Портной колебался; его взглядъ противъ воли остановился на Ноно, и онъ поторопился отвернуться. Неувѣреннымъ голосомъ онъ сказалъ, что взялъ къ себѣ Ноно изъ благодарности, такъ какъ Ноно спасъ его ребенка, и сказалъ даже, что никогда не могъ пожаловаться на его работу, что, къ несчастью, дѣйствительно обвиняемый разсказывалъ много неправдоподобнаго объ Автономіи, но что, обманутый его невиннымъ видомъ, онъ сначала не повѣрилъ преступности его намѣреній, что онъ проситъ прощенія у суда за свой невольный проступокъ и обѣщаетъ въ будущемъ быть осмотрительнѣе.
Ноно не посмѣлъ взглянуть на своего прежняго хозяина. Портного отпустили, и онъ прошелъ мимо.
Слѣдующіе свидѣтели были большею частью изъ тѣхъ, которые присутствовали при разговорахъ, а были такіе, которыхъ Ноно никогда не видалъ. Подъ страхомъ раздѣлить участь обвиняемаго они показывали то, чего желалъ отъ нихъ предсѣдатель.
Когда всѣ свидѣтели были выслушаны, поднялся красный человѣкъ и началъ свою рѣчь.
Онъ говорилъ длинно, — о счастливой жизни и о будущемъ народа, живущаго подъ властью Плутуса, говорилъ о добродѣтеляхъ и милостяхъ тѣхъ, которымъ судьба дала много, объ ихъ заботахъ, о бѣднякахъ, ихъ готовности доставлять работу тѣмъ единственнымъ богатствомъ, которымъ были ихъ руки.
Онъ похвалилъ справедливость законовъ, ограждающихъ собственность отъ посягательства жадныхъ и завистливыхъ лѣнтяевъ и пьяницъ, превознесъ добродѣтели рабочихъ, терпѣливо и самоотверженно работающихъ, трезвыхъ и бережливыхъ и преданныхъ ихъ государю и разнымъ другимъ господамъ.
Потомъ онъ заговорилъ о тѣхъ ужасныхъ людяхъ, которые хотятъ нарушить этотъ прекрасный государственный порядокъ, о тѣхъ бездомныхъ бродягахъ, неизвѣстно откуда пришедшихъ, которые хотятъ участвовать въ празднествахъ и не желаютъ ничего дѣлать, которые, не трудясь и не сберегая, мечтаютъ лишь о томъ, какъ бы завладѣть собственностью тѣхъ, кто терпѣніемъ, трудомъ, порядкомъ и бережливостью скопилъ свое состояніе или сумѣлъ сохранить полученное отъ предковъ. Потомъ онъ доказывалъ, что чарующая легкомысленныхъ людей картина жизни такъ называемой Автономіи — лишь выдумка злонамѣренныхъ умовъ, и единственной ея цѣлью было внушить рабочимъ, что они могутъ обходиться безъ господъ и хозяевъ — это же такая ужасная безсмыслица, что ее врядъ ли стоитъ и опровергать. Для всякаго благомыслящаго человѣка это вполнѣ ясно, а неблагомыслящаго не спасутъ никакіе доводы, а должна исправить тюрьма, каторга или другое, можетъ-быть, болѣе тяжкое наказаніе. Къ такимъ людямъ никогда нельзя отнестись съ достаточной строгостью. Эти розсказни стремятся внушить рабочимъ, что ихъ лишаютъ плодовъ ихъ труда и возстановляютъ ихъ такимъ образомъ противъ тѣхъ, кто ихъ кормитъ и безъ кого страна погибла бы въ нищетѣ и варварствѣ. Указалъ, что обвиняемый вмѣсто того, чтобъ постараться заслужить снисхожденіе суда смиреніемъ и отказомъ отъ своихъ прежнихъ взглядовъ, дошелъ, напротивъ, до крайнихъ предѣловъ дерзости: онъ осмѣливается даже недостаточно уважительно говорить о высочайшей особѣ государя! На этомъ была закончена длинная рѣчь, и онъ сѣлъ, требуя для обвиняемаго смертнаго приговора.
Одинъ изъ господъ, одѣтыхъ въ черное, съ головой попугая, сидѣвшій за столомъ передъ Ноно, всталъ въ свою очередь.
Онъ также началъ превозносить величіе Плутократіи, строгость и справедливость ея законовъ, законность правъ собственниковъ, терпѣніе и мощь рабочаго класса, содѣйствующаго въ такой большой мѣрѣ общему благосостоянію.
— Дѣйствительно, разсказы обвиняемаго по своей чрезвычайной смѣлости могутъ угрожать установленному порядку, смущая слабохарактерныхъ. Но кліентъ мой по своей молодости, повидимому, не понималъ значенія своихъ рѣчей, и потому я не считалъ бы его вполнѣ отвѣтственнымъ за его поступки. Я просилъ бы господъ судей и господъ присяжныхъ сжалиться надъ его юностью. Я обращаюсь, господа, къ вашему милосердію и смѣю надѣяться, что ваше милосердіе вернетъ моего кліента въ ряды благомыслящихъ людей.
И онъ сѣлъ среди рукоплесканій залы, только-что аплодировавшей предъ тѣмъ рѣчи краснаго человѣка.
Присяжные удалились для обсужденія. Но минуту спустя они уже вернулись съ приговоромъ: «Виновенъ, но заслуживаетъ снисхожденія».
Три человѣка за конторкой посовѣтовались между собой, и Ноно былъ приговоренъ къ вѣчной каторгѣ.
Судъ былъ конченъ. Ноно отвели въ его камеру и заперли за нимъ желѣзный засовъ. Ноно опустился на свой камень и долго сидѣлъ, подавленный отчаяніемъ. Жгучія слезы текли изъ его глазъ. Онъ и не замѣтилъ, какъ настала ночь.
Наконецъ, отчаяніе такъ овладѣло имъ, что онъ рѣшилъ умереть. Вскочивъ, онъ хотѣлъ разбить себѣ голову о стѣну. Но въ это мгновеніе лунный лучъ проникъ въ оконце, скользнулъ по лицу мальчика и остановилъ его порывъ. Въ этомъ лучѣ Ноно различилъ, какъ въ туманѣ, молодую женщину съ прекраснымъ, радостнымъ лицомъ.
— Я — Надежда, — сказала она, — меня послала къ тебѣ Солидарія, потому что сама она не можетъ явиться во владѣнія Плутуса, пока жители не пожелаютъ ея отъ всего сердца. Она велитъ тебѣ сказать, чтобы ты не терялъ мужества, — друзья твои постоянно думаютъ о тебѣ и о томъ, какъ освободить тебя. Трое изъ нихъ уже идутъ въ Плутократію и надѣются, что сумѣютъ быть тебѣ не безполезными. Итакъ, надѣйся! — И женщина склонилась къ нему, поцѣловала его въ лобъ и тихо закрыла ему глаза.
Ноно сладко заснулъ на своемъ соломенномъ ложѣ.
XXОтъѣздъ заговорщиковъ
Когда крикъ отчаянія далъ знать Солидаріи о томъ, что Ноно похищенъ, Ляборъ со всей своей маленькой командой бросился на помощь. Но было уже поздно. Товарищи Ноно были въ отчаяніи. Вернувшись домой, они сейчасъ же начали строить планы о томъ, какъ выручить Ноно изъ бѣды и вернуть въ Автономію. Каждый предлагалъ свой планъ и пытался всѣми силами защитить его. Поднялся страшный шумъ. Одинъ излагалъ свой планъ, другой его оспаривалъ, третий исправлялъ. Но ни одно изъ этихъ предложеній не могло быть выполнено, и сами дѣти при помощи Солидаріи и Лябора разбирались въ этихъ планахъ и оставляли ихъ одинъ за другимъ. Наконецъ, Гансъ предложилъ одинъ отправиться въ Плутократію искать Ноно, — а разъ ужъ онъ его найдетъ, тамъ видно будетъ, что возможно будетъ сдѣлать, чтобъ вернуться обоимъ въ Автономію.
Солидарія согласилась, что это можно бы попытаться сдѣлать, но предупреждала, что это очень опасная попытка и можетъ кончиться тѣмъ, что Автономіи придется оплакивать не одного, а двоихъ своихъ друзей. Она уговаривала Ганса хорошенько обдумать о томъ, что онъ затѣваетъ.
Но Гансъ заявилъ, что, по его мнѣнію, они обязаны попытаться освободить товарища, и потому, что бы ни случилось, онъ рѣшилъ всѣмъ пожертвовать, но попробовать спасти своего друга.
Тогда Мабъ объявила, что и она пойдетъ вмѣстѣ съ Гансомъ, потому что двѣ воли сильнѣе одной, а два ума лучше одного. Послѣ долгихъ споровъ рѣшено было, что Гансъ и Мабъ отправятся въ путь. Оставалось только обдумать, какъ сдѣлать ихъ попытку спасти товарища болѣе легкой и менѣе опасной.
Рѣшено было, что Гансъ и Мабъ переодѣнутся бродячими музыкантами. Такъ Гансъ и Мабъ смогутъ пройти незамѣченными хоть черезъ всю Плутократію, смогутъ вмѣшаться въ простой народъ, среди котораго долженъ былъ затеряться Ноно, и разузнать объ его судьбѣ.
Гансъ взялъ съ собой кларнетъ, а Мабъ тамбуринъ. На случай, если бъ Ноно оказался посаженным гдѣ-нибудь въ тюрьму, Ляборъ далъ имъ маленькій подпилокъ. Подпилокъ легко было спрятать, но онъ могъ перепилить самыя крѣпкія цѣпи, самыя толстыя рѣшетки. Электрисія научила ихъ, какъ можно посылать въ Автономію извѣстія о себѣ и какъ получать оттуда отвѣтъ. Посовѣтовала имъ никогда не расходиться, всегда быть готовыми прійти другъ другу на помощь, потому что въ ихъ любви между собой, въ ихъ любви къ Ноно и правдѣ вся ихъ сила.
Вмѣстѣ они смогутъ сдѣлать то, что было бы непосильнымъ каждому изъ нихъ порознь.
Дѣтямъ дали съ собой мѣшочекъ съ ѣдой, немного денегъ, — очень много разныхъ добрыхъ совѣтовъ и пожеланій, и дѣти пустились въ путь. Солидарія шла ихъ проводить до границы царства Плутуса.
Въ этотъ день Ганса и Мабъ разбудили рано утромъ. Они простились со всѣми и сошли съ крыльца.
Но въ эту минуту, какъ они выходили со двора, хорошенькая маленькая свинка подбѣжала къ нимъ со всѣхъ ногъ, махая завиткомъ своего хвостика. Она тихо похрюкивала, какъ бы упрекала ихъ, что они забыли о ней.
Эта маленькая свинка была любимицей Ноно и его ближайшихъ друзей. Ноно особенно любилъ ее, такъ какъ самъ научилъ ее танцовать и дѣлать разныя штуки.
Мабъ поцѣловала свинку въ ея крошечное розовое рыльце и сказала ей:
— Мы тебя забыли, моя бѣдная Пенмокъ, мы чуть не ушли, не простившись съ тобой. — Но Пенмокъ продолжала вертѣть своимъ хвостикомъ и ворчать.
Гансъ потрепалъ ее рукой.
— Ну, ну, хорошо! Ты славная свинка и помнишь своихъ друзей, но намъ пора итти. Надо торопиться.
И путешественники пустились въ путь, а Пенмокъ пошла по ихъ слѣдамъ.
— Да ты насъ стѣснишь, Пенмокъ, мы не можемъ взять тебя, — повторилъ Гансъ, увидавъ, что она бѣжитъ за ними. Гансъ хотѣлъ ее отогнать, но не тутъ-то было.
Пенмокъ стала хрюкать сильнѣе и, ни на шагъ не отставая, побѣжала слѣдомъ за путниками.
— Не можемъ же мы ее взять съ собой, — сказалъ Гансъ.
Мабъ задумалась.
— Да что это у нея на шеѣ? — сказала она вдругъ, наклоняясь и показывая Гансу на маленькій свертокъ, висѣвшій на шеѣ у свинки.
Когда она открыла его, въ немъ оказался вышитый фартучекъ и маленькая треуголка съ позументомъ, которые Ноно надѣвалъ свинкѣ, когда заставлялъ ее выдѣлывать разныя штуки.
— Мнѣ кажется, она знаетъ, куда мы идемъ, — сказала Мабъ серьезно. — Возьмемъ ее съ собой, она можетъ быть намъ полезна.
И свинка, видя, что ея больше не гонятъ, весело запрыгала рядомъ съ ними.
Такъ Гансъ, Мабъ и Пенмокъ вошли въ лѣсъ, въ которомъ нѣсколько дней тому назадъ они такъ весело бѣгали и гдѣ Ноно встрѣтилъ Плутуса.