Стоунер
Со «Стоунером» Джона Уильямса всё самым счастливым образом понятно: этот роман – настоящий, общепризнанный шедевр, одна из величайших вершин мировой литературы XX века и потаенное сокровище, каким-то образом много лет таившееся от читателя где-то в складках американской литературы. Уильямс, американский литератор второго ряда, выпустил свой роман в 1964 году, в покое и умеренной безвестности прожил еще тридцать лет и был окончательно забыт после смерти. Однако в 2003 году «Стоунера» где-то откопали составители серии «New York Review Books Classic», переиздали с предисловием ирландского классика Джона Макгахерна, подняли на щит – и с этого момента началось шествие романа по миру; тем более триумфальное, что совершенно неожиданное. Во Франции Уильямса переводит и превозносит Анна Гавальда, критики всего мира поют ему осанну и – что самое удивительное – вот уже почти десять лет «Стоунер» не покидает списки бестселлеров.
Первое, что нужно сказать о романе Уильямса, – все расточаемые ему похвалы расточаются не напрасно: это действительно потрясающий текст (в потрясающем, надо заметить, переводе Леонида Мотылева). Во-вторых, важно предупредить, что текст этот образцово неяркий, приглушенный, обманчиво бедный на выразительные средства и как будто слегка подсушенный. Ну, и наконец, в-третьих, будьте готовы: немногие произведения мировой литературы способны пробуждать в читателе столь острое – вплоть до физического дискомфорта – чувство сопереживания.
Пожалуй, это главное. Сюжет же (как, собственно говоря, сюжеты большинства по-настоящему важных романов) прекрасно укладывается в предложенную некогда Мопассаном универсальную формулу «Une vie» – «Жизнь». Уильям Стоунер (явное альтер эго автора), крестьянский паренек с загрубевшими руками, приезжает учиться в сельскохозяйственный колледж, но вместо того, чтобы изучать химию почв, самым безответственным образом влюбляется в английскую литературу. Как это часто бывает, любовь меняет Стоунера – он словно бы просыпается от двадцатилетней спячки и становится другим человеком. Этому новому Стоунеру нет обратного пути на ферму – конечно же, он идет в аспирантуру, а после остается преподавать на родной кафедре. Всё, что с ним будет происходить дальше, – это история одинокого интеллектуала, трогательного сухаря и, по большому счету, неудачника. Несчастливый брак, захлебнувшийся роман с младшей коллегой, ровная скучная карьера, единственная изданная (и не принесшая своему создателю ни славы, ни почестей) книга, тихая смерть от рака…
Словом, обычная жизнь обычного академика средней руки, любителя чтения, молчуна и зануды. Объяснить, в чем тут магия и как она работает, – редкий случай, не возьмусь. Но, пожалуй, это тот еще более редкий случай, когда я могу сказать с докучливой назидательностью: читать обязательно.
Роберто Боланьо
Третий рейх
Роберто Боланьо – из числа тех авторов, у которых литературный дар неотделим от романтической биографии и словно бы служит ее закономерным продолжением. Чилиец, выросший в Мексике, Боланьо вернулся на родину на волне социалистических реформ Сальватора Альенде. После прихода к власти Пиночета вступил в ряды борцов Сопротивления, попал в тюрьму, эмигрировал, повоевал в паре мелких конфликтов на Южноамериканском континенте, увлекся троцкизмом, вел жизнь богемного поэта в Мехико, переехал в Испанию, работал там сборщиком винограда и мусорщиком, вступил на стезю добродетели после рождения сына, за десять лет написал пару десятков книг и умер от рака в 2003 году, в возрасте пятидесяти лет, едва начав свое восхождение к славе. По-настоящему знаменит Боланьо стал уже после смерти: на него посыпались престижные награды, признание во всем испаноязычном мире и за его пределами, а также титул «первого классика XXI века», присвоенный ему газетой «The New York Times».
С небольшим запозданием Боланьо добрался, наконец, и до российского читателя: сначала был опубликован сборник его рассказов «Шлюхи-убийцы», и вот теперь в свет выходит роман «Третий рейх». Выбрав не самый известный из текстов Боланьо, издатели до некоторой степени рискнули. Впрочем, как показывает результат, риск этот вполне оправдан.
Скупой на действие, почти статичный роман Боланьо наполнен в то же время таким внутренним напряжением, что от первой до последней страницы держит читателя в тонусе не хуже иного триллера. Восьмидесятые годы, двадцатипятилетний немец Удо приезжает с невестой Ингеборг в отпуск на испанский курорт, куда когда-то ездил подростком. Подлинная страсть Удо – военные настольные игры-стратегии. Даже сейчас, на отдыхе, он норовит при первой возможности сбежать в номер, где на столе разложена огромная карта Европы с расставленными на ней фишками: здесь, за закрытыми шторами, заново разыгрываются величайшие битвы XX века, мчатся в бой танковые дивизии и марширует, вздымая пыль, пехота Третьего рейха.
Тем временем Ингеборг заводит дружбу с молодой парой из Германии – Ханной и Чарли, все вместе они обзаводятся знакомствами среди местных бездельников, а Удо на пляже встречает странного человека, выдающего на прокат водные велосипеды, – силача с лицом, обезображенным страшными ожогами, и с говорящим прозвищем Горелый. Удо, Ингеборг, Горелый, Ханна, Чарли, загадочная фрау Эльза – хозяйка отеля, в котором живут герои (Удо был влюблен в нее в юности), ее невидимый муж – отношения между этими и другими персонажами, внешне прохладные и поверхностные, на деле так густо напитаны электричеством, что искрят при любом неосторожном движении.
Внезапно Чарли исчезает при загадочных обстоятельствах, Ингеборг и Ханна уезжают домой, а Удо остается в отеле один – ждать, пока тело Чарли будет найдено, чтобы его опознать (полиция уверена, что молодой немец утонул). Стремясь скоротать дни ожидания, Удо предлагает Горелому сыграть партию в его любимую военную игру. Надо ли говорить, что игра эта внезапно окажется наполнена смыслом, далеко выходящим за рамки обыденности, и драматическим образом изменит жизнь героев.
Отстраненная, слегка аутичная манера рассказчика напомнит читателю прозу Камю, детальная проработка всего связанного с игрой – «Игру в бисер» Гессе, легкая смещенность причинно-следственных связей, создающая внутри романа особую искривленную геометрию пространства-времени, – «Человека без свойств» Музиля. Однако Боланьо не случайно называют первым классиком XXI века: ничто из этого не выглядит у него вторичным. Из привычных, многократно использованных в мировой практике кирпичей XX века он возводит здание, не имеющее аналогов в истории.
Филипп Майер
Сын
«Сын» Филиппа Майера – амбициозная и, что гораздо более удивительно, очень удачная попытка раз и навсегда, методом стремительной кавалеристской атаки, разобраться со всеми проблемами прошлого и выкристаллизовать, а после надежно зафиксировать в словах некий универсальный американский (ну или, точнее, техасский) культурный и ментальный архетип.
Сто пятьдесят лет американской истории, от первых поселенцев на землях Техаса до наших дней, упаковываются у Майера в три человеческие жизни – правда, весьма продолжительные. Первый герой, старый полковник Илай МакКалоу, в 1849 году становится свидетелем смерти матери, брата и сестры, убитых индейцами, и сам на многие годы попадает в плен к команчам. Второй протагонист – нелюбимый сын Илая Питер, позор гордой и прямодушной семьи МакКалоу: он слишком тонок и рефлексивен для того, чтобы в конфликте однозначно принять чью-то сторону, во всем он видит нюансы и оттенки, а потому в результате именно он становится косвенным виновником жуткой мексиканской резни 1915 года. Ну, а третья героиня – несгибаемая Джинни МакКалоу, беспощадная и ослепительная бизнес-леди, любимая правнучка Илая, способная не моргнув глазом пустить по миру целый клан конкурентов или выжечь тавро на шкуре теленка, но при этом отделенная от своего времени и окружения незримой стеной, бесконечно чуждая тем ценностям, которые ей по факту приходится отстаивать и транслировать.
В сущности, «Сын» – это не один роман, а сразу три: история Илая – это приключенческий роман про индейцев (честно говоря, довольно мрачный и кровавый), история Питера – психологическая драма и отчасти история любви (тоже не слишком веселая), история Джинни – эдакий «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд (ну, тут, я думаю, можно вообще ничего не объяснять – с общей тональностью и так всё ясно). Прелесть этой конструкции в том, что каждая из ее граней существует не сама по себе, но как часть целого, одна линия зеркалит другую, и каждый раз, когда тебе кажется, что ты уже наконец полностью считал авторский замысел и понял, извините за выражение, месседж, Майер находит способ вывести тебя из комфортного равновесия точечным ударом то из прошлого, то из будущего. Техас предстает в его романе эдаким неуспокоенным, бурлящим фронтиром – и такое состояние, по версии автора, является для этой точки пространства перманентным и наиболее естественным. Словом, если коротко, – любит, любит кровушку техасская земля, и ничего в этом месте не меняется. Ну а что – культурная и ментальная универсалия не хуже прочих.
Абрахам Вергезе
Рассечение Стоуна
Роман Абрахама Вергезе – одна из тех редких универсально восхитительных книг, которые одинаково приятно рекомендовать и ценителям серьезной прозы, и любителям литературы «про врачей», и чувствительным особам, планирующим летний отпуск. Известнейший американский физиотерапевт, светило медицинской науки и стэнфордский профессор медицины Вергезе написал большой и настоящий многофигурный эпос, сочетающий в себе лучшие черты постколониального романа, семейной саги и медицинской энциклопедии.
В больнице при христианской миссии в Эфиопии рождаются сросшиеся макушками двойняшки. Их мать, молодая монахиня из Индии, умирает в родах, а их убитый горем отец, талантливый хирург-англичанин, исчезает, так что матерью для малышей становится принявшая их акушерка, отцом – ее незадачливый супруг, а родней – вся разноязыкая команда миссии. Нож хирурга рассекает соединяющую младенцев перемычку, однако судьбы братьев связаны узами куда крепче телесных, и разрушить их оказывается не под силу ни времени, ни людям.
История Мэриона и Шивы раскручивается от их рождения сразу в обе стороны. Одна нить уводит в прошлое – туда, где юная монахиня-кармелитка Мэри Джозеф Прейз знакомится на тифозном корабле, идущем из Индии в Африку, с Томасом Стоуном – молодым врачом из Англии, а будущая приемная мать близнецов, врач-акушер Хемлата, красавица из касты браминов, в родном Мадрасе встречает своего будущего мужа – врача-терапевта, неряху и сердцееда Гхоша. Вторая нить ведет братьев от рождения в будущее – из уютного и безмятежного детского мирка, через крушение их семьи и страны, заменившей им родину, – к разгадке собственного появления на свет. Неторопливый и плавный, скроенный по лекалам великой литературы позапрошлого века роман Вергезе неспешно переносит читателя из Индии в «город порока» Аден, где на долю Мэри Джозеф Прейз выпадают суровые испытания, оттуда – в блестящую и диковатую Аддис-Аббебу времен императора Хайле Селассие, а потом еще дальше – в Нью-Йорк, куда, впрочем, отправится лишь один из братьев – Мэрион, летописец и рассказчик этой причудливой саги.
Политические интриги и семейный раздор, любовь длиною в жизнь и сокрушительное предательство, зачарованный мир древней Эфиопии и медицина, становящаяся для героев одновременно и профессией, и проклятием, и смыслом жизни, «Рассечение Стоуна» содержит в себе всё необходимое для того, чтобы стать первоклассным читательским аттракционом. Пусть вас не пугает обманчиво размеренный темп повествования: роман Вергезе лишь прикидывается респектабельным и консервативным экипажем XIX века – под бархатными рюшами и благородной дубовой обшивкой скрывается мускулистое и стремительное тело сверхскоростного болида. А глубокие медицинские познания автора придадут его тексту сходство с лучшими из всенародно любимых медицинских сериалов – от «Скорой помощи» до «Доктора Хауса» включительно. Словом, единожды погрузившись в подробный и продуманный мир «Рассечения», вы не сможете его покинуть до последней страницы – а их, прошу заметить, в романе шестьсот с лишним. Так что планируйте свое время.