Удивительные звери — страница 25 из 50

Однажды он заметил бегущих к табуну серых собак. Издав крик, извещавший об опасности, секач выбежал навстречу лайкам с желанием их проучить, но это оказались волки. В один миг, звонко щелкая клыками, накинулись на Заворотня серые разбойники. Спасая табун, кабан стал уводить их в сторону, пользуясь той же системой обороны, которую применял при столкновении с собаками. Волки не лаяли и не рычали. Они молчаливо, но очень больно хватали Заворотня за зад, вырывая вместе с щетиной куски кожи. Несдобровать бы могучему зверю, не попадись ему вывороченный бурей густой кедр. Забравшись в его вершину, секач лишил своих противников свободного маневра. Волки боялись залезать в гущу веток, в которых Заворотень чувствовал себя в безопасности. Побегав вокруг кедра, они уселись на снегу, желая измором взять свою жертву, но и тут просчитались — в густом переплетении ветвей было теплее. Кабан и не думал покидать свое неприступное убежище. Потеряв всякую надежду полакомиться свининой, волки ушли, а Заворотень, дождавшись глубокой ночи, вернулся к табуну. Табун встретил его тихим одобрительным похрюкиванием. Даже поросята были рады его возвращению.

Наступила оттепель, а вскоре повалил густой снег. Он шел трое суток. Присмиревшие кабаны топтались на месте, разыскивая скудный корм под толстым белым покровом. Пока бушевала пурга, было тепло, но когда тучи ушли на восток и в небе засверкали яркие крупные звезды, ударил сильный мороз. Трудно было устроить теплое гайно в глубоком снегу. Сколько ни трудилась старая свинья, она не смогла согреть мокрых, повизгивающих от холода и сырости поросят. К утру двое из них, лежавшие на краю гайна, замерзли.

Табун поднялся поздно. Медленно повела старая свинья свой выводок к зарослям хвоща. Много раз во время бескормицы спасала эта вечнозеленая трава кабанов от гибели. Ее всегда было вдоволь, и к тому же хвощ не надо было выкапывать из-под снега. Для этих коротконогих животных не так были страшны морозы, как глубокие снега. На этот раз выпавший снег достигал метрового слоя. Поросята и даже подсвинки утопали в сугробах с головой, лишь только сворачивали со следа, проложенного шедшей впереди маткой.

Прошла целая неделя, прежде чем снег осел и миновала угроза гибели от голода. Окончился охотничий сезон. Покинули глухие уголки лесов люди и волки. Даже медведи-шатуны присмирели, предпочитая отсиживаться в своих гнездах, свитых из лапника молодых елей и пихт. Но кабаны по-прежнему бодрствовали. Они паслись на хвощах, а с наступлением темноты возвращались на ночлег к постоянным, хорошо оборудованным гайнам. Казалось, все хищники отступились от них.

Наступила весна, и табун ушел на солнопёчную сторону сопки. Заворотень не последовал за выводком. Он остался на хвощах, пока совсем не растаял снег, а затем направился к полюбившемуся ему мухенскому ключу. Как-то в конце весны, совершая длительную прогулку, Заворотень встретил знакомую свинью. Около нее сновали шустрые полосатые, словно бурундуки, поросята. При виде беззаботного отца своего семейства недоверчивая мать ощетинилась и с ревом набросилась на него. Пришлось Заворотню убираться восвояси. Вернувшись на мухенский ключ, он обосновался там на все лето. Осенью пришли охотники. Они выстроили в устье ключа зимовье и, конечно, обнаружили следы секача. Все попытки взять осторожного и хитрого кабана оказались безуспешными. Вскоре охотники смирились с мыслью, что старый Заворотень неуловим. Им даже было приятно, что рядом живет столь солидный зверь, встретиться с которым каждый из них не терял надежды.

ВОЛЧЬЯ ЖИЗНЬ

Серый был хорошим семьянином. Днем и ночью рыскал он по окрестным лесам, чтобы прокормить свое большое потомство.

Однажды, безуспешно проохотившись короткую майскую ночь, он возвращался голодный и злой к логову. На мокрой пади, густо поросшей высоким вейником, паслись три косули. Увидя своего предвечного врага, косули стремительно понеслись к зарослям низкорослой, но густой лещины, покрывавшей пологий увал. Разгадав их замысел, Серый начал заходить справа, «отжимая» косуль от увала.

Звери мчались словно тени, смахивая с кустов и травы обильную утреннюю росу. Расстояние между ними сперва увеличивалось. Как будто резвясь, перемахивали косули через двухметровые кустарники, без всяких, казалось, усилий толкали свои поджарые тела стремительно вперед и словно плыли над высокими травами.

Пробежав несколько километров, косули поняли, что волк придет к косогору раньше, и изменили направление бега. Теперь они устремились к обширной кочковатой мари, поросшей жесткой осокой, но и тут Серый не пошел по их следу: острая осока могла порезать лапы. Не выпуская из вида косуль, он бежал стороной.

Взошло солнце. Бисером заблестели нити паутины. С резким криком сорвалась с болота пара бекасов. Расстояние между косулями и волком не сокращалось: звери бежали с одинаковой скоростью. На вязкой жидкой почве ноги косуль проваливались глубже широких волчьих лап, и вскоре Серый заметил, что две косули идут рядом, словно не чувствуя усталости, а третья, немного поотстав, норовит уйти в сторону, если на пути попадется кустарник. Нацелившись на отстающую, Серый прибавил ходу. Достигнув ивовых кустов, косуля под их прикрытием попыталась было уйти в лесную чащу, но Серый пошел наперерез. Первым выскочив на опушку леса, он сильным толчком груди опрокинул жертву наземь и одним ударом клыков перерезал ей горло.

Полежав несколько минут на прохладной земле и отдышавшись, волк приступил к завтраку, и вскоре от косули осталось не более половины. Неимоверно раздувшийся живот столь отяжелил волка, что случись поблизости охотник верхом на лошади, он без труда догнал бы Серого.

Теперь нужно было наикратчайшим путем добраться до логова. Не желая попадаться кому-либо на глаза, Серый шел то зарослями кустарников, то перелесками, тянувшимися вдоль сухих грив.

Его логово находилось на дубовой релке, вдалеке от дорог и человеческих троп. С обеих сторон к лесной гряде подступали болотистые, труднопроходимые мари с мелкими озерками. У одного из озерок когда-то жила семья барсуков. То ли их выловили охотники, то ли сырой грунт не позволял выкапывать глубокие, не промерзающие зимой норы, только они покинули свои подземные жилища. Серый с волчицей расширили главный вход и забили отнорки землей. Получилось глубокое логово, скрытое разросшимися по краям кустами леспедецы.

Перейдя топкую марь, Серый вышел к логову, где его с нетерпением ждала вернувшаяся с неудачной охоты волчица. Около нее толпилось шесть голодных волчат. Увидев отца, они с радостным визгом побежали навстречу. Окружив веселой гурьбой усталого волка, малыши облизывали его мокрые от росы бока, терлись о его ноги, обнюхивали и облизывали испачканную кровью морду. А он с отцовским достоинством осматривал волчат, как бы говоря им: «Хватит шалить, принес вам отличного мяса. Будете все очень довольны». И, опустив низко к земле лобастую голову, широко распахнул свою страшную пасть и, напрягая мышцы живота, изрыгнул на траву несколько кусков мяса. С жадностью набросились волчата на пищу, но двум из них ничего не досталось. Тогда заботливый отец, словно из сумки, выложил на траву еще несколько «бифштексов». На этот раз все позавтракали, только волчица осталась голодной. Раньше, когда она кормила молоком новорожденных и была очень слабой, Серый питал ее своей отрыжкой. Теперь волчица сама могла добывать себе пищу.

Накормив детей, Серый растянулся в тени густого кустарника и погрузился в чуткую дремоту. В полдень он сходил к озерку, чтобы утолить жажду, и снова уснул. После сытного завтрака он не прочь был проспать до следующего утра, но нужно было накормить еще и голодную волчицу, осторожно, но упорно напоминавшую ему об этом толчками носа.

Солнце спустилось к горизонту, когда волки бесшумной трусцой направились к месту удачной охоты. Серый шел впереди своим следом, который улавливал не обонянием — за целый день след выветрился, — а зрительной памятью. Вот и тальниковый кустарник. Подведя волчицу к остаткам косули, Серый отошел в сторону, позволив взять себе лишь тонкую козью ножку. С жадностью утоляла волчица голод. Ее могучие челюсти легко раздробили позвонки добычи, и она мгновенно их проглотила. Насытившись, повеселевшая чета занялась туалетом. С большой нежностью облизывал Серый свою подругу, «чесал» зубами за ее ухом. Затем, прихватив с собой козью голову и переднюю лопатку, волки вернулись к логову. Лишь несколько клочков козьей шерсти осталось на месте их трапезы.

Вышли волки к озерку глубокой ночью. Волчата, тесно прижавшись друг к другу, спали в норе, но, почуяв приход родителей, выбежали им навстречу. Виляя своими короткими хвостиками, они обнюхали голову косули, а затем все разом вцепились в большой кусок мяса, принесенный матерью, причем каждый норовил присвоить его себе. Предвидя ссору, волчица наступила лапой на мясо и стала отрывать куски, наделяя ими волчат, а они с довольным урчанием утаскивали свою порцию в укромное место и с наслаждением съедали. Лишь с головой косули звереныши ничего не могли поделать. Долго потом была она предметом их игр и незлобивых раздоров.

Быстро росли волчата. К середине лета они ростом вымахали со среднюю собаку. В нору забирались лишь во время проливного дождя и все дальше и дальше отходили от родного логова, но покидать релку и переходить марь не решались. Прожорливость волчат, казалось, не имела границ, и старые волки едва успевали кормить свое потомство. Иногда они приносили свою жертву в полуживом виде, с перекушенными ногами, чтобы она не могла убежать. И тогда волчата учились жестокому искусству убивать и делить между собой добычу. Попадали к волчьему столу домашние гуси и поросята, енотовидные собаки и молодые тетерева.

В конце лета старые волки стали уводить волчат от логова в дальний лес и на расположенное за ним обширное болото. Здесь вся семья довольствовалась сбором полевок, лягушек и насекомых. Волчата охотно поедали ягоду голубики, приучились разыскивать и ловить мелких маньчжурских зайцев. Нередко они разбредались так далеко, что не находили дороги к логову, и тогда тоскливо выли на утренних и вечерних зорях. Им отвечали старики, и семья снова собиралась вместе.