Он видел, что она смотрит на него с каким-то обиженным выражением лица, как ребенок, разбивший вазу и не сознающий своей вины.
— Оксана Генриховна, Вы слышали, что сказал Кирилл Олегович? Поработайте над текстом, принесете завтра. И пока не поздно, съездите в администрацию, сделайте снимки рисунков. — С каким-то обреченным выражением лица проговорил Орехов.
Воропаева, поджав губы в обиженной гримасе, схватила со стола директора листок, развернулась на каблуках и вылетела из кабинета. После ее ухода наступила тишина, а потом Орехов с тяжелым вздохом проговорил:
— Кирилл Олегович, если есть у Вас возможность, пусть Оксану и ее двух подруг уберут от нас. У меня уже терпение подошло к критической отметке.
Вместо ответа Кирилл просто кивнул головой, вернулся за свой стол и стал просматривать заметки в колонке светских новостей. По тому, что он там читал было видно, что тексты Оксаны претерпевали значительную коррекцию, но все равно просматривалась ее корявая манера подачи информации. Он даже хохотнул про себя, представляя, как корректоры плюются, вычитывая ее тексты.
Сегодня Кирилл не стал засиживаться допоздна, в семь часов вечера он попрощался с Ореховым и уехал в свой домик на берегу лесного озера.
Глава 6
Утром Мария спешила на работу. Она сегодня проспала немного, поэтому пришлось собираться в спешке. Вчера она отвезла маму в санаторий, вернулась поздно вечером, легла спать уже за полночь. И как итог проспала звонок будильника. Вечером она не стала звонить Татьяне, чтобы поделиться последними новостями, так как было поздно. Все равно весь день впереди.
В пять минут десятого она открыла дверь архива, зашла к себе, разделась, включила чайник. Только она успела подумать о подруге, как открылась дверь и в архив ураганом влетела Северцева. Судя по ее веселому лицу, новости у нее были интересные. Подруга прошла в уголок спокойствия, рухнула на диванчик и по привычке вытянула свои длинные ноги, откинулась на спинку и рассмеялась. Мария молчала, давая возможность подруге начать рассказ самой.
Отсмеявшись, Татьяна приняла от Марии кружку с кофе, отпила первый глоток:
— Машка, жалко тебя вчера не было. Это был концерт по заявкам. Наша Оксана вышла на тропу завоевания мужа.
— А теперь спокойно и с первой цифры, — улыбнулась Мария.
— Ну начнем с общего совещания, где нам представили москвича. Я то думаю, куда она позавчера делась, а оказывается она посвятила себе красоте. Вчера пришла вся из себя как лубочная картинка, аж блестит. Да и почти все наши тетки принарядились, причипурились, кто-то даже губки накрасил поярче. Прям ярмарка невест. Но Воропаева вне конкуренции. Уселась напротив московского гостя в своей короткой юбчонке и давай ногами перед ним крутить-перебирать, прямо «Основной инстинкт». Не знаю, надела ли она сегодня трусы или так, без них пришла. Когда вернулись в кабинет, всем своим подружкам растрезвонила, что все, Кириллушка у нее в руках. Потом утащила его в администрацию, вернулись оттуда уже после обеда. Потом Воропаева какая-то задумчивая и дерганая, села печатать что-то. Пыхтела почти часа два, несколько раз тебе звонила.
— Откуда знаешь, что мне?
— Так она по внутреннему и каждый раз ругалась, что «когда Машка нужна, то ее никогда на месте нет». А кто у нас «Машка»? Я только одну знаю. Потом она распечатала листок, унеслась к Звягинцеву. Вернулась от него красной, как рак, долго злобно рычала, потом ушла, как я поняла к директору. А оттуда вернулась вообще опущенной. Пока она туда-сюда бегала, я ради интереса посмотрела, что она там печатала. Оказывается, она писала об открытии выставки детских рисунков в администрации. Маш, тебе пересказать ее текст и назвать количество ошибок или сама догадаешься?
— Уволь меня от этого, — Маша даже руками перед собой помахала. Она прекрасно представляла, что их красотка могла «написать». — И что директор?
— Я так поняла, что он дал ей еще один день, чтобы написать что-то толковое. Ну она и ругалась! Я даже записать за ней хотела, столько новых оборотов услышала, прямо завидно стало. Но самое интересное, она даже шипела обидное в адрес «Кириллушки», что-то типа — ты мне за все ответишь. И это при том, что она свою мыслю выйти за него замуж так и не оставила.
— Что, прямо так и сказала?
— Ага, звонила своим подруженциям, жаловалась на него и грозила ему страшными карами после того, как он жениться на ней.
— Да-а-а-а, весело было вчера. Жалко пропустила.
— Я думаю, еще успеешь насладиться этим театром абсурда. Карасев приехал на целых две недели. Думаю, что Оксана ни одного дня не пропустит зря. Ты же знаешь ее вампирскую натуру — присосется, не оторвешь. Даже жалко парня, ей Богу.
Они еще немного поговорили, потом открылась дверь и вошла Оксана. Татьяна глазами показала Марии: «А я что тебе говорила?», после чего поднялась и ушла к себе.
— Мария, ты можешь мне помочь? Мне надо статью написать, — без всякого приветствия начала Оксана.
— Пиши. Кто же тебе мешает, — пожала плечами девушка.
— Ты не поняла, напиши статью, я тебе за нее гонорар отдам. Но не весь.
— Ну спасибо, барыня, за доброту твою, — шутливо поклонилась Мария. — Я неоднократно говорила, что ни за кого писать ничего не буду. Ты не исключение. И твои деньги мне не нужны.
Оксана смерила ее презрительно-злым взглядом, ничего не сказала и ушла, громко хлопнув дверью. Почти сразу же раздался звонок внутреннего телефона, звонил Звягинцев.
— Маша, добрый день. Как маму вчера отвезла? Все нормально?
— Да, спасибо огромное! Мама была очень рада, просила Вам поклон передать. Устроили ее там с королевским комфортом.
— Ну и замечательно. Маш, я чего звоню. К тебе может Воропаева прийти просить написать за нее заметку. Даже не вздумай ничего писать, пусть сама старается.
— Да она уже была, вот только убежала от меня, громко топая и хлопая дверями, — улыбаясь, ответила Мария.
— Ну и молодец. Не вздумай за нее ничего писать, пока проверка идет. И потом тоже. Может получится слить ее по результатам.
— Все что в моих силах, Михаил Ильич. Я на стороне добра.
— С души тяжесть сняла, спасибо тебе, — рассмеялся начальник. — Маша и еще, подготовь, пожалуйста, подборку о выставках детских рисунков за период…., - Звягинцев замолчал, размышляя какой взять период.
— Михаил Ильич, а давайте я посмотрю за военное время. Я что-то там такое видела. Будет здорово — идет война, а наш народ не сдается, верит в победу.
— Умница! — похвалил главред. Давай, сделай. И если хочешь, можешь сама написать статью. Покажу ее москвичу. Он тебя еще не успел обаять, как всех наших женщин? А то даже наша главбуха и то в новое платье вырядилась, губки накрасила, — хохотнул Звягинцев.
— Да я его и не видела почти, только при Вас в приемной.
После разговора с главредом щеки Марии снова запылали румянцем. И что такого было сказано? По сути ничего, но опять какая-то горячая волна прошла по телу Марии. Ей снова захотелось увидеть Кирилла, прямо аж до слез захотелось. И почему-то змея ревности подняла свою голову, когда она вспомнила о главбухе, женщине за полтинник, которая от силы губы красила на памяти Марии никогда.
«Да что они все в нем находят? И я?» — со злостью подумала Мария.
Она сделала пару глубоких вдохов, чтобы унять свое разбушевавшееся сердце, позвонила маме, чтобы узнать, как у нее дела, потом пошла искать подшивки за 1941–1945 годы. Занимаясь своей любимой работой, она на время забыла о Кирилле.
Через два часа она пошла к Звягинцеву. Лидочка предупредила, что он разговаривает по телефону и просил пока не беспокоить, позовет, как освободиться. Мария облокотилась о стойку-перегородку, за которой находился стол Лидочки, чтобы поговорить с ней, но не успела ничего сказать, как открылась дверь и вошел Карасев. Он сегодня был в темно-сером костюме, и молочного цвета рубашке. Весь такой… такой… Маша не смогла сразу подобрать слово к тому, что видела перед собой. Кирилл подошел к стойке, каким-то хозяйским движением положил руку на ее талию и через стойку склонился к Лидочке:
— Вы сегодня великолепны! Разрешите Вашу ручку поцеловать?
Он говорил, глядя ей в глаза, но при этом не убирал руку с талии Марии, которая замерла соляным столпом и почти не дышала. Вся кровь прилила к ее лицу, воздуха не хватало. Лидочка, завороженная Кириллом подняла руку, протянула ему. Он подхватил ее, еще сильнее перегнулся через стойку и поцеловал.
— Я бы хотел к Михаилу Ильичу попасть. Можно?
— Он сейчас за-за-занят, — заикаясь ответила Лидочка, такая же красная как Маша.
— Хорошо, подожду, — ответил ей Кирилл. Потом повернулся к Маше. — Добрый день, мы с Вами сегодня еще не виделись? И вчера тоже. Вы же маму отвозили в санаторий? Как она, все хорошо?
Маша не смогла ни одного слова протолкнуть сквозь спазм, который сковал ее горло, только наша в себе силы кивнуть. Кирилл, продолжая ее приобнимать, свободной рукой взял ее руку и поцеловал.
В то время из интеркома послышался голос Звягинцева:
— Лида, есть кто ко мне? Пусть заходят.
Лида и Маша наконец-то отмерли и синхронно вздохнули.
— Машенька, Вы были первой, заходите, я после Вас, — улыбнулся Кирилл, убирая наконец-то с ее талии свою руку.
Маша на деревянных ногах направилась в кабинет к Михаилу Ильичу, чуть не забыв на стойке файл с подборками и текстом, но во время спохватилась. Она с трудом помнила, о чем говорила со Звягинцевым, но тот остался довольным, на углу ее листа завизировал «в печать» и сказал, что пока оставит заметку у себя. По-прежнему находясь в состоянии тихого шока, Маша вышла от Звягинцева, но Кирилла в приемной не было. Она облегченно выдохнула и быстро ушла к себе. Почти сразу же следом за ней ввалилась Северцева, которая ругалась на чем свет стоит. Увидев, что ее грозные слова до Маши не доходят, замолчала и с интересом уставилась на подругу:
— Так, рассказывай, что случилось?