Чистили, драили, шкурили, обезжиривали и красили, красили, красили. Материли друг друга нещадно, если кто влез на покрашенное и тем опошлил свежесть. Докладывали, проверяли, устраняли и снова докладывали. И так несколько дней подряд. И вот, когда этот малярный секс уже подходил к экстатическому финалу, вдруг вспомнили, что у нас не покрашена башня главного калибра. Не то чтобы она была маленькая и незаметная – очень даже сильно наоборот. Но, как единицу откровенно самостоятельную и выделяющуюся, ее все оставляли на потом. А тут уже день до парада, а пушка угнетает своей унылостью. Естественно, командир крейсера забил чоп командиру БЧ-2, тот – командиру дивизиона, комдив – командиру батареи, комбат – старшине… Короче, взаимно удовлетворены были все, кроме последних матросов, которые уже никому ничего вставить не могли и поэтому поскакали снимать свое напряжение с кисточками в руках.
Но в силу того что красили и мало спали уже несколько дней подряд, да еще и настроение у всех было сильно предпраздничное (не в последнюю очередь от бодрящего запаха свежей краски), на художников в тельняшках просто забили, предоставив их самим себе. И доморощенные мастера изобразительного искусства решили переплюнуть одним махом и Айвазовского, и Малевича. Высунув языки, они изливали на ни в чем не повинную башню все свои потаенные фантазии. Они макали, раскатывали, подтирали и трафаретили. Дети, первый раз в жизни получившие в руки фломастер, не бывают так счастливы. Выплеснувшись и отагонизировав, бойцы развалились в неприличных позах, созерцая сотворенное. Наверное, так да Винчи смотрел на Джоконду. Парни чувствовали, что вступили в вечность. Когда они налюбовались – послали самого молодого бойца доложить о совершенном подвиге. Боец метнулся кабанчиком, невнятно пискнул старшине, что, мол, тащ, готово, и растворился в бесконечных коридорах стального убийцы авианосцев. А старшина, то ли утомившись от всего происходящего был, то ли просто старый наивный дурень, теперь уж и не упомнишь, принимать работу не пошел, а сразу доложил комбату о готовности объекта к предъявлению. А комбат что, поверил старшине – на том уж и опята расти отказывались от старости его. И понеслась обратно по возрастающей: комбат – комдиву, комдив – бычку, бычок – командиру… И никто, НИКТО не удосужился проверить! А командир как раз собрал на доклад командиров боевых частей и начальников служб. Выслушав доклад командира БЧ-2, командир выкарабкался из кресла, умело изобразив величавость, и повел своих придворных осматривать свежевыкрашенный плавучий дворец. Начали с юта; хорошее настроение командира, вызванное окончанием покраски, позволило задницам моей и румына остаться невыдранными. Плавно и вальяжно промоционировали по шкафуту. Лето, июль, солнце, чайки. Девственно чистый крейсер. Благодать. И радостно поддакивающая на мелкие замечания свита уже предвкушала почти законное расслабление… Как вдруг, традиционно неожиданно, показал свою гнусную морду известный северный зверек. Уже совсем потерявшая форму и бдительность группа товарищей вывалилась из ракетного коридора на бак и увидела ее, башню.
«Ну-с-с, – шипел командир, волшебным образом превращаясь в перегретый котел: – Ну-с-с-с-с…»
А потом рвануло. Нет, РВАНУЛО! Кэп орал так, что во Владивостоке из пушки в полдень хотели было больше не стрелять, ибо какой смысл пугать воробьев вялым пуком, если в природе существуют звуковые волны куда более интересных амплитуд.
Пушка, конечно, была покрашена шаровой краской. Однако в надписи: «При вращении не ходить!», «При» было белым, «вращении» – синим, а «не ходить!» – красным. Но наибольший восторг у командира вызвали заклепочки, гаечки и болтики. Каждый из них был любовно выкрашен в ярко-красный цвет! Башня главного калибра откровенно напоминала собой издевательскую пародию на мухомор с триколором, намекающим на место производства.
Пока командир изливал плоско, хотя и громко, свой праведный гнев, я все гадал: то ли это пары краски навеяли юным молодцам грибную тему, то ли они настолько соскучились по грибочкам и прочей природе. Откровенно радовало то, что они хотя бы стволы под березку не разукрасили.
Вы спросите, что стало с командиром БЧ-2. А ничего. Что с ним будет? Крейсерская закалка!
Полуденный выстрел во Владивостоке прекращать не стали. Традиция все-таки. Да и, в конце концов, не настолько часто крейсер на рейде красится.
А вы говорите, медведь…
Александр Новиков
Полевой выход
«Господин лейтенант! Партизанский отряд имени Ли Харви Освальда по вашему приказанию построен!»
Вот так. Нормально, да? Командир полка в восторге. Замполит в ярости, хотя и общаюсь я с бойцами подобным образом только вне общих построений, с глазу на глаз, так сказать. Но поначалу мои тоже спрашивали: «А почему?»
Почему-почему… Да потому, блин, что какой я вам на хрен «товарищ»? Вы же все самоубийцы. С вашим психофизическим состоянием и боевыми навыками ехать на войну глупо. Все равно что нажраться за рулем и воткнуться в столб. И что? Горячие чеченские парни в этом виноваты? А? Поэтому мы с вами будем упорно тренироваться. То есть я превращу вашу жизнь в АД. А товарищи так не делают.
Я, сразу после того, как меня представили, прогулялся с бойцами на полосу. Отстрелялись на стрельбище, порешали тактические задачки на полигоне, и все стало ясно. Вполне себе нормальные бойцы для десантно-штурмовых рот. Для «мабуты» – вообще звери и техасские рейнджеры. Но как разведчики – полные нули. Ну я им все разложил как по писаному:
– До разведчиков вам – как отсюда раком до Пекина. Нет, отставить, Пекин близко. Как до Лондона. Поэтому будем именоваться партизанским отрядом имени Ли Харви Освальда. По вашим глазам вижу, что нужны объяснения. Объясняю. Ваши тактические решения и характер действий напомнили мне партизан где-то в Белоруссии в сорок первом. Так себя ведут пьяные, но хорошо вооруженные гинекологи в тылах дивизии СС. А имени Освальда – потому, что был в свое время такой персонаж, америкосовских президентов не любил – мама не горюй. Из винтовки по ним шмалял – у тех только мозги вылетали.
– И че делать-то? – подал голос один из бойцов, который первым осознал, что разговорами все не кончится.
– Тренироваться. Упорно. В плане тактики. Я, знаете, имею мечту – хочу Героя получить. Одна небольшая деталь: звание героя я желаю получить не посмертно. И вы мне в этом поможете. Или… Я вас сгною.
– А мы-то думали… Ну, там, рукопашка и все такое…
– Значит, так. Первое. Морскому пехотинцу думать нельзя. Если он начинает думать – это заканчивается геноцидом и массовыми разрушениями. Действовать он должен на рефлексах. И они у вас будут – это я вам обещаю. И второе. Морской пехотинец вступает в рукопашную схватку при следующих условиях: он проебал автомат, истратил гранаты, сломал нож и встретил другого точно такого же мудака на ровной площадке без камней и палок. Ясно? А по поводу партизан… Ну, если вам уж очень не по душе, могу предложить другой вариант: «Банда имени Бориса Моисеева».
– Не-е-е-е-е-ет!!! Лучше партизаны Освальда!
– Удивительно, но я почему-то с самого начала был уверен, что вам понравится.
Стоп. Тихо. Из расположения разведроты слышен звериный рев: судя по звукам, там жрут человечину. Здесь я, дорогой читатель, должен ввести тебя в курс дела и объяснить происхождение этих инфернальных воплей.
В дивизии начались сборы разведподразделений. Мы уже все нормативы сдали, морды друг другу набили, по штурмовой полосе поскакали, на всех положенных лекциях поспали, из всего, что стреляет, – отстрелялись. Ну и в заключение – в тайгу на 10 суток в войнушку играть. Ну а уже потом должно состояться подведение итогов и по славной традиции – «наказание невиновных и награждение неучаствовавших».
За день до выхода, вечером, все офицеры собрались думать. Где, как и что будет происходить. Что-то новое начальнику разведки придумывать явно будет лень, тем более что сетки на картах и кодировочные таблицы старые. Но думать тем не менее надо было много. Чтобы не уснуть, послали гонца в ночной магазин за тонизирующими безалкогольными напитками. Таковых в магазине почему-то не оказалось, и этот гад притащил водку. Мы его, конечно, отругали и с криками «ты же офицер!» отправили в магазин еще раз. Но этот удивительный человек снова принес водку. И так 4 раза. Последний заход был явно лишний. Молодой летеха из разведроты не встал по подъему и был обнаружен начальником штаба с явными признаками дикого бодуна. Вот его теперь и употребляют, предварительно изнасиловав. Я почувствовал, что сейчас начнется тотальная проверка на предмет выявления и наказания. А я, мягко говоря, стеклянный и попадать в облаву отнюдь не стремился. Разведчик я или нет, в конце концов?
– Так, бойцы, я в медсанбат за сывороткой.
– Какой еще сывороткой? На фига?
– А вдруг змея?
На лицах бойцов читаются вопросы. Да, работать с ними еще и работать, в разведке надо побыстрее соображать. Объясняю:
– Змея – в смысле, не убить, зажарить и съесть (а кстати, вкусно). А в смысле – вдруг укусит?
– А-а-а…
Но по мордам видно: мои бойцы не верят, что змея может укусить, до того как ее сожрут.
В общем, я ухитрился скрыться и не был обнаружен. Но когда вернулся, меня ждал сюрприз, и, разумеется, вовсе не приятный. Месть ниндзя в исполнении начальника разведки: пеший суточный марш 30 км. А 30 км по тайге, по сопкам да с грузом 30 килограммов за спиной и оружием – это много. Тем более, что эти 30 км меряют линейкой по карте, а в натуре выходит все 50, а дорог, само собой, нет. В общем, прошу считать меня коммунистом. Через час я сдохну, и одним коммунистом будет меньше.
Но, видимо, от страха перед смертью решение пришло почти сразу. Как только отбежали от ППД, я скомандовал:
– Взвод! Стой! Довожу тактическую обстановку. После совершения диверсии на объекте противника, прикрывая отход группы, героически погиб командир взвода. Тело героя нужно доставить на Родину.