– О, еще как, мадемуазель! Ведь синьор сразу заявил права на замок в качестве наследника. Судьи, или сенаторы, или кто-то еще в том же роде заявили, что он не сможет завладеть замком много лет. И только если хозяйка не найдется или ее сочтут мертвой, тогда замок перейдет к нему. И вот теперь он хозяин, а история тем не менее продолжается, и ходит много странных слухов. Таких странных, мадемуазель, что даже не хочу повторять.
– Это еще более необычно, Аннет, – с улыбкой заметила Эмили, выйдя из задумчивости. – Но когда синьору Лорентини встречали в замке, кто-нибудь с ней разговаривал?
– Разговаривал с ней! – в ужасе воскликнула горничная. – Конечно, нет!
– Почему же? – уточнила Эмили, желая узнать как можно больше.
– Пресвятая дева! Разговаривать с призраком!
– Но на каком основании ее считали призраком, если никто к ней не подходил и не обращался?
– Ах, мадемуазель, не знаю. Как только вы можете задавать такие страшные вопросы? Но никто не видел, как она входила в замок или выходила отсюда. К тому же только что ее видели в одном месте, а уже в следующую минуту она появлялась совсем в другой стороне. Если она была живой, то что же здесь делала в постоянном молчании? Говорят, что из-за этого в некоторые части замка никто никогда не входит.
– Из-за того, что она все время молчала? – переспросила Эмили, стараясь прогнать подступающий страх.
– Нет, мадемуазель, нет! – в сердцах возразила Аннет. – Из-за того, что там происходило. Говорят, к западному крылу замка примыкает старинная часовня, откуда в полночь доносятся душераздирающие стоны! Одна мысль о них вызывает дрожь. Да и странные картины там замечали.
– Умоляю, Аннет, достаточно этих глупых историй! – не выдержала Эмили.
– Глупые истории? Хорошо, расскажу одну, которую услышала от Катерины. Одним холодным зимним вечером (тогда она часто приходила сюда, чтобы составить компанию старому Карло и его жене, а потом Карло рекомендовал ее синьору, и с тех пор она здесь живет) Катерина сидела с ними в маленьком зале, и Карло сказал: «Хочу пожарить финики, которые лежат в кладовке, но туда далеко идти. Катерина, ты молодая и быстрая; принеси немного. Огонь так хорош. Они лежат в углу, в кладовке, которая находится в самом конце северной галереи. Вот возьми лампу, да смотри, чтобы на большой лестнице ветер, что задувает сквозь дыру в крыше, ее не погасил». – Тут Аннет замолчала, а потом прошептала: – Катерина взяла лампу и пошла… Тихо! Вы слышали какой-то звук?
Уже зараженная страхом Эмили прислушалась, но вокруг стояла тишина.
Аннет продолжила:
– Так вот. Катерина поднялась в северную галерею – ту самую, широкую, по которой мы явились сюда, – и пошла, ни о чем не думая… – И неожиданно воскликнула: – Вот опять! Я опять слышала! Мне не показалось, мадемуазель!
– Тише! – вздрогнув, остановила ее Эмили.
Обе прислушались и различили повторившийся несколько раз негромкий стук в стену. Аннет испуганно вскрикнула. Дверь медленно открылась, и вошла Катерина, чтобы напомнить горничной, что ее ждет мадам Монтони. Эмили не сразу справилась со страхом, а Аннет со смехом и слезами отчитала Катерину за то, что та их напугала, но ничуть не меньше она опасалась, что служанка подслушала их разговор.
Эмоционально погрузившись в описанные Аннет события, Эмили очень не хотела оставаться в одиночестве, но чтобы не раздражать мадам Монтони и не выдавать собственную слабость, все-таки отпустила горничную.
Как только дверь закрылась, мысли вернулись к таинственной истории синьоры Лорентини, а потом и к собственной странной ситуации: она оказалась в чужой стране, в замке и во власти человека, которого еще несколько месяцев назад даже не знала и который вселял в нее ужас, вполне оправданный страхами других людей. Не приходилось сомневаться, что синьор Монтони обладал выдающимся умом и изобретательностью, но в то же время был наделен безжалостным сердцем. Эмили давно поняла, насколько несчастна мадам Монтони, и часто видела, как презрительно и сурово относится к ней супруг. К этим тревожным обстоятельствам сейчас добавилось множество других безымянных страхов, существовавших только в ее воображении и не поддававшихся ни разуму, ни изучению.
Эмили помнила все, что накануне отъезда из Лангедока Валанкур рассказал о Монтони. Не забыла и то, как горячо он отговаривал ее от поездки. Страхи любимого часто казались пророческими, и вот сейчас пророчества начали сбываться. При воспоминании о Валанкуре сердце наполнилось печалью, но вскоре разум подарил утешение – поначалу слабое, но постепенно набиравшее силу. Несмотря на страдания, ей удалось избавить возлюбленного от несчастий: какими бы ни оказались грядущие испытания, упрекнуть себя ей было не в чем.
Меланхолическому настроению вторили вздохи ветра в бесконечных коридорах и вокруг замка. Жизнерадостный огонь в камине давно погас, и Эмили сидела, устремив взгляд на угли, когда внезапный порыв ветра потряс окна, отодвинул подставленное кресло и приоткрыл выход на тайную лестницу. Любопытство и страх снова вступили в соперничество. Эмили взяла лампу, вышла на лестницу и остановилась на верхней ступеньке, раздумывая, стоит ли спускаться. Глубокая тишина и мрак ее остановили: решив продолжить исследование при свете дня, она закрыла дверь и соорудила более надежное укрепление.
Оставив лампу на столе, Эмили легла в постель, однако тусклый свет не только не рассеял страхи, а, напротив, усилил. В его неверных лучах казалось, что за шторами скользят и теряются во тьме причудливые тени. Когда же наконец Эмили уснула, часы на башне уже пробили час.
Глава 19
Должно быть, слабость зрения
Рождает страшное виденье. Оно идет ко мне!
Дневной свет прогнал мрак суеверия, но не мрачные предчувствия. Первым в мыслях явился образ графа Морано, а за ним последовала череда опасных злоключений, которые Эмили не могла ни победить, ни устранить. Она встала и, чтобы рассеять мучительные мысли, выглянула в окно. Горные вершины тонули в туманной дымке, в то время как склоны терялись в спускавшихся в узкие долины сосновых лесах. Несравненная роскошь этих лесов особенно радовала душу: Эмили изумленно рассматривала возведенные на огромной скале укрепления замка, сейчас частично разрушенные, грандиозные башни и различные боевые сооружения. Над скалами и лесами взгляд скользил дальше, в долину, где, то блестя на солнце, то скрываясь в густой тени, среди камней несся широкий бурный поток и скрывался среди сосен, а потом снова вырывался на простор и с громом срывался вниз, на равнину. Немного западнее открывался тот самый вид вдали, который Эмили с восторгом наблюдала по пути в замок, но поднимавшийся из долины туман сейчас скрывал красоты пейзажа. Когда же он рассеивался и впускал лучи солнца, то окрашивал все вокруг в розовый цвет и скользил к вершинам. А потом, когда занавес окончательно поднимался, было особенно увлекательно наблюдать за постепенным появлением в долине различных особенностей ландшафта: темно-зеленых деревьев, небольших углублений в скалах, нескольких крестьянских хижин на берегу реки, стада овец и прочих очаровательных черт сельских картин. Солнце постепенно поднималось все выше. Сосновые леса становились ярче, вслед за ними светлели горные склоны, и вскоре туман собирался на вершинах, даря розовое сияние. Теперь горная гряда проявилась уже во всех подробностях. Тени рассеялись и открыли царственную красоту, постепенно спускавшуюся в воды Адриатического моря: именно за море Эмили приняла завершающий перспективу синий цвет.
Таким способом она попыталась оживить фантазию: надо сказать, не без успеха. К тому же свежесть утреннего воздуха ее взбодрила. Как всегда при встрече с величием природы, Эмили вознесла молитву Господу и почувствовала, как укрепился ее дух.
Отвернувшись от окна и увидев старательно загороженную вечером дверь, она твердо решила выяснить, куда ведет узкая лестница. А подойдя к креслам, заметила, что те слегка сдвинуты с места. Трудно представить ее удивление, когда в следующий миг выяснилось, что дверь заперта снаружи. Значит, ее заперли ночью. Эмили показалось, что она увидела призрак. Жить в столь отдаленной комнате, в которую к тому же так легко проникнуть, было страшно, поэтому Эмили решила попросить мадам Монтони подыскать более удобную спальню.
Немного поблуждав по замку, в конце концов она попала в холл, а оттуда нашла дорогу в гостиную, где накануне вечером они ужинали. Сейчас здесь был накрыт завтрак, и тетушка сидела одна, в то время как синьор Монтони обходил замок, изучал состояние стен и укреплений и время от времени что-то обсуждал с Карло. Эмили заметила на лице тетушки следы слез и прониклась сочувствием, но постаралась выразить его скорее в манерах, чем в словах, тщательно скрывая, что обратила внимание на несчастье мадам. Воспользовавшись отсутствием синьора, она рассказала о странном происшествии с дверью, попросила другую комнату и снова попыталась узнать о причине их внезапного отъезда. По первой просьбе тетушка адресовала Эмили к супругу, заявив, что не собирается вмешиваться, а по второй заверила, что сама ничего не знает.
Чтобы как-то примирить мадам с обстоятельствами, Эмили принялась расхваливать величие замка и окружающего пейзажа, пытаясь опустить все неприятные особенности. И все же, хотя несчастье немного смягчило суровый нрав тетушки и научило скупому сочувствию другим, дарованное природой и развитое привычкой капризное стремление властвовать никуда не делось. Поэтому даже сейчас она не смогла отказать себе в удовольствии унизить ни в чем не повинную и беззащитную племянницу, осудив чувство прекрасного, которого сама была начисто лишена.
Язвительные комментарии были вскоре прерваны появлением синьора Монтони: словно не замечая никого вокруг, он уселся за стол, а на лице тетушки сразу появилось выражение страха, смешанного с презрением.