась и нашла в нем выгоду. Случались дни, когда ей совсем не хотелось принимать незваных гостей и «бальзам для нервов» был расписан до бутылочки для «своих», тогда, при настойчивом стуке в дверь, она в ответ пищала голосом первоклассницы:
– Никого из взрослых нет дома, будут поздно! Дверь открывать – запретили.
Баба Валя задумалась, что же такого еще может случиться сегодня, раз день не задался с самого утра. – Давай-ка выходи, новости посмотрим, Нельсон, прогноз погоды узнаем, кости ломит, может к дождю, – сказала Баба Валя коту, спрятавшемуся внутри дивана и вышедшему из укрытия на зов хозяйки.
Кот, не обидевший в жизни ни мухи, но заставляющий людей на улице креститься и держаться за пуговицу, вальяжно сел, решил вылизать хвост, но передумал и завалился на спину.
Как включили новости, на Бабу Валю из телевизора обрушилось сообщение о перестрелке бандитской группировки возле блошиного рынка на Удельной. Лужа крови, показанная на весь экран, заставила Бабу Валю отвернуться.
– Едрид Мадрид, тьфу ты, кабздохи хреновы. Думала поеду – прошвырнусь по блошиному, стресс сниму да «Рояля» пять литров выкуплю.
Миловидная девушка, пообещавшая в Ленинградской области ураганный ветер, окончательно испортила настроение Бабе Вале.
Она с печалью посмотрела на собранную ею сумку из кожзама «вырвиглаз», вырытую из-под груды секонд-хенда на рынке, «симпатишную, но с какой-то ненашенской надписью». На сумке золотыми буквами было написано: «Crazy Break Dance». Хозяйка взглянула и на удобные кроссовки, «более спокойные – розовые – для выхода в город».
– Эх, похоже, сегодня выгулять вас не удастся! – с сожалением произнесла Баба Валя.
Односельчане часто интересовались, кто привозит ей такую одежду.
– Фирма «КЧД», – загадочно улыбаясь, отвечала она.
Расшифровку «Кто Что Дал» никто не знал, потому что Баба Валя ее сама выдумала.
На улице потемнело, вороны заорали что есть мочи. Ураганный ветер не заставил себя ждать. Баба Валя побежала закрывать форточку, раскачивающуюся со скрипом туда-сюда, словно качели.
В дверь постучали.
– Валентина, открой дверь, пожалуйста! – загорланила Семеновна, жена отставного военного, однажды застуканного в отключке после употребления огуречного лосьона и прозванного в честь этого Огурцом.
Надо сказать, после случившегося события, которое предали огласке, дед от стыда завязал с алкоголем почти на год. Правда, место алкоголя, по мнению его супруги, сразу заняли «другие демоны».
Баба Валя открыла дверь и недовольно спросила:
– Ну что твой дурак натворил, опять жаловаться пришла?
Злющая на мужа Семеновна сразу остыла и, взглянув на Бабу Валю с укором, нервно спросила:
– Почему сразу дурак-то? Не такой уж и дурак.
– Придурок, значит? – развеселилась Баба Валя в надежде, что Семеновна раздумает жаловаться и уйдет домой, к деду.
За пять лет она наслушалась от обоих супругов столько несовместимых с совместной жизнью жалоб, что надоели они ей как горькая редька.
По глазам Семеновны Баба Валя поняла: нет, не уйдет. Будет жаловаться.
– Валюша, – постаралась та начать как можно мягче, – представляешь, Огурец всем родственникам разослал телеграммы от моего имени о своей смерти и с просьбой помочь деньгами на похороны. Снял все деньги с книжки, добавил к «похоронным» и купил видеомагнитофон, будь он неладен. И все это ради этих иностранных девок и их песен, как там их, еле выучила – Кейч да Фокс зовут. – Семеновна покраснела и нервно продолжила: – Развесил в своей комнате фотографии и плакаты из журналов. «Это сиси!» – гордо заявил мне он, не стесняясь. Обнаглел, сволочь. Седина в голову – бес в ребро. Скоро весь дом ей обклеит.
– Ой, не могу, Семеновна! Насмешила. Сиси – это имя певицы. Ее по телику сто раз показывали. Пусть лучше Огурец смотрит на баб, чем по ним ходит, – заявила Баба Валя, наливая жалобщице сорок капель корвалола.
Напившись корвалола и ромашкового чая, Семеновна, несмотря на ураганный ветер, побежала в магазин, «там сегодня тушенку дают» – дефицит. Баба Валя, привыкшая к тому, что супруги приходят жаловаться друг на друга в один день, не заперла дверь.
В это время к дому Бабы Вали подошел Огурец. С балкона второго этажа сильным порывом ветра снесло старые маленькие санки, которые приземлились прямо к ногам деда полозьями вверх.
– Бляха-муха! Сбылось! – испуганно заорал Огурец и встал как вкопанный.
Он запомнил на всю жизнь, как будучи мальчиком просил такие три года подряд у Деда Мороза. После трех лет ожиданий он переключился на Боженьку, но санок так и не случилось, а чуть позже началась война.
Дед почесал затылок и, несмотря на пронизывающий ветер, замер в раздумьях:
«Мечтал о Сиси, а сбылись санки».
– Чё, дверь не заперта? Валюша, здравствуй! Как моя настоечка поживает? – спросил Огурец.
Баба Валя рассказала деду об утреннем происшествии.
– Только не ной, дед, еще три дня впереди, придумаем что-нибудь. А пока помоги по хозяйству, полки на кухне прибей как следует, чтоб на башку не свалились! Хоть от своих певиц оторвешься, а то как пацан какой-то! С тебя хоть книгу пиши или картину маслом малюй, – сказала Баба Валя, глядя в игривые глаза Огурца, и пообещала одну настойку будущему юбиляру сделать за свой счет.
И Баба Валя, одевшись потеплее, побежала вслед за Семеновной в очередь за дефицитной тушенкой.
Дед принялся приколачивать полки, но больше всего ему хотелось выпить за мечты.
Санки, как знак свыше, всколыхнули в нем надежду на то, что его желания способны сбываться. Он заглянул в кухонный шкаф и увидел там одну-единственную бутылку.
– За мечту! – сказал Огурец следящему за ним Нельсону и отпил пару глотков.
Полки, под насвистываемые дедом мотивы песен любимых дев, стали приколачиваться быстрее. Огурец не заметил, как быстро закончились пол-литра настойки. Он побежал к соседу, работавшему на железной дороге и приторговывавшему каким-то пойлом. Купил две бутылки. Забежал к себе домой за молоком «для Васи Кабздоха, шоб молчал». Одну бутылку влил вместо выпитой настойки и поставил обратно в шкаф Бабе Вале. Налил коту молока. И пошел домой, смотреть видик и распивать вторую, «свою».
Бабы, чтобы скоротать время в очереди за дефицитом, травили анекдоты и громко ржали. Но Бабе Вале было как-то неспокойно.
Те, кому после двухчасового стояния в очереди досталась тушенка, уходили счастливые. Другие злились и ругались. Баба Валя с Семеновной, успевшие урвать по три банки, бежали, подгоняемые ветром, домой.
На удивление дома все было спокойно. Ключ положен у порога под коврик, полки прибиты, как договаривались. И даже молоко коту налито – целая миска.
– Совсем недоверчивая стала, чуйка моя подводит, что ли! – произнесла Баба Валя, втягивая ноздрями воздух, на всякий случай. Пошла на кухню, посмотрела в шкафчик – настойка на месте.
– Вот Огурец – молодец, не взял. Две спрятала, одну оставила, чтоб не лазил в поисках «если что». Точно у деда мозг другим занят. Может, ему и на пользу, – сказала Баба Валя Нельсону.
Кот в ответ жалобно замяукал, Баба Валя кошачий не понимала и почесала любимца за ухом.
Она, как обычно вечером, села за стол и принялась писать заметки. В конце листа вместо обычной подписи расписалась новой: Маня Графова – и довольная собой пошла спать.
Только легла в кровать, как в дверь застучали.
– Кого еще черти ночью принесли!
– Баба Валя, откройте, это я – Егор Треплов, – заявил уверенным тоном бизнесмен, приезжающий раз в неделю, по пятницам, за настойкой и на «поговорить надо». Щедро плативший, в два-три раза больше остальных, здоровый двухметровый верзила обычно захаживал к Бабе Вале плакать в жилетку часа на три-четыре.
– Сегодня четверг, что-то ты не по расписанию, – сказала Баба Валя, вынимая спрятанные подальше от Огурца две бутылки для Треплова.
– А третьей нет? Очень надо. Завтра приехать не смогу, – сказал расстроенный Треплов.
Баба Валя отдала третью, «резервную», из шкафчика. Треплов оставил на кухонном столе пачку денег и ушел, без разговоров.
– Огурец в реанимации! Кабздошек, дорогая, умоляю, проснись! – кричала в шесть утра плачущая Семеновна под дверью Бабы Вали и стучала со всей мочи. Баба Валя сползла с кровати: