Для меня легкая литература (если, конечно, речь не идет о детективе) – это всегда тяжелое испытание. И дело не в снобизме – я читатель доверчивый и всеядный, но именно в ней сквозь развеселый перезвон бубенцов я почти всегда слышу тщательно скрываемое пыхтение автора. Именно натужная легкость, настойчивое стремление выглядеть проще, чем ты есть на самом деле, вызывает во мне интуитивное недоверие, а вместе с ним – желание (чаще всего избыточное и бесплодное) зарыться вглубь, понять устройство, разобрать игрушку на составные части. Результаты этих усилий – перед вами.
Бернхард Шлинк
Женщина на лестнице
Если малознакомый человек спросит вас, что бы ему почитать, сразу отвечайте: «Женщину на лестнице» Бернхарда Шлинка. Как и предыдущий супербестселлер этого автора, «Чтец», этот роман – в хорошем смысле слова читательская литература, неглупая и добротная, но при всем том ориентированная на некие усредненно-культурные вкусы и потому имеющая шансы на широкий (и, к слову сказать, вполне заслуженный) успех.
Юный и прилежный адвокат по гражданским делам (все герои Шлинка – непременно юристы, как и сам автор) оказывается втянут в причудливый любовный треугольник, или, вернее, квадрат, в составе миллионера, художника, миллионерской жены и ее портрета, этим самым художником написанного. В процессе работы над картиной миллионерская жена ушла от мужа к художнику, но мужу остался ее портрет, и муж начинает его планомерно портить и уродовать. Художник не может с этим смириться и заключает с миллионером изрядно отдающий безумием договор – он вернет мужу жену, а тот ему – ее портрет. Однако адвокат, сам влюбленный в прекрасную Ирену (так зовут героиню), решается поставить под удар свою карьеру: он помогает ей удрать от обоих своих мужчин – и увезти с собой портрет. Адвокат надеется, что в благодарность за помощь Ирена одарит его своей любовью, но она бесследно исчезает – оставив юношу наедине с его неразделенным и толком не проговоренным чувством.
В следующий раз всем четверым – художнику, красавице, миллионеру и адвокату (но уже без портрета) – доведется встретиться через тридцать с лишним лет, на берегу океана в забытой богом австралийской глуши, куда умирающая от рака Ирена заманит своих когдатошних верных поклонников. Там главному герою (именно он останется коротать с Иреной последние оставшиеся ей дни, рассказывая ей сказки об их так и не случившейся совместной жизни) предстоит понять, почему такая прекрасная и троекратно любимая женщина предпочла сбежать сначала в ГДР, а после и вовсе на край света – в Австралию, и разобраться с тем, что же пошло не так в его собственной жизни.
Крепко сбитая, в достаточной мере непредсказуемая и выстроенная в полном соответствии с драматургическим каноном, «Женщина на лестнице» словно бы намекает на экранизацию – и явно в ближайшем будущем ее удостоится (скорее всего, как и в случае с «Чтецом», со звездным составом и громадными сборами). Кино будет, вне всяких сомнений, отличное, да и на роман, в общем, не пожалуешься: не шедевр, но в высшей степени достойный образец той самой «миддл-литературы», которая в России пока не растет, сколько ни удобряй.
Анна Матвеева
Завидное чувство Веры Стениной
Роман Анны Матвеевой – отличная, просто-таки образцовая женская проза, но не в смысле Екатерины Вильмонт (или, если угодно, Сесилии Ахерн), а скорее в смысле Анны Гавальда времен романа «Просто вместе». Героиня Матвеевой умна, образованна, а еще с ней «разговаривают» живописные полотна, что, ясное дело, повышает ее ценность как профессионального искусствоведа. Однако по жизни Веру Стенину ведет не разум и даже не художественная интуиция, но Чувство. И чувство это – зависть, летучей мышью поселившаяся у нее в груди пониже горла.
С седьмого класса Вера завидует своей лучшей подруге Юльке – безалаберной, веселой и ослепительной. Вера и Юлька параллельно взрослеют, заводят романы, с разницей в год рожают дочерей, делают карьеру, снова заводят романы, – и всё это время в груди Веры бьет крыльями огромный раскормленный нетопырь. У Юльки нет отбою от мужиков, ноги у нее такие длинные, что любая юбка выглядит слишком короткой, да еще и ее вечно заброшенная замухрышка-дочь – самый настоящий гений. У Веры же ноги однозначно предполагают каблуки, дочка изрядно отстает в развитии, а с мужиками после двадцати лет как-то туговато. Не то что бы звенящее одиночество, но… Вера, конечно, всей душой любит искусство, но… Словом, вы поняли.
В «Завидном чувстве Веры Стениной» есть всё, чтобы понравиться интеллигентным читательницам. Любуясь лепестками роз, героиня непременно сравнит их с картиной Лоуренса Альма-Тадемы (сноска: «Голландский и английский художник, мастер исторической и мифологической живописи»), в середине романа уютной улиткой свернулась аккуратная авантюрная интрига – тоже из области изящных искусств, а жизненные беды и победы Веры и Юльки, юность которых пришлась на эпоху девяностых, отзовутся живым узнаванием в сердце любой женщины от тридцати до пятидесяти.
Единственная тонкость состоит в том, что зависть – чувство, вообще плохо выразимое при помощи художественных средств. Даже в знаменитом романе Юрия Олеши она всё время норовит затеряться на заднем плане, так что автору приходится искусственно ее оттуда выуживать и буквально совать под нос читателю – не забывай, помни, о чем это мы тут, собственно, – о зависти. Вот и у Матвеевой то же самое: вроде бы, именно зависть должна мотивировать и предопределять все поступки героини, но вместе с тем убери ее из романа, высели летучую мышь из сердца Веры Стениной – и всё останется прежним, почти ничего не изменится. Пожалуй, это разочаровывает – обидно, когда несущая колонна сюжета (еще и вынесенная в заглавие) вдруг оказывается декоративным гипсовым пилястром.
Ну, и в целом, рассказы Матвеевой как бы намекали, что от этого автора следует ожидать чего-то большего – чего-то, выходящего за рамки женской прозы, пусть даже и образцово-показательной. Однако если отвлечься от мелких недостатков и собственных завышенных ожиданий, нужно признать, что «Завидное чувство Веры Стениной» – отличный женский роман. Что называется, и на пляж, и на вечер после работы, и сестре в подарок.
Мюриель Барберри
Элегантность ежика
Бестселлеров, которые берутся из ниоткуда, буквально из воздуха, очень мало. И всё же они встречаются. Внезапно звезды располагаются на небе каким-то таким причудливым образом, что без малейшего промоушена и без всяких видимых причин весьма посредственная книжка никому не известного автора вдруг начинает великолепно продаваться, обходя признанных фаворитов на два, а то и на три корпуса.
Роман молодой француженки Мюриель Барбери «Элегантность ежика» – как раз из числа таких темных лошадок: собрав немыслимую кассу на родине, теперь он почти так же успешно обживает российский книжный рынок. Через месяц с небольшим после начала продаж «Ежик» уверенно обосновался в топ-двадцатках большинства книжных рейтингов – результат, о котором другим не слишком раскрученным авторам остается только мечтать.
«Элегантность ежика» – своего рода литературная кантата, разложенная на два взаимодополняющих (но при этом, увы, одинаково фальшивых) голоса. Пятидесятилетняя Рене, консьержка в богатом доме, на протяжении всей жизни зачем-то прячет свой незаурядный ум и утонченный художественный вкус под маской заурядности и больше всего на свете боится «разоблачения». Двенадцатилетняя Палома – замкнутая умничка из богатой семьи – учит японский язык, презирает интеллектуальное и духовное убожество окружающих, ведет дневник, в который записывает «глубокие» мысли, и готовится покончить жизнь самоубийством в день своего тринадцатилетия. Шрифт с засечками – для глав, написанных от лица консьержки, рубленый шрифт – для глав от лица девочки. Впрочем, различие это сугубо формальное: характеры героинь настолько схожи и настолько недостоверны, что поверить в существование их обеих в реальности, а тем паче проникнуться к ним симпатией или, не дай бог, состраданием крайне затруднительно.
Развитие событий, закономерно следующих из подобной завязки, просчитать, напротив, легче легкого. Ясно, что два одиночества неизбежно найдут друг друга; что пугливая и навечно, казалось бы, запертая в тесной скорлупе собственного интеллекта Рене однажды рискнет выйти на свободу; что под влиянием старшей подруги юная Палома оценит прелести жизни и передумает кончать с собой; что финал у этой истории будет одновременно пронзительно-печальным и трогательно-оптимистичным, а по ходу дела автор непременно развлечет нас необязательными, но не лишенными изящества рассуждениями о феноменологии и японском кино. Простенько, но миленько.
Куда большую значимость, чем собственно сюжет, представляет вопрос, почему именно эта книга пользуется сегодня таким успехом. Что представляет собой целевая аудитория, желающая читать одновременно и про душевные муки консьержки-интеллектуалки, и про специфику мировоззрения Гуссерля? Что еще эти люди поставят на свою полку, помимо «Элегантности ежика»? Можете спорить на всё что угодно: рядом с книгой Барбери наверняка окажутся аккуратненькие томики в разноцветных обложках – романы из жизни офисных клуш от ставшей уже именем нарицательным Бриджит Джонс до шопоголика Бекки Блумвуд из одноименного книжного сериала Софи Кинселлы. Словом, то, что во всем мире именуют игриво-пренебрежительным термином «чиклит» – «литература для цыпочек».
Как правило, читательские предпочтения обладают способностью эволюционировать: те, кто вчера читал Донцову, завтра перейдут на Акунина, а через пару лет, глядишь, дорастут и до «Имени розы». Если не бросят читать, конечно. Поэтому по сравнению с совсем уж пустопорожним чиклитом Мюриель Барбери с ее девочково-наивными рассуждениями о «высоком», безусловно, заметный шаг вперед. Однако, радуясь положительной динамике (так много девушек всё еще не просто не разучились читать, но даже не боятся слова «Гуссерль»!), не стоит забывать, что до настоящей высокой прозы – хоть бы даже и женской – путь от «Элегантности ежика», прямо скажем, неблизкий.