Маловероятно, что кто-нибудь повторит исследования Котта, придерживаясь более строгой методологии, но, с моей точки зрения, вопрос о связи яркости оперения и съедобности птиц остается в целом открытым. Поскольку есть весомые свидетельства тому, что яркое оперение играет важную роль в выборе птицами партнера, любую повторную оценку окраса и отвратительного вкуса следует также принять во внимание. С другой стороны, нам уже известно, что по крайней мере некоторые птицы обладают развитым чувством вкуса и учатся на его основании отказываться от употребления в пищу некоторых насекомых. В принципе, было бы не настолько трудно провести простые поведенческие тесты и выяснить, действительно ли некоторые птицы кажутся отвратительными на вкус их естественным врагам. Например, можно дать какой-нибудь содержащейся в неволе новогвинейской хищной птице кусок мяса (достаточный, чтобы проверить ее реакцию, не подвергая птицу риску), завернутый в перья питоху, и посмотреть, как хищник отреагирует на них.
В завершение этой главы подтвердим, что птицы действительно различают вкус. Эта способность не относится к числу очевидных, поэтому она недостаточно исследована, но тем не менее она у птиц есть. Наши знания о том, у каких птиц имеется чувство вкуса, все еще ограниченны, и было бы чудесно, если бы кто-нибудь предпринял по-настоящему всеобъемлющее исследование, возможно с применением технологий сканирования головного мозга как способа быстрого исследования большого количества видов. Да, некоторых читателей может раздосадовать отсутствие у нас достаточных знаний о том, чувствуют птицы вкус или нет, но как исследователь я расцениваю это обстоятельство как благоприятное. Эта сфера деятельности полностью открыта, возможности сделать здесь поразительные открытия безграничны!
5Обоняние
Есть несколько вещей в сфере орнитологии, которые обычно приписывают инстинктам, за неимением лучшего названия, но которые представляют собой значительную долю птичьего образа жизни. Все они порой кажутся непостижимыми, но наибольшее затруднение связано со способностью чувствовать запахи, которую признают одни и отрицают другие.
Бурый киви. На миниатюрах (слева направо): кончик клюва (вид сбоку) с многочисленными углублениями, содержащими чувствительные нервные окончания, и ноздрёй (большое отверстие); поперечное сечение верхней части клюва со сложной областью носа; мозг киви (клюв должен быть слева) с огромной обонятельной луковицей (затемнена)
В середине XVI века Жуан душ Сантуш, португальский миссионер в Восточной Африке (ныне территория Мозамбика), посетовал в своем дневнике на то, что всякий раз, стоит ему зажечь свечи из пчелиного воска в крошечной церкви миссии, мелкие птички слетаются поклевать теплый воск. Местные жители объяснили душ Сантушу, что это птицы сазу – «птицы, которые едят воск» (о чем он и сам догадался). Теперь мы знаем, что это были медоуказчики, и почти четыре столетия спустя Герберт Фридманн писал: «Как эти птицы узнают о наличии воска там, где явно нет пчел? Удовлетворительного ответа на этот вопрос еще нет. Возможность обнаружения ими воска по запаху маловероятна, поскольку птицы, как правило, не отличаются остротой обоняния»[197].
По какой-то необъяснимой причине орнитологам трудно принять идею наличия обоняния у птиц. Спросите почти любого из них, и они презрительно заявят: нет, в обонятельных зонах головного мозга птицы мало что происходит. Они ошибаются, и нам следует поблагодарить Джона Джеймса Одюбона, одного из величайших художников, когда-либо рисовавших птиц, за то, что он помог нам свернуть с неверного пути. В его детстве, которое пришлось на конец XVIII века, Одюбону рассказали, что гриф-индейка (он же катарта-индейка) находит падаль, свою пищу, благодаря «невероятному дару природы» – острому нюху. Но, как позднее отмечал Одюбон, «природа, как ни роскошна и благодетельна в своих дарах, все-таки бывает последовательна, и никогда один и тот же индивидуум не бывает одарен двумя чувствами в самой сильной степени: поэтому ежели бы он владел столь изумительным обонянием, то не мог бы иметь такого необыкновенного зрения и vice versa»[198]. Иными словами, Одюбон почему-то считал, что ни у одного вида животных не может быть двух хорошо развитых чувств одновременно. Когда он обнаружил, что грифы-индейки не в состоянии унюхать его, пока он приближается, прячась за деревом, но «испуганные стремительно и сильно улетали прочь», стоило им его увидеть, былые представления об остром обонянии развеялись, и он «старательно принялся за эксперименты с целью доказать хотя бы самому себе, в какой мере эта острота обоняния существует и существует ли вообще»[199].
На редкость яркая личность, деятельный, эксцентричный и обаятельный, Одюбон был незаконнорожденным сыном капитана-француза и служанки. Он родился на Гаити в 1785 году и был в шестилетнем возрасте увезен во Францию, где жил со своим отцом и его бездетной женой Анной. В восемнадцать лет отец отправил Одюбона в Пенсильванию, поручив ему управление плантацией, но Джон Джеймс не питал склонности к фермерству, как и к любому другому занятию, которым мог бы зарабатывать себе на хлеб. Вместо этого он страстно увлекся птицами: наблюдал за ними, охотился на них, рисовал их. При этом он открывал новые виды птиц, записывал оригинальные наблюдения о повадках птиц и оттачивал мастерство художника. Вместе с тем ему хватало времени ухаживать за дочерью соседа-англичанина Люси Бейкуэлл, на которой он женился в 1808 году.
Решив зарабатывать на жизнь рисованием птиц, Одюбон отправился на восточное побережье Америки, где, несмотря на многочисленные полезные связи, так и не смог никого убедить в ценности своих рисунков. Одюбон задумал попытать удачу в других краях и в 1826 году отплыл в Англию, оставив дома Люси и их малолетних детей. Он держался самоуверенно и дерзко, гордился своими навыками полевого орнитолога, и его первая выставка в Ливерпуле имела большой успех. Никто еще не рисовал птиц так, как он, – в натуральную величину, в реалистичных позах, демонстрируя характерные детали. Передать саму сущность птиц в рисунках Одюбону удалось именно потому, что он так хорошо знал их.
Свое предположение о нюхе у грифов-индеек Одюбон проверил задолго до отъезда в Великобританию. Его опыты заключались в том, что он прятал туши разных крупных животных и ждал, когда грифы обнаружат их. Всякий раз грифам не удавалось найти спрятанную падаль, и Одюбон пришел к выводу: если туша не видна, птицы не в состоянии найти ее. В своих результатах он был настолько уверен, что в 1826 году решил представить отчет о своих опытах с грифами в Эдинбургском Вернеровском обществе естественной истории. Заголовок последовавшей за этим статьи, столь же многословный, сколь и провокационный, говорил сам за себя: «Отчет о повадках грифов-индеек (Vultur aura), особенно в связи с развенчанием господствующего мнения о поразительной остроте их обоняния».
Воздействие, которое статья Одюбона произвела на сообщество орнитологов, было поразительным. Сообщество разделилось, но не поровну, так как большинство его членов приняли сторону Одюбона, считая его эксперименты «неопровержимыми» – то есть полностью убедительными[200]. В число его сторонников и последователей вошли Уильям Макгилливрей, друг Одюбона, тайно писавший за него[201], и еще несколько видных орнитологов, таких как Генри Дрессер, Уильям Свенсон, Эйбел Чапман, Эллиот Кауз и лорд Лилфорд. Последние двое увлекались охотой и рыбалкой, и их свидетельства «отсутствия нюха» были получены благодаря охотничьему опыту. Когда приближаешься к птицам, говорили они, по-видимому, не имеет значения, в какую сторону дует ветер – к ним или от них: в большинстве случаев это не играет никакой роли[202].
Среди наиболее воодушевленных сторонников Одюбона был американский лютеранский пастор и натуралист Джон Бакмен, который повторил опыты Одюбона в присутствии «образованных граждан», впоследствии подписавших документ о том, что они лично и всецело убедились в том, что обоняние у грифов отсутствует, а добычу они находят «исключительно с помощью зрения». Наука совместными усилиями![203]
Из противников и критиков Одюбона наиболее активным был проницательный, но чудаковатый Чарльз Уотертон из Уолтон-Холла, Йоркшир. Уотертон провел много лет в Южной Америке, занимаясь естественно-научными исследованиями, хорошо знал грифов-индеек и был полностью убежден в ошибочности экспериментов Одюбона. При всей правоте Уотертона его доводы выглядели настолько витиеватыми, а способ их изложения – настолько странным, что орнитологическое сообщество проигнорировало его[204].
В экспериментах Одюбона и вправду обнаружились изъяны. Он сделал ошибку, предположив, что грифов привлекают гниющие, зловонные туши, потому и выбрал их для своих опытов. Теперь-то нам известно, что, хотя грифы питаются падалью, они предпочитают свежие туши и старательно обходят стороной разлагающиеся, – этим и объясняются неверные результаты, полученные Одюбоном. Путаницу усугубила еще одна проблема. Одюбон сообщал, что выбрал для своих опытов грифа-индейку, то есть Cathartes aura, но оказалось, что на самом деле птица, за которой он наблюдал, – это гриф-урубу, или американская черная катарта, Coragyps atratus