Более десяти лет киви, принадлежавший Шоу, оставался единственным доступным образцом, и кое-кто уже начинал сомневаться в самом существовании птицы. В 1825 году Жюль Дюмон-Дюрвиль обнародовал новые интригующие сведения. Вернувшись из Новой Зеландии, он описал свою встречу с вождем маори, облаченным в плащ из перьев киви. Этот рассказ имел такой успех, что одни колонисты в Новой Зеландии взялись за дело и составили первые описания поведения киви, а другие прислали образцы. И вновь главным действующим лицом в этой истории стал лорд Стэнли: он передал эти образцы в Британский музей Ричарду Оуэну, который со свойственной ему дотошностью выполнил тщательное препарирование. Оуэн обратил внимание на необычно расположенные на кончике клюва ноздри и по строению черепной коробки определил, что обоняние должно играть большую роль в жизни киви: «Внутри черепа видны обонятельные ямки размерами пропорционально больше, чем у других птиц», а также отметил, что полости, которые у прочих птиц отведены для глаз, в случае киви заняты почти исключительно носом». В заключение Оуэн прозорливо добавил: «Обоняние должно быть соразмерно острым и важным в жизни Apteryx»[242].
Наблюдения за киви как в дикой природе, на их родине, в Новой Зеландии, так и в неволе, за привезенными в Великобританию особями, показали, что они кормятся, в буквальном смысле слова вынюхивая пищу, обычно в густом подлеске, и тычут длинными клювами в землю в поисках беспозвоночных – главным образом дождевых червей, которыми питаются. В 1860-х годах характерный для киви способ поиска пищи был в точности проиллюстрирован циклом прекрасных акварелей работы преподобного Ричарда Лейшли[243].
Поскольку киви то и дело наталкивались на что-нибудь, убегая от наблюдателей, это подтверждало, что видят они очень плохо, а поскольку они довольно громко сопели, когда кормились, это недвусмысленно указывало, что киви находят добычу по запаху. Затем, в начале ХХ века, У. Б. Бентам из музея Университета Отаго в Данидине, зная о больших обонятельных долях киви из публикаций Оуэна, решил проверить, насколько острым обонянием обладает эта птица. Так что он попросил мистера Ричарда Генри, смотрителя острова Резольюшен – птичьего заповедника к юго-западу от Южного острова Новой Зеландии, – провести несколько простых опытов с (ручным) киви, которого он называл по-маорийски роа-роа, то есть «длинный» – видимо, имелся в виду клюв.
Следуя указаниям Бентама, Генри предложил киви ведерко, в котором под слоем почвы находились (или отсутствовали) дождевые черви. Птица без труда определила, где есть пища: «Когда я поставил перед ней ведерко с землей без червей в ней, птица даже не попыталась исследовать ее, но едва перед роа появилось ведерко с землей и червями, он сразу заинтересованно принялся тыкать в землю своим длинным клювом». Бентам извинялся за то, что не провел эти эксперименты лично, ссылаясь на недоступность острова Резольюшен и на то, что «неопределенность возвращения на материк за хоть сколько-нибудь разумный срок была настолько велика, что мне пришлось отказаться от этой мысли». Признавая необходимость в проведении множества других экспериментов, он считал, что его результаты обеспечивают «некоторое свидетельство тому, что Apteryx наделен острым нюхом»[244].
В 1950 году Бернис Венцель попала в штат школы медицины при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Ранее она защитила в Колумбийском университете диссертацию на тему восприимчивости человека к запахам, но к тому времени, как переселилась в Калифорнию, занялась изучением мозга и поведения. Несмотря на смену направления ее исследований, один из коллег в 1962 году пригласил Бернис в Японию, прочитать лекцию на конференции по проблемам обоняния. Та отказалась, объяснив, что обонянием больше не занимается. Не желая мириться с отказом, коллега просил ее «придумать что-нибудь» и добавил ее в список докладчиков. Бернис задумалась, как быть, и решила выяснить, каким образом реагируют на запах голуби у нее в лаборатории. Пользуясь методом, к которому часто прибегали физиологи, она проверила, меняется ли сердечный ритм у голубя в ответ на различные раздражители. Опыты Бернис предусматривали воздействие на голубей потока чистого воздуха с чередованием кратких периодов добавления пахучего вещества, при этом у голубей измеряли пульс и частоту дыхания. В самом первом опыте Бернис с изумлением увидела, что сердечный ритм птицы резко ускорился сразу же после появления запаха. Это недвусмысленно свидетельствовало о том, что голубь почувствовал запах. Сразу же были предприняты повторные эксперименты, и на конференции в Японии Бернис представила свою первую статью об обонянии птиц[245].
Преимуществом Бернис Венцель, одной из немногих женщин-профессоров физиологии в США в 1960-х годах, было умение сочетать инструменты и гипотезы из области анатомии, физиологии и науки о поведении с целью уточнения представлений об обонянии. Исследуя таких разных птиц, как канарейки, перепела и пингвины, она выяснила, что все эти виды, в том числе с самыми крохотными обонятельными долями, способны чувствовать запахи. На запахи реагировали все птицы, однако у обладателей обонятельных долей большего размера сердечный ритм ускорялся гораздо заметнее. Несмотря на эти поразительные результаты, осталось неизвестным, пользуются птицы (кроме киви) ольфакторной (запаховой) информацией в повседневной жизни или нет.
Эксперименты с сердечным ритмом имели такой успех, что Венцель решила применить тот же подход к киви. В ее предыдущих исследованиях птицам достаточно было просто ограничить подвижность крыльев, чтобы во время опытов они сидели смирно. Но только не киви. Эти птицы чрезвычайно сильны, и Венцель вскоре обнаружила, что при отсутствии крыльев, подвижность которых можно было бы ограничить, и обладая мощными ногами, взрослые киви «способны вывернуться практически из любого фиксирующего устройства». Поэтому Венцель пришлось снимать показания у единственного молодого киви, привыкшего к рукам. В подтверждение своих результатов она получила несколько показаний для взрослой и гораздо более агрессивной птицы[246].
Примечательно то, что, в отличие от всех других птиц, которых исследовала Венцель, запах не вызвал изменения сердечных сокращений у молодого киви, даже когда ему дали понюхать его любимых дождевых червей. Вместо этого запах вызвал изменение частоты дыхания и повышение активности, явно указывающих на способность птицы чувствовать запах. Затем Венцель провела некоторые поведенческие эксперименты, чтобы выяснить, способны ли киви (пять других особей) обнаружить пищу исключительно по запаху.
Обратившись к экспериментальной схеме, очень похожей на ту, которой пятьюдесятью годами ранее воспользовались Бентам и Генри, она предлагала птицам металлические трубки, погруженные в землю. В некоторые трубки было помещено нарезанное полосками мясо, которым обычно кормили птиц, однако сверху его прикрывал слой влажной почвы, а в других трубках содержалась одна только влажная почва. В обоих случаях трубки прикрывала тонкая нейлоновая сетка, которую птица могла проткнуть клювом, чтобы достать до почвы. Эта мера понадобилась, так как птицы кормились только по ночам, поэтому было трудно или невозможно увидеть, в каких именно трубках они пробовали искать корм. Металлические трубки больше ничем не выдавали наличие или отсутствие корма, и поскольку он представлял собой кусочки мяса, то не издавал никаких звуков; никаких визуальных подсказок тоже не было, так как все закрытые сеткой трубки выглядели одинаково. Сетка, прикрывавшая трубки, также препятствовала появлению вкусовых подсказок, вдобавок, если птица протыкала ее клювом, на ней оставались явные следы.
Как и в предыдущих экспериментах, киви проявляли интерес лишь к трубкам, содержащим корм. Мало того, они точно определяли местонахождение корма, следовательно, могли различать почти неуловимые изменения интенсивности запаха.
Другие особенности поведения киви, содержащихся в неволе, также позволяли Венцель предположить, что они во многом полагаются на обоняние. Однажды вечером, пока она находилась в птичнике, один из киви проснулся необычно рано и приблизился к ней. По ее собственным словам, «было темно, птица остановилась вплотную ко мне и принялась методично водить кончиком клюва вверх и вниз вдоль моих ног, не касаясь их, словно очерчивая мои контуры… ее поведение соответствовало зависимости от обоняния в гораздо большей мере, чем от зрения»[247].
Почти все, кто наблюдал за киви в естественных условиях, отмечали их довольно громкое сопение, но обычно считалось, что оно служит скорее для прочищения ноздрей, чем для улавливания запахов. Носовые железы киви выделяют слизь, когда они возбуждены (близостью пищи), и, поскольку наружные отверстия ноздрей представляют собой узкие щелки, они легко забиваются землей, когда киви тычут в нее носом.
Во время исследований Венцель обратила внимание, что легкое прикосновение к кончику клюва одного из ее содержащихся в неволе киви приводит к активным поисковым движениям, указывая, что осязание также является важной частью естественного поведения при кормлении. Она сделала следующий вывод: «Вероятно, есть тесная взаимосвязь между тактильной и обонятельной модальностями, с минимумом участия зрения, если это участие есть вообще»[248].
Аналог киви в Северном полушарии – вальдшнеп. За исключением огромных глаз последнего, необходимых для сумеречной активности и полета, в том числе ночных миграций, вальдшнеп и киви очень похожи. У обоих видов схожий образ жизни, оба ищут червей, тычась клювом в почву. Еще в 1600 году Улиссе Альдрованди в своей энциклопедии птиц сообщил нам, что вальдшнепы находят пищу по запаху. По-видимому, этот факт был установлен и широко известен, так как Альдрованди цитирует стихи Марка Аврелия Олимпия Немесиана о ловле птиц, датированные 280 годом: в них упоминаются огромные ноздри птицы и ее способность чуять запах червей. Несколько более поздних авторов также упоминали об обонянии вальдшнепа, но, что примечательно, в отличие от многих других орнитологических фактов, не ссылались на более ранних авторов и не заимствовали сведения у них, и это позволяет предположить, что наличие обоняния у вальдшнепа было независимо открыто несколько раз. К примеру, Бюффон цитирует Уильяма Боулза, который в своем труде «Введение в естественную историю и физическую географию Испании» (An Introduction to the Natural History and Physical Geography of Spain, 1775) пишет, как наблюдал в королевском птичнике за вальдшнепом, ищущим червей в сырой почве: «Я ни разу не видел, чтобы он промахнулся: по этой причине, а также потому, что он не погружал клюв в землю по отверстия ноздрей, я пришел к выводу, что в поисках пищи он ориентируется по запаху». Затем, ссылаясь на своего коллегу Рене-Жозефа Эбера, охотника и натуралиста, Бюффон добавляет: «Однако природа даровала ему на кончике клюва дополнительный орган, уместный при его образе жизни; кончик этот скорее из плоти, чем из рога, и выглядит чувствительным к прикосновениям, позволяющим обнаруживать добычу в болотистой почве»