Было позднее время, и я занялся приготовлением ужина. Избушка быстро наполнилась горячим воздухом, пришлось распахнуть дверь. В это время послышался скрип снега и громкое покашливание. На пороге показалась незнакомая фигура. Скинув с плеч ружье и рюкзак, человек протиснулся внутрь избушки и, глядя мне в лицо, протянул руку как старому знакомому.
— Шотин! — представился он. — А вы кто будете?
Я назвал себя. Шотин улыбнулся:
— Как на Садаму-то попали? — поблизости здесь никто не охотится. — После моего объяснения настороженность Шотина растаяла, он присел к столу и, пока мы ужинали, изредка задавал вопросы, избегая отвечать на мои. Беседа явно не завязывалась. Но когда легли на нары и погасили лампу, Шотин разговорился.
— Вы спрашивали меня, где проживаю, чем занимаюсь. Пенсионер я. Живу с семьей в Подмосковье. Пенсия приличная, в деньгах не нуждаюсь, имею благоустроенную квартиру, все хорошо. Да вот тоска сердце гложет. Невероятная сила влечет меня на Дальний Восток. Не могу простить себе, что уехал отсюда. Ведь четверть века прослужил я здесь в армии, ушел в запас майором. Затем работал охотоведом в военно-охотничьем обществе, полюбил зверовую охоту. А в последнее время увлекся поиском женьшеня. Бывало, неделями бродишь в девственных лесах Сихотэ-Алиня — и вдруг перед тобой таинственный «корень жизни»! В прейскурантах стоимость женьшеня достигает пяти тысяч рублей за один килограмм. Да разве дело в деньгах? Очень полезна для человека настойка этого корня. Я систематически пью ее, поэтому и не старею.
Очень увлекаюсь фотографией живой природы. Мечтаю тигра сфотографировать в естественной обстановке. Я убежден, что один удачный снимок живого медведя дороже сотни убитых. У меня уже сейчас накопился огромный фонд негативов, кое-что опубликовано в книгах, журналах. Но эти увлечения не разделяют семья и близкие друзья. «Нельзя жить человеку одному в лесу — это опасно», — говорят они. А мне думается, что в современном городе опасностей еще больше. Здесь все просто и естественно. Меня окружают девственные леса, и душа наполняется радостью и спокойствием. По натуре я лесной бродяга. Отберут у меня ружье — пойду в лес с палочкой, но пойду обязательно. Не могу я жить без дальневосточной тайги, не могу…
Он умолк.
Мы долго лежали, прислушиваясь к монотонному шипению сырых дров, думая каждый о своем, пока сон не погасил наши мысли.
На следующий день я возвратился на Мухен.
В русских сказках волшебники воскрешают убитых богатырей, окропляя их тела живой водой. Я всегда вспоминаю эти сказки, когда иду к источнику нарзана, выбивающемуся на поверхность земли недалеко от Мухена. Узкая тропинка, проложенная охотниками и лесоустроителями, вьется по сумрачному пойменному ельнику и приводит к небольшой впадине, устланной крупной и мелкой галькой и наполненной бурно кипящей водой. Нагибаешься, чтобы зачерпнуть кружкой живительной влаги. Лицо обдает газ. В носу легкое покалывание, набегают слезы. Вода холодная, острая, приятная на вкус, как из шмаковского источника. Прекраснейший нарзан! Невозможно залпом выпить даже четверть кружки — так высока степень насыщения воды углекислым газом. Булькание воды в ключе столь сильно, что кажется, будто она кипит, подогреваемая скрытым огнем.
По утверждению геологов, мухенский нарзан по качеству не уступает шмаковскому. Запасы его велики. Какой дивный дар природы, и невдалеке от Хабаровска! Пока этот нарзан пьют охотники и лесники, но завтра его будут пить хабаровчане и все те, кому он будет полезен. От него резко повышается аппетит, а нарзанная ванна придает организму столько свежести, бодрости и силы, что поневоле начинаешь верить в живую воду, воспетую в сказках. На таких источниках следует возводить санатории, водолечебницы. Здесь же, на Мухене, человека будет врачевать не только вода, но и пропитанный кедровой смолой чистый горный воздух. Нет, нельзя вырубать кедровники в окрестностях нарзанных источников! По рекам Альчи и Пунчи они украсят и обогатят будущие здесь курортные поселки и санатории. Они будут лечить и радовать глаз человека. Люди будут стремиться к ним так же, как стремятся увидеть море.
Наш кедр — это «розовая сосна», а воздух сосновых боров всегда целебен. Издавна известно, что леса — хранители вод и подземных источников. Мухенские кедровники охраняют и сберегают минеральные источники этих мест, и поэтому охрана их — дело государственной важности, дело всех нас, дальневосточников. Так думалось мне, когда я покидал живительные источники и прощался с кедрачами Мухена до следующего сезона.
Недавно мне позвонил главный геолог съемочной экспедиции Ефим Борисович Бельтенев:
— Хочешь слетать на Мухен, посмотреть, как бьют нарзанные фонтаны?
Предложение Бельтенева привело меня в восторг. Забыв прихватить с собой даже флягу, я через несколько минут был в геологоуправлении. Здесь собрались все те, кому предстояло ознакомиться с фонтанирующими свежими скважинами, заложенными экспедицией в порядке поиска минеральных источников.
Машина подвозит нас к самому вертолету. Мы легко размещаемся в обширном чреве МИ-4. Ревет мотор — и огромная железная «стрекоза» проносится над городом, затем пересекает «дачный пояс», окружающий отроги Хехцира. Крохотные домишки, расставленные рядками, как улейки на пасеке, не ассоциируются с понятием дачи. И тем не менее многие хабаровчане гордятся ими. Затем плывут курчавые зеленые увалы Хехцирского заповедника, сменяемые обширной болотистой равниной, и не проходит пятидесяти минут, как мы уже стоим на бревенчатой площадке, приткнувшейся к речке Пунчи, в семи километрах от Мухена. Невдалеке виднеются два крохотных домишка геологов. Вооружившись бутылками и канистрами, вместе с летчиками идем к скважинам, расположенным ниже по течению реки. Впереди старший гидрогеолог экспедиции Бучинский. Заболоченная тропа пролегает по смешанному кедрово-широколиственному лесу. По пути Бучинский рассказывает:
— Пока еще наши работы в стадии поиска, но уже то, с чем мы столкнулись, говорит о больших запасах чудесной минеральной воды. Первую скважину мы заложили вот здесь. Нарзан пошел с глубины шестьдесят пять метров. Вторая скважина, как видите, мощнее.
Мы подошли к железной трубе, выходящей из-под земли и согнутой на конце. Светлая вода непрерывной струей била из нее на землю. И на всем протяжении, пока она текла к реке, почву покрывал слой яркой желтой ржавчины.
— Пойдемте сразу к третьей.
Пройдя сотню метров по лесной тропинке, мы подошли почти к самому берегу реки.
— Вот и скважина номер три. Вода из нее поступает с двух горизонтов. По этой широкой трубе — с глубины шестьдесят метров, а из верхней тонкой — с глубины сто сорок метров. Пробуйте! — и протянул мне эмалированную кружку. Я сперва набрал воды из широкой трубы. Она прозрачна, с голубоватым оттенком, холодная, приятно покалывающая во рту, слабо минерализованная.
Подставляю кружку к верхней трубе. Вкус другой. Вода острее, солоноватее, с легким запахом сероводорода. Выход воды из глубинного пласта пульсирующий. Через равные промежутки времени труба то изрыгает воду, то из нее выходит газ вместе с мельчайшими брызгами, напоминающими пар. При этом слышится тяжелое сопение, будто рядом работает локомотив. Даже видавшие виды геологи замерли в созерцании необычного зрелища. Перед нами была вскрыта одна из артерий самой Земли. Человек проник в нее, преодолев толстый слой защитных базальтов, и вот брызнула прозрачная кровь Земли, живительная и целебная. Ее жадно будут пить люди, и могучая сила вольется в их жилы, и продлит им жизнь, и принесет радость…
Выход газа чередуется с выбросом воды и порождает таинственные тяжелые вздохи. Земля стонет, как огромный зверь, раненный в грудь.
Молчание нарушает Бучинский:
— Начали мы поиск в конце семидесятого года. За четыре месяца пробурили 300 метров. Такое бурение труднее, чем на поиске твердых ископаемых: людей заливает водой, они теряют сознание, когда обильно выделяется углекислый газ, от газа глохнут моторы. Зато какие радостные и обнадеживающие результаты! Уже сейчас наши скважины дают в сутки около сотни кубометров высокоминерализованного нарзана и триста кубометров более слабого, но не уступающего шмаковскому. Хоть сейчас открывай курорт на тысячу мест. Химический анализ дает право отнести наш нарзан к типу «Боржоми».
Я не сомневаюсь, что в скором времени здесь будет курорт. Многолика и богата природа Мухена! Осваивали ее охотники и лесорубы, рыбаки и пчеловоды, но вот пришли геологи и открыли бесценный дар земли — живую воду, и она сделает эту землю еще более благословенной!
ТРИ ДНЯ НА ХЕХЦИРЕ
После кратковременного дождя духота исчезла. Я вышел на пасеку. Теперь можно было безбоязненно прогуляться между ульев. В воздухе сверкнула голубоватая искорка, за ней вторая, третья. Всматриваюсь в почерневший лес, он весь пронизывается множеством блуждающих огоньков, которые то вспыхивают, то угасают. Эта своеобразная «пляска» светляков — небольших жучков, приобретающих способность светиться во время непродолжительного полета, наполняет лес таинственностью. Залюбовавшись живыми огоньками, я и не заметил, как подошел Подгурский. В темноте трудно было рассмотреть его лицо. Но походка, сухощавая фигура и спокойный рассудительный тон изобличали в нем хозяина заповедного леса. Назойливые комары не давали нам беседовать под открытым небом.
— Пошли, что ли, на сеновал? — предложил я.
Нет лучше постели, устроенной на свежем сене! С запахом сена у меня связаны воспоминания о беззаботном детстве, о далекой смоленской деревне.
Еще в Хабаровске мне было сообщено, что Подгурский — лучший егерь Хехцирского заповедника, и я попросил его рассказать о своей работе.
— Да что вам сказать о себе? Работа наша, егерская, — нелегкая, но она и невидная, учесть ее трудно. За другим браконьером неделями гоняешься, а поймать не удается. В прошлом году одолели волки. Месяц выслеживал волчью стаю, до того измотался, что еле на ногах стоял. Наконец выследил. Взяли волки отраву, казалось бы, радоваться надо, что вывел изюбриных врагов, а тут новая директива пришла: охранять волков. Пропали мои труды напрасно.