ь к груди. Худая рука поднималась на груди — там бурно колотилось сердце крутыми толчками.
Владимир Ильич мгновение молчал, внимательно вглядываясь в Юлдашбая. Надежда Константиновна хотела объяснить, кто он и что. Не надо. Владимир Ильич понял всё сам.
— У пролетариев ничего нет. Только рабочие руки. — Владимир Ильич вытянул к Юлдашбаю обе руки. — И здесь — он тронул лоб.
Плоское лицо Юлдашбая дрогнуло, губы сжались, морщина перерезала лоб.
— Салават Юлаев повёл башкир против баев и русских помещиков. Поразительно способным был полководцем! И поэтом.
Его били плетьми, — сказал Юлдашбай.
Нас тоже сажают в тюрьмы, не церемонятся, — ответил Владимир Ильич. — Наступит время — и мы победим. Наступит время — будет власть пролетариата.
— Когда? — нетерпеливо выкрикнул Юлдашбай.
— Власть пролетариата сама не придёт. Надо подготавливать. Всем вместе. Нельзя врозь и вразброд. Нам надо быть вместе. Твёрдо знать, куда мы идём.
— Мы с Надеждой-апай говорили об этом, — кивнул Юлдашбай. — Я читал. Я знаю.
— Давайте в нашу «Искру» заметки о жизни башкир, об угнетении башкир, — доверительно сказал Владимир Ильич. — Вы обязательно должны это делать, всенепременно! Это и есть подготавливание условий для революции.
— Буду, — сказал Юлдашбай.
Все слушали их диалог. Надежда Константиновна думала: «Наверное, Юлдашбай прочно войдёт в наше движение. Думающий человек. А уж сколько эксплуатации и национального унижения перенёс и классового угнетения Всё за то, что Юлдашбай будет с нами».
Интересным получалось это собрание. Все были расшевелены и растревожены. И всё же у некоторых Владимир Ильич заметил сомнения. Пискунов взъерошил волосы, как леший. Обхватил колено, весь согнулся, весь был неспокоен. «Честный человек, нелегковерный», — мелькнуло у Владимира Ильича.
— Ну, давайте выкладывайте.
Так и есть, Пискунов выложил кучу вопросов, за каждым стояло сомнение. Где будет издаваться «Искра»? Когда? Кем? На какие деньги? Да разве возможно в на-шей-то полицейской России?
Владимир Ильич не боялся сомнений.
Вы спрашиваете — где? «Искра» будет выходить за границей. Налажены связи с заграничным центром социал-демократов, группой «Освобождение труда». Проведена разведка, проведена подготовка.
Какими силами будет издаваться «Искра»? Нашими. Силами социал-демократов и рабочих, корреспондентов и агентов многих российских городов, с которыми меня нет коня! Башкира нет без коня! — выкрикнул Юлдашбай, резко бледнея.
На какие деньги? Деньги на первое время добыты. Есть люди, которые дают и будут давать на издание нашей противоправительственной партийной газеты.
Когда выйдет первый номер «Искры»? Скоро. В этом, тысяча девятисотом году.
«Боже! — думала Надежда Константиновна. — И всё это Володя сделал, наладил за какие-нибудь четыре месяца после Шушенской ссылки!»
— Собрания да собрания, встречи да встречи. Вчера, третьего дня, каждый день — мало раз, по два раза на дню Приехал муженёк навестить перед заграницей жену, а жену и не видит.
— Вот уж вымысел, совершеннейший вымысел, Елизавета Васильевна, — с Надюшей мы неразлучны, — ответил Владимир Ильич.
— На народе ваша неразлучность, в рассуждениях да спорах. Нет того, чтобы, как все люди, погулять, полюбоваться окрестностями.
— А вот и не угадали: как раз сегодня собираемся, как все люди, любоваться окрестностями.
— Куда вам! Прособираетесь, кто-нибудь опять прибежит, снова до ночи конспирация.
— Нет, мамочка, — рассмеялась Надежда Константиновна. — Володя! Знаешь, куда мы с тобой сегодня закатимся?
Сегодня они собирались закатиться в одно восхитительное местечко. Надежду Константиновну водили туда однажды уфимцы. Идти через весь город до Белой.
Между Случевской горой и крутыми склонами старой Уфы на левый берег Белой ходит паром. На берегу там, верстах в шести, есть поляна. Мощные осокори с зеленовато-серой корой стоят по краям поляны, под порывами ветра шум листьев накатывается, как волны морские. И вперемежку с осокорями встали древние липы, листья у них тише, спокойнее, а кора не зеленоватая, а тёмная, изрыта морщинами, и гудение шмелей, тонкое жужжание пчёл, запахи мёда текут и не утекают под липами. Вступишь на поляну — тяжёлая, разогретая солнцем трава высотой до плеч обовьёт и обнимет тебя. Надо с усилием раздвигать траву, — такой непроходимой она гущины. Разведёшь руками — шажок. Дальше разведёшь — ещё шажок. Всё тяжелее идти в густой траве. В глаза тебе смотрят цветы, синие, алые, оранжевые, голубенькие, жёлтые, — вся трава из цветов, вся цветная, душистая, кажется, можно взять воздух в ладонь. Где ты? В каком дивном и невиданном мире? В цветном, зелёном, волнующемся океане трав.
— Что за чудо, Надюша! — воскликнул Владимир Ильич. — Сию минуту идём поглядим.
— Слишком скоры, однако, — охладила Елизавета Васильевна, — у меня обед сейчас сварится. Потолкуйте пока, а я щи подгоню.
Как быстро летит время! Как эти облака. Вон видны из окошка, светлые и лёгкие, с пронзёнными солнцем краями. Вот и не видны уже. Улетели. Летит время, как облака. Осталась неделя до отъезда Владимира Ильича за границу. Никто не определяет им сроки. Может быть, не неделя осталась, а больше, дней десять. Как они сами решат. Если десять дней, это ещё ничего, это ещё порядочно. А сегодня они пойдут на тот удивительный луг, весь в цветах Через десять дней Владимиру Ильичу уезжать. Он доволен достигнутым в России. Достигнуто многое: целую сеть искровских групп оставляет по разным городам в России. А там, за границей?.. Сначала Швейцария. В Швейцарии, в эмиграции живут члены русской марксистской группы «Освобождение труда». Плеханов, Засулич, Аксельрод.
Надо с ними обсудить, как будем вместе издавать газету. Возможно, будем издавать и журнал. Как будем редактировать? Кто будет вести черновую тяжёлую редакторскую работу? Как? Как будет Плеханов? Что скажет Плеханов? Как встретит? Как отнесётся к их планам?
Владимир Ильич поднялся и быстро, взволнованно зашагал по диагонали в их низенькой комнатке. Тесно в комнатушке. «Уйдём, Володя, туда, на цветную поляну, обнесённую осокорями и липами, там свободнее думается. Небо над головой. Мысли какие-то торжественные толпятся в душе, а люди представляются величественными, как эти осокори».
— Он правда величественный, — сказал Владимир Ильич о Плеханове. — Крупный. Да, да, величественный, крупный, — словно споря с кем-то, приподнято сказал Владимир Ильич.
— Наверное, — согласилась Надежда Константиновна.
Она не видала Плеханова, но знала его книги и знала влюблённость в него Владимира Ильича и расчёты на помощь в издании «Искры».
— Да, да! — с горячностью снова воскликнул Владимир Ильич.
Надежда Константиновна подумала: «Наверное, Володя оттого горячится, что гонит от себя малейшие колебания, закрывает глаза на недостатки Плеханова, будто их решительно нет. Плеханов для него с молодых лет идеал. А в глубине души опасается, вдруг при близкой встрече идеал юности поколеблется. Или несогласие разделит их. Это было бы драмой, очень худо было бы для дела».
Она так подумала, и нетерпеливая нежность залила её сердце. Захотелось охранить Владимира Ильича от разочарований, может быть, зря и вообразившихся ей, уберечь от горя и испытаний, измен, увести на тот луг, в зелёный океан трав.
Тут Елизавета Васильевна внесла щи, и они сели обедать, а затем уйдут любоваться окрестностями, «как все люди». Тем более приезжие. За обедом Надежда Константиновна решительно заявила, что, как хотите, ни за что не будет говорить о делах. И через минуту:
— Да, вчера была важная, важная встреча, верно, Володя? Все остались очень преданы «Искре». Всколыхнулись, загорелись. И заметь, Володя, Пискунов-то вовсе обратился в нашу веру. Теперь в Нижнем будет прочная база для «Искры». Пискуновы приедут из отпуска, Ольга Чачина после ссылки вернётся. И рабочие в Нижнем надёжные Да что это я снова о деле? Отдых, отдых! Лучше расскажу о другом, совсем из другой оперы расскажу.
Она рассказала о Лизе. Её тронуло, как Лиза говорила о Владимире Ильиче и во всех Ульяновых уловила особинку. Надежду Константиновну тронуло это.
— Хорошенькая девочка, но решительно неоригинальна, институточка, — ответил Владимир Ильич.
— Нет, Володя, какая-то в ней есть непосредственность.
— Допускаю. И известная доля порядочности есть. (Владимир Ильич не забыл, как на пароходе Лиза предупредила, что понимает немецкий.)
— Что ж вы хотите: и хорошенькая, и порядочная, — чего вам ещё? — сказала Елизавета Васильевна.
— В самом деле, Володя, ты уж слишком к ней строг. Право, она ничего.
— Когда хорошенькая девочка продаётся или позволяет себя продавать.
— Она невеста, — возразила Надежда Константиновна.
— Ничего не меняется, оттого что невеста. Узаконенная форма купли-продажи. Она юна и красива, он коммерсант, делец с туго набитой мошной, вдвое старше её, весьма поживший, потасканный жуир и пошляк, берёт в жены институточку для придания дому особого шика, а она с ангельской невинностью позволяет себя покупать, облекая куплю-продажу в романтический флёр. Старая пошлая история, весьма распространённая и благословляемая буржуазной моралью.
— Ну и разделал! — удивилась Елизавета Васильевна. — Под орех разделал!
— Не прав? — быстро спросил Владимир Ильич.
— Прав-то прав, да историй этаких на каждом шагу, а как с ними поборешься?
— Только изменением всего строя, экономики, политики, законов, взглядов, морали.
— Э-э, батюшка мой, это когда-то будет…
— Можно войти? — послышалось из соседней комнаты, куда был вход снизу по узенькой лестнице.
— Полюбовались окрестностями! — с насмешкой шепнула Елизавета Васильевна. — Где уж! Политика вас разве отпустит? Входите, кто там?
Вошла барышня в сиреневом платье.
Надежда Константиновна внутренне ахнула, смешалась и, кидая растерянный взгляд на мать и Владимира Ильича: