Эмили продолжала мерить комнату шагами, словно не слышала слов экономки, а та продолжала:
– Да, я часто вспоминала бедного молодого шевалье! Ведь он обеспечил меня крышей над головой, помогал деньгами. А сейчас он на небесах вместе с моим дорогим благословенным хозяином!
Голос старушки дрогнул, она заплакала и поставила бутылку, не в силах налить вина в стаканы. Горе доброй служанки отвлекло Эмили от собственных переживаний. Девушка была потрясена осознанием, что Тереза оплакивает ее возлюбленного.
Внезапно сквозь вой ветра пробилась мягкая мелодия гобоя или флейты. Красота музыки не оставила Эмили равнодушной: она остановилась и прислушалась. Нежные жалобные звуки трогали сердце, и, не выдержав, Эмили расплакалась.
– Это Пьер, сын нашего соседа, играет на гобое, – пояснила Тереза. – Такая сладкая музыка, а рождает грусть.
Эмили не отвечала, продолжая плакать.
– Он часто играет по вечерам. Иногда молодежь танцует под его музыку. Но, дорогая мадемуазель, не плачьте так и попробуйте вино. – Она наполнила стакан, подала Эмили, и та неохотно его взяла. – Выпейте за месье Валанкура, ведь это он его подарил.
Руки Эмили так дрожали, что вино расплескалось.
– За кого выпить? Кто подарил это вино? – спросила она срывающимся голосом, плохо что понимая.
– Месье Валанкур, мадемуазель. Это последняя бутылка, вот я и подумала, что вам будет приятно.
Эмили поставила стакан на стол и разрыдалась. Разочарованная и встревоженная, Тереза попыталась успокоить госпожу, но та лишь замахала рукой, давая понять, чтобы ее оставили в покое.
Стук в дверь помешал Терезе немедленно исполнить приказание. Она пошла открывать, но Эмили остановила ее, запретив впускать кого бы то ни было. Потом вспомнила, что за ней должен прийти Филипп, чтобы проводить домой, и это скорее всего он, и пока Тереза отпирала дверь, постаралась сдержать слезы.
Снаружи послышался голос, который она узнала бы из тысячи. Эмили насторожилась и повернулась к двери. Пришедший переступил порог, попал в круг света… Он… Валанкур! Вскочив со стула, она задрожала, но не смогла удержаться на ногах и опять села, лишившись чувств.
Тереза тоже узнала Валанкура и радостно вскрикнула, однако его внимание сосредоточилось на фигуре, которая в этот момент сползала со стула на пол. Он поспешил на помощь и тут понял, что это Эмили! Бурю чувств, охвативших Валанкура при внезапной встрече с той, которую он считал навсегда потерянной и вдруг увидел в своих объятиях бледной и бездыханной, трудно описать, так же как сложно передать переживания девушки, когда та открыла глаза и увидела возлюбленного. Глубокое волнение Валанкура мгновенно сменилось радостью и нежностью, едва стало ясно, что она возвращается к жизни. Но едва он воскликнул: «Эмили!» – как она слабо попыталась высвободить руку. Однако в первый момент, развенчавший смерть любимого, она забыла о его вине и, увидев Валанкура таким, каким он завоевал ее чувства, испытала нежность и радость. Увы, солнце выглянуло лишь на несколько мгновений; воспоминания поднялись подобно тучам, заслонили сознание и снова представили Валанкура падшим, недостойным ее уважения и любви. Ощущение счастья померкло. Высвободив руку, Эмили отвернулась, пытаясь скрыть свое горе, а молодой человек, по-прежнему смущенный и взволнованный, не произнес ни слова.
Сознание собственного достоинства остановило слезы и заставило преодолеть смешанное чувство радости и печали. Эмили встала, поблагодарила его за помощь и пожелала Терезе доброго вечера. Когда же она собралась выйти из дома, Валанкур словно очнулся ото сна и жалобным голосом попросил уделить ему хотя бы минуту внимания. Сердце Эмили молило столь же настойчиво, однако она твердо решила противостоять как этим просьбам, так и уговорам Терезы не возвращаться в замок одной, в темноте. Эмили открыла дверь, и тут же порыв ветра заставил ее прислушаться к увещеваниям экономки.
Молчаливая и смущенная, она вернулась к камину. Валанкур нервно ходил по комнате: явно хотел заговорить, но боялся, – а Тереза бурно выражала радость и удивление по поводу его неожиданного появления.
– Боже мой, месье! В жизни так не удивлялась и не радовалась! До вашего прихода мы страшно горевали, потому что считали вас мертвым, и оплакивали вас в тот самый момент, когда вы постучали в дверь. Молодая госпожа рыдала так, что сердце мое разрывалось…
Эмили взглянула на нее недовольно, однако, прежде чем собралась заговорить, Валанкур, не сдержав вызванных неразумным откровением Терезы чувств, воскликнул:
– Ах, моя Эмили! Значит, я все-таки вам дорог? Значит, вы не скупитесь ради меня на сожаление и даже слезы? О небеса! Вы плачете! Плачете обо мне!
– Вы были очень щедры к Терезе, – холодно ответила Эмили, – а потому она переживала из-за того, что давно о вас ничего не слышала. Но поскольку я вернулась, от вас больше ничего не требуется.
– Эмили, – обратился к ней Валанкур, не в силах сдержать обиду, – так вы встречаете того, кого когда-то почтили своей милостью; того, кто вас любит и страдает? Но что мне остается сказать? Простите меня, простите, мадемуазель Сен-Обер. Сам не знаю, что говорю. Я не имею права на то, чтобы вы меня помнили, я утратил и ваше уважение, и вашу любовь! Да! Позвольте не забывать, что когда-то я располагал вашими чувствами. Осознание, что я утратил их, тяжелейшее для меня испытание. Испытание… это слишком мягко сказано.
– Ах, господи! – вздохнула Тереза, не давая Эмили ответить. – Что же говорить о ее чувствах? Моя дорогая госпожа и сейчас любит вас больше, чем весь остальной мир, пусть и не хочет признаться!
– Это невыносимо! – возмутилась Эмили. – Тереза, ты сама не знаешь, что говоришь! Месье, если вы уважаете мой покой, то прошу: избавьте от продолжения этого мучения!
– Я уважаю ваш покой настолько, что никогда не решусь добровольно его нарушить, – ответил Валанкур, в груди которого гордость соперничала со страстью. – Я не стану занимать ваше время и прошу лишь несколько мгновений внимания, хотя сам не знаю зачем. Вы больше не цените меня, и рассказ о моих страданиях не вызовет у вас жалости, а только уронит меня еще ниже в ваших глазах. И все же признаюсь, что я очень несчастен! – закончил Валанкур полным отчаяния голосом.
– Что? – возмутилась Тереза. – Мой дорогой молодой господин собирается уйти в такой ливень? Нет, он даже шага не сделает! Подумать только, как благородные люди разбрасываются собственным счастьем! Будь вы бедны и просты, ничего подобного не случилось бы. Говорить об отсутствии уважения и любви, когда я точно знаю, что во всей провинции Гасконь больше нет таких искренних, глубоко преданных друг другу мадемуазель и месье!
В глубоком раздражении Эмили встала.
– Мне пора.
– Подождите, Эмили! Подождите, мадемуазель Сен-Обер! – остановил ее Валанкур. – Я больше не стану утомлять вас своим присутствием. Простите, что не послушался раньше, и, если сможете, иногда жалейте того, кто, теряя вас, теряет надежду! Будьте счастливы, Эмили, каким бы несчастным ни остался я!
На последних словах голос его дрогнул, а лицо потемнело от горя. Бросив на Эмили последний взгляд, полный невыразимой печали и нежности, Валанкур ушел.
– Боже мой! Боже мой! – взывала Тереза, провожая его. – Месье Валанкур! Какой дождь! Разве можно выходить в такую ночь? Только искать смерти, и больше ничего! А ведь вы только что его оплакивали, мадемуазель! Да, у молодых настроение меняется каждую минуту!
Эмили не ответила, потому что ничего не слышала. Погруженная в печальные размышления, она смотрела на огонь, но видела лишь Валанкура.
– Месье Валанкур так изменился, мадемуазель, – продолжала причитать Тереза. – Такой худенький, бледненький, грустный, и рука на перевязи.
При этих словах Эмили подняла на нее глаза: последнего обстоятельства она не заметила. Теперь уже не осталось сомнений, что садовник в тулузском замке ранил его. Чувство вины смешалось с жалостью, и она раскаялась, что позволила ему уйти в непогоду.
Вскоре прибыли в экипаже слуги. Отчитав Терезу за неподобающие разговоры и строго-настрого запретив повторять намеки на ее чувства, безутешная Эмили отправилась домой.
Тем временем Валанкур вернулся в маленькую деревенскую гостиницу, куда прибыл за несколько минут до посещения дома Терезы по пути из Тулузы в замок брата, графа де Дюварни. Там он не был с тех самых пор, как попрощался с любимой в Шато-Ле-Блан. Он еще долго бродил в окрестностях замка, не находя сил окончательно расстаться с дамой сердца. Порой горе и отчаяние побуждали его явиться к Эмили и попытаться возродить отношения, однако, к его чести, гордость и глубина чувства не позволили ему вовлечь любимую в собственные неурядицы. Валанкур покинул Шато-Ле-Блан, и все же его фантазия еще блуждала в тех местах, где расцветала любовь. По пути в Гасконь Валанкур остановился в Тулузе и пробыл там до приезда Эмили, прячась и находя утешение в том самом саду, где когда-то провел вместе с ней немало счастливых часов. В памяти часто представал последний вечер перед отъездом Эмили в Италию, когда она неожиданно встретила его на террасе. Погруженный в меланхолические размышления, Валанкур внезапно увидел на той же самой террасе Эмили, которая только что приехала в Тулузу. Трудно описать охватившие его чувства, но молодой человек настолько подчинил воле любовный порыв, что скрылся в густой тени и тут же покинул сад. И все же видение тревожило его ум. В беспокойстве Валанкур возвращался в сад, чтобы в ночной тишине пройти по тем аллеям, где днем гуляла она, и взглянуть на окна, за которыми она отдыхала. Во время одной из таких тайных прогулок садовник принял его за грабителя, выстрелил и серьезно ранил в руку. Пришлось надолго задержаться в Тулузе, где искусство хирурга поставило шевалье на ноги. Он не счел нужным известить о своем состоянии родственников, чья холодность давно убедила его в полном равнодушии, но как только здоровье позволило, по пути в Эстувьер он заехал в Ла-Валле, чтобы узнать об Эмили, а заодно навестить Терезу, которой, как он подозревал, не выплатили крошечное пособие. Явившись в дом экономки, Валанкур неожиданно застал там мадемуазель Сен-Обер.