Британская разведка во времена холодной войны
В отличие от теплой, эмоциональной и очень личной книги Тима Милна, «Британская разведка» кембриджского историка Колдера Уолтона – редкий образец интеллектуальной прохлады и отстраненности. В отличие от ярких полемистов, доказывавших нравственную безупречность Британской империи (первый из них, конечно, Ниал Фергюсон с его знаменитой «Империей»), или, напротив, отстаивающих ее сугубую вредоносность (как, скажем, Йэн Кобейн в своей «Жестокой Британии»), Уолтон занимает подчеркнуто нейтральную, безоценочную позицию. Он не отрицает величия Британии, но и не превозносит ее за это величие; не оплакивает крушение империи, но и не ликует по его поводу. И хотя в этой сдержанности, понятное дело, есть большой элемент рисовки, играет автор свою роль, в общем, неплохо.
Первое, что должен знать отечественный читатель, – это что русский заголовок вводит его в заблуждение: речь в книге Уолтона (в оригинале она называется «Империя тайн») идет не о периоде холодной войны в целом, да и вообще вовсе не холодная война находится в фокусе авторского внимания. Предмет Уолтона – распад Британской империи и та роль, которую британские спецслужбы в нем сыграли (или, скорее, не сыграли).
За точку отсчета Уолтон принимает 1909 год, когда британская разведка сформировалась институционально и, соответственно, ее деятельность стала если не публичной, то хотя бы описываемой, отделяемой от деятельности других подразделений. Дальше автор довольно аккуратно повествует как о блестящих, так и о провальных операциях секретной службы во время двух мировых войн. Некоторые – вроде, например, гомерически смешной истории о специальном подразделении особым образом натренированных соколов-перехватчиков, которые должны были уничтожать «подозрительно выглядящих голубей» в 1939 году, – читаются как недурные образчики английской сатиры. Другие – вроде сюжета о головокружительной схеме дезинформации, которую английская разведка применила во время высадки на Сицилии (немцам было подброшено мертвое тело в офицерском мундире с портфелем, набитым секретными документами), – выглядят крепкой жанровой прозой. Пишет он и о том восхитительном беспорядке в контрразведке, с которым столкнулся Тим Милн, – впрочем, в его изложении беспорядок этот выглядит куда более опасным и менее симпатичным. И всё же по-настоящему увлекательной книга Уолтона становится примерно со второй трети, когда речь заходит о последних годах жизни Британской империи.
Всё с той же меланхолической отстраненностью Уолтон рассказывает о систематических ошибках, которые совершала британская разведка между концом сороковых и серединой шестидесятых (по мнению автора, именно этот исторический момент можно считать настоящим концом империи). Тотальная неспособность справиться с террористической угрозой, исходившей от борцов за независимость Израиля, и катастрофа в отеле «Царь Давид», стоившая жизни без малого сотне человек. Грубейший просчет во время Суэцкого кризиса, приведший к охлаждению в отношениях с США. Массовые пытки, применявшиеся сотрудниками разведки во время восстания мау-мау в Кении, не принесшие никакого результата, но вызвавшие широчайшее общественное негодование… На одну удачную операцию у британцев приходится десяток неудачных, и если оставить в стороне подвиги Джеймса Бонда, то вся послевоенная история английских спецслужб выглядит одним сплошным и разнообразным фиаско.
Уолтон неслучайно ограничивает свое повествование серединой шестидесятых годов – всё то, что было позже, не только выходит, строго говоря, за рамки его исследования, но и в целом не может пока быть изучено сколько-нибудь основательно. Ми-5 и Ми-6 продолжают хранить свои тайны; большая часть документов засекречена, и даже по таким громким прецедентам, как убийство Патриса Лумумбы (судя по всему, его смерть – дело рук английской шпионки Дафны Парк, главного прототипа Эм из фильмов о Джеймсе Бонде в исполнении Джуди Денч), нет официальной ясности. И тем не менее вывод, к которому приходит автор даже на этом ограниченном хронологически материале, вполне вневременной и очень актуальный: любое государство, излишне полагающееся на свои спецслужбы (как это делала Великобритания на протяжении большей части XX века), неизбежно дорого платит за эту свою привычку. И дело даже не в том, что спецслужбы чем-то специально плохи, – нет, вполне хороши. Просто они должны знать свое место – и место это не из высоких.
Дэвид Э. Хоффман
Шпион на миллиард долларов
Микроскопические камеры, тайные знаки, нанесенные губной помадой на телеграфные столбы, силиконовые маски, переодевания, перьевые ручки с капсулами цианида – книга пулитцеровского лауреата, журналиста Дэвида Хоффмана (в нашей стране известность ему принесла книга «Олигархи» о титанах российского бизнеса девяностых годов) буквально собрана из классических штампов шпионской литературы. Его герои носят объемные плащи (под ними легче прятать секретные документы) и надвигают на глаза шляпы, уходят от хвостов, устраивают тайники в заснеженных лесах и прячут изумруды в грязные рукавицы, как бы случайно забытые на парапете метромоста. Всё это было бы совершенно невозможно читать, если бы не одна важная подробность: рассказанная Хоффманом история – не роман, но документальная проза, а главный ее герой – наш соотечественник, скромный инженер секретного НИИ, совершенно не известный у нас и прочно забытый в Америке.
Адольф Толкачев – сотрудник «почтового ящика», занимавшегося разработкой радаров, – не был профессиональным агентом, он никогда не бывал в США и не особо стремился туда переехать, он почти не говорил по-английски, его не влекли материальные блага (кроме, может быть, пластинок с зарубежной музыкой, которой бредил его сын, да чертежных перьев). Ему было под пятьдесят, зимой он носил темное пальто и меховую шапку, и, в общем, единственное его отличие от миллионов других советских граждан состояло в том, что у него имелся доступ к секретной технической информации, а еще он очень сильно ненавидел социалистический строй – достаточно сильно для того, чтобы рискнуть всем – и в итоге всё потерять.
В отличие от большинства других агентов, которых американцы с трудом вербовали и едва ли не силой склоняли к сотрудничеству, Толкачев сам обратился к посольским чиновникам и предложил свои услуги. В ЦРУ тех лет царил панический страх провокаций, люди, желавшие сотрудничать с разведкой, воспринимались как потенциальные двойные агенты, поэтому Толкачеву пришлось шесть раз с риском для жизни передавать американским резидентам письма, прежде чем в 1978 году ЦРУ дало добро на его «разработку». Их сотрудничество продлилось шесть лет – до 1984 года, когда Толкачев был разоблачен и схвачен, а спустя еще два года расстрелян.
На фоне охватившего сегодня мир тотального безумия шпионские игры времен холодной войны выглядят до смешного камерными, уютными, едва ли не детскими: так, схваченную с поличным американскую шпионку высылают из страны, не дав собрать вещи, и это воспринимается как акт непристойной жестокости. Однако начавшись как бойкий и едва ли не веселый шпионский триллер, книга Хоффмана постепенно перерастает в мощную экзистенциальную драму. «Крот» внутри ЦРУ сдает Толкачева – и «контора» не может его защитить. На три года отправляется в страшный уфимский лагерь строгого режима жена Толкачева Наташа, почти ничего не знавшая о делах мужа. После она нищенствует, заболевает раком, ей нужны деньги на лечение, и Наташа решается обратиться в американское посольство – ведь ее семья столько сделала для Америки! Однако ее ждет недоуменный отказ: в СССР в разгаре перестройка, по миру шествует разрядка, холодная война кончилась, и ее героев уже никто не помнит ни по одну из сторон океана. В полном соответствии с тезисом Уолтона, деятельность разведки, казавшаяся такой значимой, обращается в пшик: риск и геройство (рисковал в этой истории не только Толкачев, но и его американские кураторы) оказываются напрасны, предательство не окупает себя ни для одной из сторон, и гибель Толкачева столь же бессмысленна, как и гибель предавшего его американского агента. Всё было зря, шпионаж может быть увлекательным и дерзким, но в конце концов всех его участников ждет смерть, забвение и – что еще хуже – осознание бесплодности собственных усилий. Тлен, прах и суета сует – что, в сущности, и требовалось доказать.
Михаил Зыгарь
Вся кремлевская рать. Краткая история современной России
Ключевая эмоция, которую вызывает книга главного редактора телеканала «Дождь» Михаила Зыгаря, – это благодарность: благодарность за то, что, несмотря ни на что, в России до сих пор можно так говорить обо всем случившемся с нашей страной за последние пятнадцать лет. Так – это значит не просто разрушая систему категорий и парадигм, которые мы привычно используем для осмысления и описания окружающей нас реальности, но словно бы не подозревая об их существовании. Не развенчивая стереотипы, но попросту их игнорируя.
В основе книги – колоссальный ресерч, десятки и сотни интервью, годы и годы внимательного, осознанного и вдумчивого наблюдения. Однако всё это – в глубине, на уровне фундамента, а явленные читателю 230 страниц – это прекрасный, гладкий и яркий текст, живущий по законам настоящей большой литературы, – эдакий захватывающий документальный роман. Герои Зыгаря – Путин, Березовский, Волошин, Сурков, Сечин, Касьянов и еще десятки персонажей, от протагонистов до камео, – живут, разговаривают, проходят испытания и внутренне эволюционируют таким образом, что вольно или невольно вызывают в читателе чувства, далеко выходящие за рамки их медийных амплуа. Если совсем грубо, то на тридцатой странице (на описании попыток новоизбранного российского президента подружиться с британским премьером Тони Блэром) вы испытаете к Путину щемящую симпатию, на семьдесят пятой, когда речь пойдет о создании движения «Наши», вас скрючит от неприязни, а ближе к финалу, в момент украинской революции 2014 года, вы опять невольно ему посочувствуете – но уже совсем по-другому, не так, как двумястами страницами раньше.
Количество мифов, с которыми Зыгарь походя расправляется, неимоверно велико. Борис Березовский не вводил Путина в большую политику (строго говоря, уже к 1999 году ельцинская «Семья» начала его постепенно «сливать»). Путин не рвался к власти и могуществу (скорее наоборот, его пришлось тащить на роль преемника чуть ли не силой, и самым весомым стимулом для него стала перспектива скромного персонального благополучия). Виктор Янукович – не друг и тем более не протеже Путина (Янукович – ставленник прежнего президента Юрия Кучмы, и единственная причина его возвышения в том, что только Янукович мог в 2004 году сам оплатить свою предвыборную кампанию). Игорь Сечин не является тупым и безграмотным номенклатурщиком (по образованию он филолог, специалист по французскому и португальскому языкам). Решение о возвращении Крыма в Россию не было спонтанным (разговоры об этом велись с 2008 года, когда Украина впервые задумалась о вступлении в НАТО). Список можно продолжить – практически каждая страница «Всей кремлевской рати» так или иначе сообщает что-то новое о времени, в котором мы живем.
И всё же главная ее ценность не в этом. Куда важнее то, что, по сути дела, книга Михаила Зыгаря формирует новый язык для разговора о современной политике. На место бесконечной и разнообразной конспирологии и наивного поиска структуры там, где в действительности царствует хаос, автор «Всей кремлевской рати» продвигает дискурс одновременно аналитический и очень человечный. Большинство вещей – и большая политика тут не исключение – происходят не потому, что у кого-то есть хитроумный план, а потому что так получилось. И далеко не всегда бескомпромиссная оценка произошедшего так уж необходима – часто достаточно простого понимания. Именно этот – понимающий и объясняющий – тип политического мышления и демонстрирует Михаил Зыгарь в своей книге. Однако – и это не менее важно – понимание и объяснение не означают автоматического принятия и оправдания: автор проходит по тонкому лезвию, отказываясь судить и проклинать своих героев, понимая их мотивы и движения души, но вместе с тем не снимая с них ответственности за то, мягко скажем, незавидное положение, в которое мы все сегодня угодили. То есть в одни буквально руки Зыгарь делает то, от чего упорно уклоняются практически все остальные эксперты в области политики: понимает, сочувствует и не прощает. Поэтому – еще раз – благодарность, чистая благодарность. Ну, и немного удивления, пожалуй.