— Откуда ты знаешь, что в Монголии найдут дикую лошадь, если считается, что они исчезли? — спросила я (это было год назад).
— Потому что я убежден, что рано или поздно дикий табун будет найден, а мои друзья из Академии наук Монголии обещали мне одну лошадь, если найдут табун, в котором будет более двадцати лошадей.
— А что будет потом? Мушка навсегда останется с диким конем?
— Нет. Только до тех пор, пока дикарь не научится доверять нам. Тогда мы привезем ему из Монголии дикую подругу, и ты получишь свою Мушку обратно.
— Но она такая ручная! — повторяла я ему.
— Тем лучше, — ответил дедушка. — Поэтому ты можешь делать все, что хочешь, Китти, чтобы она больше привыкла, но только не пускай ее в дом и не езди на ней.
Вот так год назад у нас появилась Мушка.
Сначала я пыталась оставлять Мушку дома, когда ходила гулять в горы, и брала с собой только Скипа. Скип — скай-терьер, и никогда не ходит просто, даже в доме. Он подскакивает и подпрыгивает, как маленький мячик, из одного места в другое. Но однажды Мушка пошла за нами, и я решила подразнить ее и спряталась, чтобы она подумала, что потерялась. Ей так понравилась игра, что это вошло в привычку. Теперь Мушка и я все время так играем, даже дома. Мы все время поддразниваем друг друга. А поскольку она терпеть не может в чем-нибудь не участвовать, то все время пытается проникнуть в дом. Она делает все, чтобы войти, и даже сердится и недовольно ржет, когда я закрываю дверь перед ее носом.
Вообще-то я со страхом думаю, что, если ей удастся когда-нибудь пробраться в дом, а миссис Эванс ее вовремя не заметит, то произойдет беда. А если Мушка попадет в дедушкин кабинет, она, наверное, сжует все его карты, письма и бумаги. Она обожает есть бумагу. Поэтому мне стоит больших усилий не пускать ее в комнаты, хотя лично я считаю, что она просто уляжется перед камином, как собака, или свернется, как кошка, на коврике.
Вчера миссис Эванс вошла к дедушке в кабинет с мокрыми занавесками в руках и сказала:
— Посмотрите, что сделала ваша лошадь с этими занавесками! Она начисто отъела весь низ!
Дедушка посмотрел на занавески без всякого интереса к ним:
— Я думаю, что она хотела залезть в окно. А вы чего ожидаете от нее?
— Она хотела досадить мне, — возразила миссис Эванс. — Она знает, что я не пущу ее в дом, и поэтому делает все, чтобы отплатить за это. На днях она уже почти проникла на кухню, но я выставила ее. Тогда она схватила зубами коврик и убежала с ним к реке.
Дедушка рассмеялся:
— Ей нравится ваша компания, только и всего.
— Скорее всего ей нравится шкодничать, — возразила миссис Эванс. — Вы балуете девочку, а она балует лошадь.
— Это вы балуете их обеих, — рассердился дедушка. И как всегда, они начали твердить друг другу: «Чушь».
Даже если я не присутствую при этом, я всегда знаю, что они скажут друг другу, ведь миссис Эванс всегда говорит мне, что сказала дедушке, а дедушка рассказывает, что ответил миссис Эванс.
Но я, кажется, заболталась, пора уже кончать. И миссис Эванс и дедушка твердят мне, что я болтушка, но ведь должна же я была рассказать тебе про Мушку и про наш заповедник, чтобы ты не очень волновался за Таха.
Я очень надеюсь, что тетя Серогли сможет разобрать мой почерк и у нее будет время перевести все тебе.
Я с нетерпением жду, когда появится Tax, хотя и очень беспокоюсь, как он обойдется с Мушкой. Я просто жду не дождусь посмотреть, что же будет, когда они встретятся. Дедушка говорит, что я должна наконец понять, что они лошади, а не люди. Он советует мне не сентиментальничать и не глупить по этому поводу. Я пытаюсь, но это довольно трудно сделать, особенно если любить Мушку, как я.
Пока до свидания. Обещаю написать, как только Tax приедет.
Твой новый друг
Китти Джемисон.
P. S. Монгольская шапка — чудо. Здесь никто ничего подобного даже и не видел. Жду не дождусь зимы, чтобы надеть ее в школу. Мне надо бы придумать что-нибудь особенное и послать тебе в ответ, но ничего не могу придумать такого, чтобы хоть наполовину сравнялось с твоим подарком.
Кити
Здравствуй, Барьют!
Tax здесь!
Он прибыл в пятницу в стойле-фургоне из карантина в Беркшире. Когда грузовик с фургоном на буксире подъехал, ветеринар спросил дедушку, не хочет ли он, чтобы Таха выпустили около дома или же где-нибудь в горах.
Дедушка ответил:
— Выпускайте его здесь. Пусть сначала увидит это место и нас.
Я не знала, чего ожидать. И хотя Мушка стояла позади меня, толкая мордой в спину, а Скип был заперт в доме, чтобы не лаял, мне все казалось необычным. Даже еще не видя Таха, я волновалась. И знаешь, по-моему, Мушка догадывалась, что там, в стойле, что-то загадочное и дикое и это относится к ней. Она все время пыталась просунуть голову под мою руку и толкала меня в спину, как будто хотела, чтобы я ушла и взяла ее с собой.
— Ш-ш-ш, Мушка, — сердито шепнула я.
Даже не знаю, почему я заговорила шепотом, но я слышала, как в стойле сердито дышал Tax, как будто чуял опасность. Он фыркал, бил копытом, лягался.
— Отойди, Китти, — попросил дедушка и велел ветеринару открыть задний борт.
В тот момент, когда ветеринар стал открывать задвижку, Мушка начала пятиться, а потом повернулась и убежала к другой стороне дома.
Дедушка засмеялся и сказал:
— Она еще передумает.
Потом задний борт открылся, и, пока Tax появлялся дюйм за дюймом, я поняла, что вижу совершенно незнакомое и очень дикое животное, и, сделав гримасу, сказала: «Но он же уродец!» Я не ожидала увидеть лошадь, которая была бы такой коренастой и сильной, такой косматой и пятнистой, причем часть меха слиняла (на шерсть это было непохоже). Совершенно необычная грива, она торчала, как зубная щетка. Но самой удивительной была огромная голова. Жеребец действительно походил на тех доисторических лошадей, рисунки которых дедушка развесил по стенам в своем кабинете.
А бакенбарды! Я еще никогда не видела лошадь с бакенбардами.
— Ну разве не красавец! — воскликнул дедушка, когда Tax вышел.
— Страшилище, — ответила я невольно. — Он как бешеный. — Я вправду напугалась.
А дедушка смеялся.
— Ты еще передумаешь, — сказал он. И мне кажется, Tax заставил меня начать передумывать в тот самый момент, когда застыл, глядя на нас, нагнув голову, как будто готовясь напасть. И потому, что выглядел он таким злым и страшным, я вдруг вспомнила все то, что ты писал про него, каким он был храбрым, непоколебимым и непобедимым, когда вы его преследовали. И теперь мне было все равно, красив он или нет.
Но дедушке я сказала:
— Он никогда не будет здесь счастлив, дедушка. Он слишком дикий и слишком другой. Он никогда не приживется!
— Посмотрим, — ответил дедушка. В этот момент Tax напряг мышцы, как большой кот, будто собирался прыгнуть. Но вместо этого он изо всех сил помчался галопом в луга. Он скакал, как бы стараясь распластаться по земле вместе со своими странными толстыми короткими ногами. И вскоре исчез в долине. Но и дальше, по-моему, он скакал и скакал.
— Великолепно, — сияя, воскликнул дедушка. — Удивительно! Что за лошадь! Превосходно!
Я оглянулась, ища Мушку, но она в ужасе спряталась за дом. Дедушка хлопнул себя по коленкам и счастливо засмеялся в свою колючую бороду.
— Ну, а теперь подождем, что сообщит нам Питер, — сказал он. — Я свяжусь с его Вороньим гнездом и скажу, чтобы он теперь последил за диким жеребцом.
Воронье гнездо — это сделанный из стекла наблюдательный пункт, находящийся на самой высокой горе заповедника. На его площадку так трудно взбираться, что дедушка не разрешает мне лазить туда.
Питер — дедушкин помощник — должен находиться там летом и зимой, наблюдая за животными. Оттуда видно на многие мили кругом. На будущий год собираются поставить на Вороньем гнезде телевизионные камеры, и мы сможем видеть все, что происходит, прямо из дедушкиного кабинета. Дедушка теперь слишком стар, чтобы добираться туда без помощи вертолета.
Мы пошли в дом, чтобы связаться с Питером по радио при помощи специального передатчика, и, когда я проходила мимо Мушки, она впервые убежала от нас, как будто мы ей сделали что-то плохое.
— Уже срабатывает, — заметил дедушка.
— Что срабатывает?
— Сейчас она встревожена. Но Мушка уже понимает, что происходит. Она поняла…
Я не спросила, что же такое поняла Мушка, но, во всяком случае, начало положено.
Мне почему-то казалось, что они никогда не будут вместе. Мушка никогда не уйдет с пастбищ вблизи дома, a Tax никогда не подойдет к дому. Я даже была уверена, что он уже ищет способ убежать.
Но дедушка сказал: «Терпение, милая» — и попросил Питера по радио немедленно сообщить нам, как только он увидит Таха.
— Что, по-вашему, станет делать дикая лошадь? — прозвучал голос Питера в динамике.
— Честно говоря, не знаю, — ответил дедушка. — Вообще-то ничего особенного. Найдет какое-нибудь укромное местечко и пока не будет высовывать оттуда носа.
Tax как раз так и поступил. На следующее утро, когда мы завтракали, Питер срочно вызвал нас из Вороньего гнезда. (Питер — небольшого роста и очень любит танцевать. А поскольку он все время там один, то все время танцует. Танцует шотландские и, современные танцы, даже «русскую» и «венгерку», и все сам с собой.)
— Профессор, я сейчас вижу дикого коня. Он снует повсюду, ищет выхода или разыскивает свой табун.
— Прекрасно, — ответил дедушка. — Постарайся не потерять его из виду.
После этого, в разное время дня и ночи, Питер сообщал о том, что делал Tax. Питер всегда был взволнован. Присутствие Таха вызывает какое-то странное волнение, как-будто ждешь, что произойдет что-то необычное или ужасно дикое. Я все время чувствую это, и дедушка тоже.
— Ему, бедному, здесь, наверное, очень одиноко, — как-то сказала я дедушке.
— Верно, — ответил он. — Tax — стадное животное, поэтому он скучает по своему табуну. Мы заставим его почувствовать себя еще более одиноким, прежде чем пошлем к нему Мушку.