Потомъ онъ купилъ нѣсколько яблокъ у старухи разносчицы и, подкрѣпившись немного, сталъ размышлять, гдѣ бы ему теперь разыскать ночлегъ. Съ этой мыслью онъ пошелъ бродить по улицамъ, высматривая вывѣску какой-нибудь гостиницы. Вдругъ Ноно услыхалъ невдалекѣ страшный крикъ. Онъ оглянулся и увидалъ, что маленькій мальчикъ лѣтъ 5 или 6 играетъ на мостовой, а прямо на него мчится въ галопъ экипажъ. Мать мальчика остолбенѣла, увидавъ опасность, угрожавшую ея сыну. Ея-то крикъ и услыхалъ Ноно.
Однимъ прыжкомъ онъ очутился около мальчика и во-время успѣлъ схватить его, но не устоялъ на ногахъ и повалился въ канаву. Карета проѣхала, не задѣвъ ихъ.
Когда они встали, мать была надъ ними. Она обнимала своего малютку, смѣясь и плача въ одно и то же время.
Такъ какъ Ноно весь выпачкался въ канавѣ, то мать увела и его къ себѣ. Она жила напротивъ, въ маленькой квартирѣ. Ея мужъ занимался починкой платья.
Встревоженный ихъ взволнованными лицами, портной спросилъ, что случилось. Жена, вся еще въ слезахъ, разсказала ему, что произошло.
Портной поблагодарилъ Ноно и сейчасъ же сталъ бранить ребенка, называя его несноснымъ, гадкимъ мальчишкой, который не можетъ ни минуты посидѣть спокойно и не знаетъ, чѣмъ бы досадить своимъ родителямъ. Потомъ отецъ наградилъ его парой шлепковъ и отправилъ въ уголъ.
Мать ребенка заставила Ноно раздѣться, чтобъ вымыть его платье. Пока оно сушилось, Ноно долженъ былъ разсказать мужу и женѣ о своихъ несчастіяхъ и объяснить, какъ онъ очутился одинъ на улицахъ Монайи въ поискахъ за кровомъ и работой.
Обитатели лачужки пришли въ восторгъ отъ чудесныхъ разсказовъ объ Автономіи и забросали Ноно вопросами о самыхъ ничтожныхъ подробностяхъ.
Портной сказалъ, что онъ уже слышалъ объ Автономіи отъ прохожихъ рабочихъ, но что все это казалось ему до сихъ поръ такимъ несбыточнымъ, что онъ считалъ это за сказку.
Пока портной говорилъ, Ноно присматривался къ нему и его женѣ и нашелъ, что лица ихъ нѣсколько похожи на морду барана.
Узнавъ положеніе Ноно, мужъ и жена посовѣтовались и предложили Ноно остаться у нихъ. Они обѣщали ему кровъ и пищу, но за это онъ долженъ будетъ помогать портному въ его работѣ. Если Ноно будетъ прилеженъ, то ему портной даже обѣщалъ назначить небольшую плату.
Ноно съ радостью согласился на это предложеніе, а портной былъ радъ, что пріобрѣлъ безплатнаго работника.
XVIIОбученіе Ноно продолжается
На другой день Ноно разбудили рано. Пора было приниматься за работу.
Посадивъ его рядомъ съ собой на верстакъ, портной научилъ его подгибать подъ себя ноги, чтобъ занимать меньше мѣста. Потомъ онъ далъ ему стачать два куска сукна и показалъ ему, какъ ихъ нужно держать, какъ втыкать и выдергивать иголку.
Ради разнообразія портной посылалъ Ноно относить къ заказчикамъ оконченное платье.
Когда насталъ вечеръ, Ноно еще ни минуты не былъ безъ дѣла. Только для ѣды отрывался онъ отъ работы и то, быстро покончивъ съ ѣдой, принимался за работу. Къ вечеру Ноно изнемогалъ отъ усталости.
А ѣда? Прощайте всѣ вкусные фрукты и всѣ лакомства Автономіи! На ужинъ ему давали скверный супъ изъ обрѣзковъ овощей съ кусочкомъ сала и нѣсколькими ломтиками чернаго хлѣба. Въ полдень нѣсколько картофелинъ. Въ праздникъ къ картофелю добавлялся кусочекъ жиру или дешеваго мяса. И это не потому, чтобъ портной и его жена были дурные люди. Они не обижали Ноно, они сами работали не покладая рукъ и ѣли то же, чѣмъ кормили мальчика. И скупы не были портной и его жена, и денегъ не копили. Но съѣстные припасы въ Монайѣ были дороги, а за работу платили гроши. Чтобъ сводить концы съ концами, приходилось измучиваться за работой и ѣсть впроголодь. Такъ жили въ Монайѣ всѣ тѣ, кто былъ принужденъ работать на другихъ.
— Да я еще, — говорилъ портной, — сравнительно счастливъ, я шью прямо на заказчиковъ. Тѣ же, кто должны итти работать на фабрики, — и портной указалъ на большія зданія безъ оконъ, съ стеклами въ крышѣ, съ огромными, вѣчно дымящими трубами, — доля тѣхъ еще хуже. Они заперты цѣлый день въ душной, пыльной мастерской, они вѣчно работаютъ подъ надзоромъ надсмотрщиковъ, вѣчно ихъ подгоняютъ и стращаютъ хозяиномъ, они должны работать безостановочно, не смѣя ни минуты поднять головы, не смѣя говорить другъ съ другомъ, такъ какъ при малѣйшемъ нарушеніи правилъ имъ дѣлали вычетъ изъ ихъ заработной платы.
Эти фабрики принадлежали тѣмъ людямъ, которые катаются въ роскошныхъ экипажахъ тѣнистыми аллеями главной улицы Монайи. На фабрикѣ этихъ господъ никогда не видали. Наблюдали за работами на ихъ фабрикахъ смотрителя и управляющіе, набранные изъ рабочихъ же, имъ платили нѣсколько больше, чѣмъ простымъ рабочимъ, и они защищали интересы хозяевъ.
Тѣ богачи, у которыхъ не было фабрикъ, владѣли полями, лѣсами и лугами. Свои имѣнія они поручали управляющимъ, а управляющіе заставляли работать на нихъ крестьянъ. И когда крестьяне кончали сборъ хлѣба или винограда, управляющій бралъ большую часть урожая, оставляя имъ лишь столько чтобы они не подохли съ голоду.
Третьи владѣли домами. Тотъ человѣкъ, которому принадлежалъ домъ, въ которомъ жилъ портной, одинъ владѣлъ болѣе чѣмъ ста домами въ Монайѣ. И тѣ, у кого не было домовъ, были принуждены платить то, что вздумаютъ потребовать отъ нихъ за право жить въ этихъ домахъ.
Были и такіе богачи, у которыхъ не было ни фабрикъ, ни полей, ни домовъ, но они покупали у однихъ, перепродавали другимъ и на этомъ наживали богатство.
Ноно слушалъ разсказы портного и не понималъ, какъ это устроили богачи такъ, что на каждаго изъ нихъ работаютъ тысячи рабочихъ. Не могъ понять, почему эти тысячи соглашаются работать не на себя и свою семью, а на богача. Онъ пытался разспросить объ этомъ своего хозяина, но тотъ плохо понималъ его.
— Что ты говоришь! Какъ не на себя работаютъ рабочіе? Да если бы они не голодали, то развѣ они пошли бы работать? Нѣтъ, они еще рады, когда получатъ какой-нибудь заработокъ и смогутъ заработать что-нибудь.
— Но, вѣдь, если бы рабочіе не работали на фабрикахъ богача, на его поляхъ и въ его садахъ, вѣдь богачъ не былъ бы богатъ, у него ничего бы не было, — недоумѣвалъ Ноно. — Отчего же рабочіе не откажутся работать за гроши?
— Попробуй, откажись! А солдаты на что, полиція? Нѣтъ, они заставятъ работать.
— Да вѣдь и солдаты тотъ же народъ, какъ же они будутъ заставлять своихъ же братьевъ?
— Какъ? Да прикажетъ начальство и пойдутъ заставлять, а кто не пойдетъ, съ тѣмъ ужъ сумѣютъ расправиться.
Проходили дни въ разговорахъ и въ работѣ. Ноно познакомился съ городомъ, разнося заказы или бѣгая въ лавки за покупками.
Иногда въ воскресенье, когда не было очень спѣшной работы, портной выходилъ на прогулку съ своимъ ребенкомъ. Ноно сопровождалъ ихъ. Они гуляли по богатымъ кварталамъ, любуясь товарами, разложенными въ окнахъ магазиновъ.
Чѣмъ дальше, тѣмъ больше Ноно научался своему новому мастерству, становясь съ каждымъ днемъ все полезнѣе своему хозяину, и положеніе Ноно понемножку улучшалось. Однажды, когда портной смогъ отложить на черный день золотую монету, онъ далъ Ноно серебряную монетку. Это ему казалось огромнымъ великодушіемъ, хотя онъ далъ Ноно лишь одну двадцатую часть того, что получилъ благодаря труду Ноно.
Портной былъ недурной человѣкъ, но ему казалось, что такъ и должно заставлять Ноно работать и брать всю выгоду себѣ. Такъ всегда дѣлалось въ Плутократіи.
Если работы будетъ достаточно, портной, конечно, возьметъ себѣ и второго подмастерья, потомъ найметъ и хорошихъ рабочихъ, и тогда какъ будетъ хорошо, «зарабатывая» ихъ руками, разбогатѣть, и ему останется лишь выбирать: купить ли домъ или построить фабрику. Когда эти мысли овладѣвали имъ, Ноно казалось, что выраженіе лица его мѣнялось: вмѣсто овцы онъ становился похожимъ на коршуна.
XVIIIНоно арестовываютъ
Время шло, и Ноно мало-по-малу привыкалъ къ своей новой жизни. Онъ усиленно работалъ и не пользовался никакими удовольствіями. А отдыха и радостей ему очень хотѣлось.
Единственными хорошими минутами для Ноно были тѣ, когда друзья портного приходили провести съ нимъ вечеръ. Между ними были двое или трое, которые очень нравились Ноно. У этихъ рабочихъ были только человѣческія лица, и Ноно не могъ подмѣтить сходства ни съ какимъ животнымъ.
Когда Ноно разсказывалъ имъ о жизни въ Автономіи, гости портного слушали его съ восхищеніемъ, но мало вѣрили его разсказамъ, или говорили, что все это хорошо для Автономіи, но что для плутократовъ такая жизнь невозможна. Здѣсь необходимо, чтобъ богатые заставляли работать бѣдныхъ, чтобы были законы, жандармы и тюрьмы для недовольныхъ.
Другіе прибавляли:
— Если не будетъ ни полиціи, ни стражи, здѣсь васъ убьютъ на улицѣ и украдутъ у васъ послѣднее!
И только тѣ двое или трое, которые такъ нравились Ноно, вѣрили разсказамъ Ноно и не понимали, почему бы и имъ не жить такъ, какъ живутъ въ Автономіи. Если бы всѣ работали и никто не наживалъ богатства, то имъ не приходилось бы трудиться по четырнадцати часовъ въ сутки за гроши.
По мѣрѣ того, какъ достатокъ портного росъ, онъ все меньше и меньше прислушивался къ разсказамъ Ноно, зато его три товарища и еще кое-кто стали частенько собираться и вести безконечные разговоры и споры о томъ, возможно ли ввести порядки Автономіи и у нихъ и какъ это сдѣлать.
И мало-по-малу вѣсть объ этихъ разговорахъ стала распространяться. Обитатели сосѣднихъ кварталовъ стали приходить слушать эти разговоры о странѣ Автономіи.
Многіе находили ихъ прекрасными, всѣмъ бы хотѣлось пожить въ такой странѣ, но мало было такихъ, которые бы сказали: «И мы здѣсь могли бы жить такъ». Если находился среди нихъ одинъ такой, то всѣ признавали его немного «того», то-есть не въ своемъ умѣ.
Тѣмъ временемъ объ этихъ разговорахъ прослышали и въ другихъ частяхъ города. О нихъ говорили при выходѣ изъ мастерскихъ и въ трактирахъ. Это дошло до слуха начальника города, и въ одно прекрасное, скорѣе — скверное — утро въ квартиру портного явилась полиція, все перешарила и перевернула вверхъ дномъ.