На следующий день Эмили покинула Тулузу и на закате прибыла в Ла-Валле. Меланхолия при встрече с родным домом вскоре сменилась нежным удовольствием. Время притупило остроту горя, и любое напоминание о родителях рождало теплые чувства. В каждой комнате, где она привыкла их видеть, они как будто снова ее встречали. Ла-Валле по-прежнему оставался ее любимым домом. Одной из первых Эмили посетила библиотеку: устроившись в отцовском кресле и вспоминая прошлое, она проливала слезы.
Вскоре после приезда ее почтил визитом месье Барро, решивший немедленно приветствовать дочь любимого соседа, вернувшуюся в давно покинутый родной дом. Эмили с радостью приняла давнего друга семьи, и они провели приятный час, вспоминая прошлое и обсуждая некоторые события теперешней жизни.
Месье Барро удалился так поздно, что Эмили уже не осмелилась выйти в сад, однако наутро с нетерпением отправилась изучать милые сердцу уголки. Шагая под посаженными отцом деревьями, где когда-то они гуляли вместе, она вспоминала его лицо, улыбку, даже голос, и радовалась воображаемой встрече.
Осень всегда была его любимым временем года: они вместе любовались богатыми оттенками рощ и магическим освещением гор. Сейчас созерцание знакомого пейзажа оживило вдохновение и навеяло стихотворное обращение к осени:
Задумчивая осень! Твой покой
Душе дарует светлые мгновенья!
Иду знакомой издавна тропой,
Встречая сердцу милые виденья!
Любимые друзья давно на небесах,
Но образы рождают вдохновенье.
Воспоминания теряются в слезах,
Но слезы чистые приносят облегченье.
Грустна твоя улыбка, осень, но порой
Прощанье светлое в печали утешает.
Сияние небес, шелест листвы лесной
С весной далекой встречу обещает.
Задумчивая осень! План твой строг:
Повсюду грусти вздох сменяет радость.
Приходит молодость на жизненный порог,
И отступает в утомленье старость.
Приехав в Ла-Валле, Эмили первым делом осведомилась о судьбе Терезы – старой служанки отца, которую месье Кеснель выгнал на улицу без содержания. Узнав, что теперь экономка живет в коттедже неподалеку, она отправилась туда и была приятно удивлена, увидев, что маленький аккуратный дом стоит на зеленом склоне в окружении дубов и выглядит ухоженным и уютным. Старушка перебирала фасоль и, увидев молодую госпожу, искренне обрадовалась:
– Ах, моя дорогая! Когда вы уехали в далекую страну, я решила, что больше уже никогда не увижу вас на этом свете. Пока вас не было, со мной обращались сурово: вот уж не думала, что на склоне лет меня выгонят из дома хозяина, где я провела всю жизнь!
Эмили выразила ей сочувствие, заверила, что теперь беспокоиться не о чем, и выразила восхищение милым коттеджем.
Тереза со слезами поблагодарила ее и между прочим добавила:
– Да, мадемуазель, один добрый друг помог мне в ваше отсутствие и поселил здесь!
– И кто же этот добрый друг? – спросила Эмили. – Кем бы он ни оказался, я буду считать его и своим другом.
– Ах, мадемуазель! Этот скромный человек запретил мне говорить о его благородном деянии: я не должна называть его имя. Но как же вы изменились после отъезда! Выглядите худенькой и бледной, но улыбка как у моего покойного господина. Увы! С его смертью бедняки потеряли заботливого хозяина!
Упоминание об отце глубоко тронуло Эмили. Тереза это заметила и сменила тему:
– Я слышала, мадемуазель, что мадам Шерон вышла замуж за иностранного месье и увезла вас с собой за границу. Как она поживает?
Эмили сказала, что тетушка умерла.
– Ах! – вздохнула Тереза. – Если бы она не доводись сестрой моему доброму хозяину, никогда бы ее не любила: слишком уж сурова. А как дела у замечательного молодого человека, месье Валанкура? Красивый юноша и такой хороший. Надеюсь, с ним все в порядке?
Эмили разволновалась.
– Да благословит его Господь! – продолжила разговорчивая Тереза. – Не стесняйтесь, дорогая мадемуазель, я уже все знаю. Вы думаете, не догадывалась о его любви? После вашего отъезда он приходил в замок и бродил по нему в тоске. Обходил все комнаты в нижней части дома, а порой садился в кресло и, глядя в пол, все думал и думал несколько часов кряду. Он очень любил южную гостиную, потому что я сказала, что это ваша комната. Подолгу там стоял, рассматривая картины, которые вы написали, играл на вашей лютне, до заката читал ваши книги. А потом ему пришлось вернуться в дом брата и…
– Достаточно, Тереза, – остановила ее Эмили. – Как давно ты живешь в этом доме и чем я могу тебе помочь? Ты хочешь остаться здесь или переселишься ко мне?
– Право, мадемуазель, – произнесла Тереза, – не стесняйтесь бедной старой служанки: нет ничего постыдного в том, чтобы любить такого хорошего молодого человека.
Эмили глубоко вздохнула.
– Ах, как же он любил о вас говорить! – продолжала служанка. – А я за это полюбила его. Точнее, он любил слушать мои рассказы, потому что сам все больше молчал. Я быстро поняла, зачем он приходил в замок: отправлялся в сад, на террасу, садился под большим деревом и целый день сидел с какой-нибудь из ваших книг в руках, но, кажется, почти не читал. Однажды я пошла в ту сторону и услышала чей-то разговор. Кто бы это мог быть, подумала я, ведь никого, кроме шевалье, не впускала. И вот я тихо подкралась и увидела, что месье Валанкур разговаривает сам с собой, и все о вас. Он повторял ваше имя, тяжело вздыхал и говорил, что потерял вас навсегда, потому что вы никогда больше к нему не вернетесь. Думаю, в эту минуту бедняга был слегка не в себе, но я ничего не сказала и так же незаметно ушла.
– Хватит этой ерунды, – перебила ее Эмили, пробуждаясь от задумчивости. – Мне неприятно это слушать.
– А когда месье Кеснель сдал замок в аренду, я думала, что сердце шевалье разобьется.
– Тереза! – воскликнула Эмили. – Больше не упоминай о шевалье!
– Не упоминать? – воскликнула экономка. – А что случилось? Ведь я люблю его почти так же, как своего прежнего хозяина и вас, мадемуазель!
– Возможно, ты ошиблась в своей любви, – ответила Эмили, пытаясь спрятать слезы. – Как бы то ни было, мы с ним больше не встретимся.
– Не встретитесь! Ошиблась в любви! – горячо повторила Тереза. – Что я слышу? Нет, мадемуазель, я нисколько не ошиблась, потому что шевалье Валанкур не только купил для меня этот дом, но и поддерживал с тех самых пор, как месье Кеснель выгнал на улицу.
– Шевалье Валанкур! – с трепетом воскликнула Эмили.
– Да, мадемуазель, он самый, хоть я и нарушила обещание никому об этом не говорить. Но как не говорить, когда слышишь, как его несправедливо осуждают? Ах, мадемуазель, если вы дурно с ним обошлись, то плачьте: на свете нет другого молодого человека с таким добрым сердцем. Он помог мне в тот момент, когда вы оказались слишком далеко, а месье Кеснель даже думать об этом не захотел и посоветовал устроиться на работу. А я для этого слишком стара! Так вот, шевалье меня разыскал, купил этот домик, дал денег на обстановку, посоветовал найти такую же бедную женщину, чтобы жила со мной, и приказал управляющему брата регулярно выплачивать мне определенную сумму. Теперь подумайте, мадемуазель, разве я могу говорить о нем плохо? Боюсь, он даже навредил себе из-за своей щедрости: срок выдачи денег давно миновал, а они так и не пришли! Но не плачьте так горько, мадемуазель. Разве доброта шевалье вас расстраивает?
– Еще как расстраивает! – подтвердила Эмили и заплакала еще отчаяннее. – Но как давно ты его видела?
– Не так уж и давно, мадемуазель.
– А известия от него поступали? – продолжила взволнованно расспросы девушка.
– Ни разу с тех пор, как он внезапно уехал в Лангедок; тогда он только вернулся из Парижа, иначе я бы с ним встретилась. Уж не случилось ли с ним чего? Если бы я не жила так далеко от Эстувьера и не чувствовала себя так плохо, то уже отправилась бы туда и узнала, в чем дело. А послать мне некого…
Тревога Эмили о судьбе Валанкура стала невыносимой. Поскольку правила приличия не позволяли ей отправить посыльного в дом брата, она попросила Терезу нанять кого-нибудь и от своего имени обратиться к управляющему с вопросом о деньгах, а попутно разузнать о Валанкуре, но первым делом потребовала, чтобы старая экономка ни в коем случае не упоминала о ее заинтересованности. Верность старушки ее отцу служила гарантией, что та не нарушит данного обещания.
Тереза с радостью занялась поисками посыльного, а Эмили, оставив ей приличную сумму на повседневные нужды, в глубокой печали отправилась домой, больше прежнего сожалея о том, что столь благородное и великодушное сердце уступило мирским порокам, но в то же время радуясь доброте, проявленной Валанкуром к ее старой служанке.
Глава 50
Свет меркнет, и вороны
Спешат укрыться в чаще леса:
Дневные блага никнут и слабеют
Пред черными деяньями ночными.
Тем временем граф де Вильфор с дочерью провели две приятные недели в гостях у барона и баронессы де Сен-Фуа, совершая романтические экскурсии в горы и наслаждаясь необыкновенными пиренейскими пейзажами. Граф с грустью попрощался со старыми друзьями, не теряя, впрочем, надежды на скорое объединение семейств, ибо было решено, что сын барона, молодой месье Сен-Фуа, ныне сопровождавший гостей в Гасконь, получит руку мадемуазель Бланш сразу по прибытии в Шато-Ле-Блан. Путь из поместья барона в Ла-Валле проходил по самым диким тропам Пиренеев. Там, где экипажи не могли пройти, граф нанимал крепких мулов, а также пару надежных провожатых – хорошо вооруженных, знакомых со всеми перевалами, лощинами и ущельями, помнивших названия всех горных пиков, знающих каждый лесок, каждый брод в быстрых речках и точное расстояние до охотничьих и пастушьих хижин. Впрочем, последние сведения не требовали хорошей памяти, так как подобные обители встречались в этих диких местах крайне редко.