Сталин. Жизнь одного вождя
Количество Сталина в нашей общей (и моей персональной) жизни в последние годы кажется мне настолько избыточным, что, честно говоря, идея читать еще одну его биографию не вызвала у меня поначалу ни малейшего энтузиазма. Именно поэтому книга историка Олега Хлевнюка «Сталин. Жизнь одного вождя» пролежала на моем столе непростительно долго, прежде чем я, наконец, собралась с силами и приступила к чтению. И сразу же, буквально с первых страниц, пожалела, что не сделала этого раньше – например, в канун празднования Дня победы или шествия «Антимайдан». Потому что на фоне горячечных дискуссий о том, был ли товарищ Сталин спасителем отечества от фашизма и «эффективным менеджером» или всё же «усатой сволочью», книга Хлевнюка производит впечатление отрезвляющего глотка прохладной воды. В первую очередь, конечно, потому, что подобная постановка вопроса автору в принципе не интересна.
Важнейшее, на мой вкус, достоинство книги «Сталин. Жизнь одного вождя» – это интонация. Автор не любит своего героя, но и не ненавидит, а главное – ему в этой исторической точке не больно (ну, или он умеет профессионально скрывать свою боль). Из такого сочетания факторов произрастает текст глубокий, спокойный, компетентный (даже короткого описания архивной работы, проделанной автором, достаточно для самого живого восхищения) и удивительно объективный.
Ни в малой мере не стремясь обелить Сталина, Хлевнюк в то же время не видит смысла приписывать ему лишние грехи. Талантливый публицист – да. Яркий оратор – определенно нет. Человек безграничной жестокости, лично ответственный за Большой террор, – да, безусловно. Двойной агент и предатель – нет. Невротик – да. Психопат и безумец – нет. Автор не просто не следует ни одному из утвердившихся сталинистских (или антисталинистских) мифов – он словно бы живет в счастливом мире, где их попросту не существует и где разговор о прошлом можно начинать с чистого листа. Именно поэтому – в силу сугубой авторской непредвзятости – выводы Хлевнюка о катастрофической роли Сталина в российской истории выглядят особенно убедительно, как-то сразу делая все разговоры об «эффективном менеджере» не то что неприличными – просто невозможными.
Рассказывая о Сталине, автор выстраивает свое повествование одновременно с двух концов. Первая линия (нумерованные главы, шрифт с засечками) – это последовательное изложение биографии Сталина от детства в Грузии до старости в Кунцеве. Вторая линия (отдельные эпизоды, шрифт без засечек) – последние дни вождя на «ближней» даче и расстановка сил накануне его смерти. Постепенно сближаясь, две эти линии образуют между собой вполне ощутимое электрическое поле, превращая книгу помимо прочего еще и в увлекательный читательский аттракцион. А подробные постраничные сноски, поясняющие, кто есть кто в чудовищном сталинском зазеркалье, делают книгу доступной даже для тех, кто не силен в именах и датах. Словом, выдающийся труд, с какой стороны ни глянь. И если бы у меня была возможность прочитать о Сталине всего одну книгу, я бы без колебаний выбрала эту – необходимую и достаточную.
Ольга Эдельман
Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках
Компактная книга историка-архивиста Ольги Эдельман задумывалась, вероятно, как наш ответ «Молодому Сталину» Симона Монтефиоре – международному бестселлеру, изобилующему, тем не менее, грубыми ошибками, натяжками и передержками. Однако то, что получилось в результате, едва ли сможет потеснить в читательском сознании созданную Монтефиоре веселенькую картинку – в первую очередь, конечно же, потому, что является ответом на совершенно другой вопрос. В отличие от британского историка, честно (окей, более или менее честно) фокусирующегося на фигуре Сталина, Ольга Эдельман интересуется не столько самим героем, сколько тем, как формировалась повествующая о нем традиция. Или, если совсем грубо, ее задача – понять, кто, что и почему врал или недоговаривал про дореволюционную биографию Сталина.
Вопреки расхожему мнению, источников о юности Сталина не так уж мало – беда историка состоит в том, что все они тем или иным способом тенденциозны. Официальные прижизненные публикации отличаются крайним лаконизмом, а в персональных свидетельствах людей, знавших вождя в его молодые годы, невольные ошибки и неточности накладываются на вполне намеренные и осознанные искажения. Сталин в описании современников предстает одновременно трусом и организатором дерзких «экспроприаций», агентом охранки и банальным уголовником, бескорыстным фанатиком и циничным прагматиком…
Разбор и сопоставление этих точек зрения составляет основное содержание книги «Коба, Сталин и Сосо». Некоторые аберрации объясняются сравнительно просто – так, очевидно, что вышедшие после 1953 года из лагерей старые большевики предпочитали видеть в Сталине воплощение мирового зла и пытались найти признаки грядущего отступничества от светлых ленинских идеалов уже в ранних годах его жизни. Однако есть сюжеты и более затейливые: к примеру, в интервью немецкому писателю Эмилю Людвигу Сталин фактически проговаривается – он признаёт, что не хочет говорить публично о своей карьере революционера-подпольщика, дабы его опытом не смогли воспользоваться «враги советской власти». Иными словами, часть прошлого вождя сознательно замалчивалась, чтобы не наводить советских граждан на нехорошие мысли об активном сопротивлении режиму.
Отправляясь в странствие по бесконечному «саду расходящихся тропок», в котором из каждой достоверно установленной исторической точки в разные стороны разбегаются десятки взаимоисключающих версий и домыслов, Эдельман не пытается доискаться абсолютной истины повсеместно. Скорее для нее важно зафиксировать то, что подлежит надежной фиксации, а по поводу остального обозначить границы возможного. Как результат, «Коба, Сталин и Сосо» (в отличие от книги Монтефиоре) едва ли смогут послужить основой для яркой экранизации – да и международным бестселлером определенно не станут. Однако если вам правда интересно, что же мы на самом деле знаем о годах становления кровавого диктатора и «эффективного менеджера», то вам определенно сюда.
Захар Прилепин
Подельник эпохи: Леонид Леонов
Моду писать биографии известных писателей, рассказывая при этом не только о них, но и о себе (иногда – в первую очередь о себе), завел среди сегодняшних литераторов, конечно же, Дмитрий Быков – автор нашумевших «Пастернака» и «Окуджавы». В этом контексте жизнеописание Леонида Леонова, вышедшее из-под пера одного из самых приметных авторов нашего времени Захара Прилепина, выглядит вполне ожидаемо. Конечно, кто как не Леонов – не понятый в советское время и забытый сегодня, до мозга костей антиинтеллигентский, молчаливый, загадочный и брутальный, может послужить нацболу Прилепину если не ролевой моделью, то уж во всяком случае идеальным экраном для проецирования на него собственной, в высшей степени яркой и неординарной личности?
Отчасти сказанное соответствует действительности – автора в книге, пожалуй, немногим меньше, чем персонажа. Однако, по счастью, Прилепин наделен редкой среди писателей способностью глубоко и всерьез интересоваться чужой судьбой: он умеет полюбить другого именно как другого, а не только как проекцию собственных мыслей, чувств, ожиданий и разочарований. Именно поэтому в его «Леонове» баланс между отстраненностью и персональностью, между своим и чужим соблюдается с безукоризненной корректностью: биография у Прилепина остается биографией, ни в какой момент не превращаясь в эгоцентричную попытку «почистить себя» под Леоновым.
Формально судьба Леонида Леонова небогата событиями: детство в купеческой московской среде, участие в Гражданской войне (на стороне красных, разумеется), а дальше – более-менее благополучная и небывало долгая, без малого столетняя, жизнь советского писателя. Один брак – счастливый и на всю жизнь (с дочерью известного дореволюционного издателя Сабашникова), рождение детей, дискуссии с другими «совписами» первого ряда – Всеволодом Ивановым, Александром Фадеевым, Константином Фединым, публикации, премии, хвалебные отзывы в прессе, переделкинский отдых, зарубежные командировки… Увлечения – сплошь невинные и мало о чем говорящие: цирк, театр да резьба по дереву. Участие в общественной жизни – усредненно-советское, может быть, с легким оттенком деревенщицко-почвеннической фронды: так, уже в старости вместе с другими литераторами Леонов выступает против проекта переброски сибирских рек в Среднюю Азию. Мягкое полузабвение в конце восьмидесятых – начале девяностых и, наконец, мирная смерть во сне.
Ощущение судьбы неприметной и скучноватой усиливается еще и тем, что мало кто из друзей и знакомых писателя оставил о нем сколько-нибудь содержательные отзывы, да и сам он, рассказывая о своем прошлом, всегда оставался лаконичен и скуп. Однако то, что любой другой биограф счел бы непреодолимым препятствием в работе, для Прилепина становится вызовом, испытанием и манящей, волнующей тайной. Скудного имеющегося материала ему хватает для того, чтобы выстроить образ живой, сложный и в чем-то величественный. За недостатком фактографического материала в дело идут смутные полунамеки, которые Прилепин аккуратно выуживает из текстов самого Леонова и, подобно кусочкам пазла, аккуратно складывает в картину его внутреннего мира – сумрачного, эсхатологичного, глубокого и противоречивого.
Любовь, интерес и уважение к персонажу и вместе с тем радостная готовность разгадывать предложенные им загадки даже без надежды на окончательный успех, сквозит у Прилепина в каждой строчке, в каждой мастерски подобранной цитате. И результат полностью окупает вложенные усилия и затраченные чувства: от его книги трудно оторваться, а на выходе возникает настоятельное желание перечитать самого Леонова – «Русский лес», «Вора» или – чем черт не шутит – «Дорогу на океан». И это, пожалуй, лучшее, что в принципе можно сказать о любой писательской биографии.