Эмили хотелось поскорее уйти.
– Прошу вас, граф, подумать о собственной безопасности и не медлить. Я трепещу от осознания воинственности синьора Верецци и мести синьора Монтони, если он узнает, что вы по-прежнему здесь.
Лицо Морано на миг вспыхнуло, глаза сверкнули, но он сумел овладеть чувствами и спокойно ответил:
– Раз моя безопасность вас беспокоит, я позабочусь о ней и немедленно удалюсь. Но прежде позвольте снова услышать от вас пожелание благополучия, – попросил он серьезно и печально.
Эмили повторила добрые слова, а граф бережно сжал ее руку и поднес к губам.
– Прощайте, граф Морано!
Эмили уже повернулась, чтобы уйти, но в этот момент слуга повторил приказ Монтони немедленно явиться к нему, и, не смея ослушаться, она поспешила к синьору.
Монтони лежал на диване в кедровой гостиной и терпел боль, которую мало кому удалось бы скрыть так же мужественно, как ему. Суровое, но спокойное лицо его выражало темную страсть мести, но не боль. Он всегда презирал телесные страдания и поддавался лишь мощной энергии души. За раненым ухаживали старый Карло и синьор Бертолини, а вот мадам Монтони рядом не было.
Эмили с трепетом приблизилась и немедленно получила суровый выговор за то, что не пришла по первому зову. Выяснилось, что господин объяснил промедление причиной, которая даже не возникла бы в ее безыскусном сознании:
– Вот пример женского каприза, который следовало предвидеть. Вы упорно отвергали ухаживания графа Морано, пока я его поддерживал, но стоило мне прогнать соискателя, как сразу прониклись к нему симпатией.
Эмили даже не пыталась скрыть изумление:
– Не понимаю вас, синьор. Вы же не хотите сказать, что граф появился у меня в спальне с моего согласия.
– На это ничего не отвечу, – возразил Монтони, – но ведь явно нечто большее, чем обычное участие, заставило вас просить за него и, вопреки моему приказу, задержаться возле того самого человека, которого прежде вы упорно избегали и отвергали.
– Боюсь, синьор, что вы правы, – спокойно ответила Эмили. – В последнее время я все больше убеждаюсь, что сострадание выходит за рамки обычного участия. Но как могла я, как могли вы, синьор, наблюдать плачевное состояние графа Морано и не пытаться ему помочь?
– Вы не только выказываете капризы, но и лицемерите, – нахмурился Монтони, – а ко всему прочему еще и насмехаетесь. Но прежде чем учить морали других, неплохо бы воспитать в себе необходимые для женщины добродетели: искренность, скромное поведение и послушание.
Слова синьора оскорбили: Эмили всегда стремилась руководствоваться лучшими законами и морали, и женского поведения, – но уже в следующий миг сердце наполнилось осознанием, что она заслуживает похвалы, а не порицания, и она гордо промолчала. Повернувшись к вошедшему слуге, Монтони спросил, покинул ли граф замок, и тот ответил, что слуги положили раненого на диван и понесли в ближайшую хижину. Известие немного успокоило синьора, а когда спустя несколько минут появился Людовико и сообщил, что Морано удалился, он позволил Эмили вернуться в свою комнату.
Она с готовностью оставила господина, но мысль провести остаток ночи в комнате, куда мог зайти кто угодно, теперь тревожила ее еще больше, поэтому решила навестить мадам Монтони и попросить у нее разрешения забрать Аннет к себе.
Проходя мимо большой галереи, она услышала спор и с опаской остановилась, но различив голоса Кавиньи и Верецци, направилась к ним, чтобы попытаться примирить. Синьоры были вдвоем. Лицо Верецци по-прежнему пылало гневом, а поскольку непосредственного объекта этого гнева уже не было в замке, он пытался перенести злобу на Кавиньи, который не столько спорил, сколько уговаривал.
Верецци заявил, что немедленно сообщит Монтони об оскорблении со стороны графа и, главное, об обвинении в убийстве.
– Раненый человек в порыве страсти сам не знает, что говорит, – возразил Кавиньи. – Нельзя принимать его слова всерьез. Если вы исполните свое решение, последствия могут оказаться фатальными для обоих. Сейчас у нас есть более серьезные интересы, чем мелочная месть.
Эмили поддержала уговоры Кавиньи своей мольбой, и вместе им удалось добиться от Верецци согласия лечь спать, не повидав Монтони.
Подойдя к покоям тетушки, Эмили обнаружила, что дверь заперта, но спустя несколько минут ее открыла сама госпожа Монтони.
Судя по спокойному виду, тетушка еще не слышала о ранении мужа, и Эмили хотела было поставить ее в известность, но мадам перебила ее, заявив, что знает всю историю от начала и до конца.
Эмили, конечно, понимала, что любить Монтони не за что, и все-таки хладнокровие его супруги удивляло. Получив разрешение забрать Аннет на ночь, она немедленно удалилась.
По коридору в сторону ее комнаты тянулся кровавый след, а в том месте, где состоялся поединок, пол был залит кровью. Эмили вздрогнула и прижалась к Аннет, а оказавшись наконец в спальне, решила выяснить, куда же все-таки ведет потайная лестница: благо дверь оставалась открытой и теперь есть кого позвать на помощь, если понадобится. Этот вопрос не давал ей покоя, поскольку от ответа на него зависела ее безопасность. Испытывая любопытство и страх, Аннет предложила спуститься по лестнице, но оказалось, что дверь заперта снаружи. Им пришлось позаботиться об укреплении изнутри и придвинуть всю тяжелую мебель, которую удалось подтащить. Затем Эмили легла спать, а Аннет уселась в кресло возле камина, где теплились последние угли.
Глава 20
Волшебный жезл, что начертал
Людские имена
На голых и пустынных берегах.
Теперь пришла пора рассказать об обстоятельствах, предшествовавших поспешному бегству семьи Монтони из Венеции и бурным событиям, разыгравшимся в замке.
В день отъезда граф Морано явился в назначенный час в особняк Монтони за обещанной ему невестой. Его сразу же удивила странная тишина и отсутствие в портике слуг, обычно слонявшихся туда-сюда. А когда открывшая дверь старая экономка объяснила людям графа, что господин вместе со всей семьей и слугами еще на заре покинул Венецию и отправился на континент, на смену удивлению пришел гнев разочарования. Не поверив словам, граф выпрыгнул из гондолы и ворвался в особняк, чтобы все увидеть собственными глазами. Экономка – единственная живая душа – повторила сказанное ранее, а пустота и безмолвие комнат подтвердили ее слова. Граф набросился на бедную женщину, словно хотел ее разорвать, и, страшно жестикулируя, начал засыпать огромным количеством вопросов, ответов на которые она не знала, а потом внезапно отпустил и, словно умалишенный, принялся бегать по залу, кляня Монтони и собственную глупость.
Придя в себя, экономка поведала то немногое, что знала, но Морано смог догадаться: Монтони решил спрятаться в своем замке в Апеннинах. Как только слуги закончили сборы, он немедленно отправился туда в сопровождении друга и нескольких самых надежных людей, надеясь или получить Эмили, или достойно отомстить коварному обманщику. Когда первая волна гнева схлынула, а мысли пришли в определенный порядок, совесть подсказала графу некоторые обстоятельства, проливающие свет на поведение Монтони. Однако каким образом тому удалось прознать о намерении, известном лишь самому Морано, граф так и не смог догадаться. Скорее всего помогло существующее между злодеями взаимопонимание, подсказывавшее одному, что в известных обстоятельствах задумал другой. Именно так случилось и с Монтони: он получил неопровержимые доказательства того, о чем некоторое время подозревал: материальное положение Морано на самом деле оставляло желать много лучшего. Брак племянницы интересовал Монтони исключительно с эгоистической точки зрения: им руководили алчность и гордость. Гордость стремилась к союзу с венецианским аристократом, в то время как алчность надеялась после свадьбы в качестве вознаграждения за потворство получить поместье Эмили в Гаскони. В то же время синьор надеялся на последствия безграничной расточительности графа, но вполне определенные сведения получил лишь вечером накануне свадьбы, и они не оставляли сомнений, что Морано собирается отнять у него поместье Эмили. Последующее поведение графа в полной мере подтвердило эту уверенность: Морано не явился на встречу для подписания соответствующего соглашения о передаче поместья. Столь безответственное поведение человека веселого, беспечного нрава, да еще в пылу подготовки к свадьбе, можно было бы объяснить простой забывчивостью, но Монтони ни на миг не усомнился в своих подозрениях: по истечении нескольких часов напрасного ожидания он приказал слугам готовиться к немедленному отъезду. Спрятав Эмили в далеком и труднодоступном замке Удольфо, синьор намеревался лишить графа желанной добычи и в то же время разорвать договор, не вступая в неприятные и бесполезные переговоры. Если бы граф вел себя честно, то немедленно последовал бы за невестой и подписал необходимые документы на передачу поместья. В таком случае Монтони без зазрения совести отдал бы Эмили человеку сомнительного материального положения и обогатился сам. Он утаил от племянницы причину внезапного отъезда, чтобы появившаяся у нее надежда на освобождение не сделала ее еще более упрямой и непокорной.
С такими мыслями Монтони спешно покинул Венецию, а вскоре и граф Морано с соображениями иного толка отправился следом по крутым и опасным горным тропам. Когда граф прибыл в замок, Монтони не поверил, что тот мог явиться с иной целью, кроме как исполнить обязательство, а потому с готовностью принял гостя, но гневный вид и несдержанность высказываний Морано немедленно убедили синьора, что он заблуждается. Когда Монтони частично объяснил свой внезапный отъезд из Венеции, граф продолжал требовать Эмили и обвинять синьора в обмане, при этом даже не упомянув о прежней договоренности.
Устав от пререканий, Монтони отложил решение вопроса до утра, и Морано удалился, воодушевленный надеждой. В тишине спальни он обдумал недавний разговор, вспомнил коварство Монтони, и зародившаяся в душе надежда погасла. Граф решил не пренебрегать случаем и получить желаемое иным способом. О намерении выкрасть Эмили он сообщил преданному слуге Чезарио и отправил его к слугам Монтони с поручением найти среди них того, кто готов сотрудничать. Чезарио удалось отыскать человека, с которым Монтони обошелся грубо и несправедливо, и теперь слуга жаждал мести. Именно этот человек показал тайный ход к лестнице, ведущей в комнату Эмили, объяснил, как быстрее и надежнее выбраться из замка, и дал необходимые для бегства ключи. Слуга получил за помощь щедрую награду, а что получил за предательство граф, мы уже знаем.