Эмили упала к ногам господина и принялась умолять простить тетушку. Та дрожала от страха и негодования, то расточая проклятия, то присоединяясь к мольбам. Однако Монтони грубым ругательством прервал полную драматизма сцену и резко отстранился от Эмили, оставив в ее руках свой плащ, отчего бедняжка упала, больно ударившись лбом. Синьор, даже не попытавшись ее поднять, вышел из комнаты. Эмили не обратила внимания на боль: ее внимание привлек громкий стон тетушки. Мадам неподвижно сидела в кресле в странном состоянии, но не утратив чувств. Эмили поспешила ей на помощь и увидела, что глаза у нее закатились, а черты лица искажены конвульсиями.
Заговорив, но не получив ответа, она налила воды и, поддерживая голову тетушки, поднесла чашку к ее губам, но судороги становились все сильнее и пришлось позвать на помощь. Выйдя в холл в поисках Аннет, Эмили встретила Монтони, рассказала о случившемся и попросила успокоить супругу, но синьор лишь равнодушно отвернулся и молча отправился на террасу. Наконец Эмили нашла Карло и Аннет. Оба поспешили в покои госпожи и обнаружили ее лежащей на полу и содрогающейся в конвульсиях. С трудом подняв несчастную, вдвоем они отнесли ее в спальню и уложили на кровать. Аннет рыдала, а старый слуга крепко сжимал дергающиеся руки госпожи и с жалостью наблюдал за ее страданиями. Наконец он обернулся к Эмили и в страхе отшатнулся:
– Боже милостивый, синьора! Что с вами случилось?
Эмили спокойно встретила его вопросительный взгляд, в то время как Аннет громко вскрикнула: лицо молодой госпожи было залито кровью, которая медленно текла из ссадины на лбу. Сама же Эмили настолько прониклась чужой болью, что совсем не чувствовала и не замечала глубокой раны. Только сейчас она прижала ко лбу платок и, не обращая внимания на слабость, не сводила глаз с мадам Монтони. Конвульсии постепенно стихли, а потом прекратились окончательно, оставив больную в состоянии ступора.
– Тетушке необходим покой, – заключила Эмили. – Покинь нас, добрый Карло. Когда потребуется помощь, я за тобой пошлю. И если появится возможность, замолви за мадам словечко перед господином.
– Увы! – вздохнул Карло. – Я слишком многое видел! Синьор меня не послушает. Но вы, дорогая молодая синьора, позаботьтесь о себе. Рана на лбу серьезная.
– Спасибо за заботу, милый друг, – с улыбкой поблагодарила Эмили. – На самом деле рана пустяковая: просто неудачно упала и ударилась.
Карло покачал головой и вышел.
– Госпожа передала синьору слова Людовико? – шепотом спросила Аннет, и хотя Эмили ее успокоила, отрицательно покачав головой, добавила: – Я так и знала, что эти ссоры до добра не доведут. Наверное, синьор бил госпожу.
– Нет-нет, ты ошибаешься, ничего необычного не произошло.
– Необычное происходит здесь так часто, мадемуазель, что перестаешь замечать. Сегодня утром в замок прибыл еще один отряд злодеев.
– Тихо, Аннет, ты потревожишь тетушку. Обсудим это потом.
Эмили взяла больную за руку и произнесла несколько добрых слов. Та тихо вздохнула и посмотрела на племянницу, но прошло немало времени, прежде чем узнала, кто перед ней. Первым делом мадам спросила о Монтони, но Эмили напомнила ей, что в первую очередь необходимо сохранять спокойствие, и добавила, что, если тетушка захочет что-то передать господину, лично исполнит ее просьбу.
– Нет, – прошептала больная. – Нет, ничего. Он настаивает на том, что я должна покинуть свою комнату?
Эмили ответила, что он об этом больше ничего не говорил, и попыталась перевести разговор на другую тему, но тетушка плохо ее слушала, зациклившись на своем.
Эмили принесла еду и, оставив мадам на попечение Аннет, отправилась на поиски господина. Обнаружила она его в дальней части террасы за беседой с теми людьми, о которых упомянула горничная. Окружив его, они уважительно слушали, а Монтони что-то им объяснял и показывал на стены, не замечая Эмили. Она остановилась в стороне, ожидая, когда синьор освободится, и вдруг ее внимание привлек один из мужчин особенно пугающей внешности. Он стоял, опершись на копье, смотрел на Монтони поверх плеча товарища и сосредоточенно слушал. Этот человек явно принадлежал к низшему сословию и все же держался так, как будто, в отличие от товарищей, не принимал превосходства Монтони и обладал такой волей, которую не могла подавить даже решительная манера синьора.
– Значит, на закате заступайте в караул, – донеслись до Эмили слова Монтони.
– На закате, синьор, – подтвердили вооруженные мужчины и стали расходиться.
Синьор попытался избежать встречи с Эмили, но она подошла к нему и, набравшись мужества, заговорила о тетушке. Поведав ему о случившемся, она особенно подчеркнула, как опасно в ее нынешнем состоянии пребывание в холодной башне.
– Мадам страдает от собственной глупости, а потому не заслуживает жалости, – возразил Монтони. – Она знает, как можно избежать наказания, и если попадет в башню, то только по собственной вине. Пусть проявит покорность, подпишет бумаги, о которых вы слышали, и этим все закончится.
Эмили стала умолять о пощаде, но синьор сердито ее перебил и отчитал за вмешательство не в свое дело. Правда, в конце концов, все-таки смягчился и пообещал, что этой ночью не заключит мадам Монтони в восточную башню, а предоставит ей выбор: или отказаться от поместий, или подвергнуться такому наказанию, которого она даже не ожидает.
Эмили поспешила сообщить тетушке о кратком помиловании и о том, что ее ожидает в случае неповиновения. Мадам Монтони ничего не ответила, хотя и задумалась, а Эмили решила отвлечь ее разговорами на другие темы. Эти усилия пусть и не увенчались успехом, а только вызвали раздражение, решимость тетушки несколько ослабла, и Эмили осмелилась предложить, чтобы та подчинилась требованию супруга.
– Вы сами не знаете, что советуете, – проворчала мадам. – Неужели не понимаете, что если удастся отстоять поместья, то после моей смерти они перейдут к вам?
– Я не знала, мадам, – проговорила Эмили, – но эта новость не помешает мне настаивать, чтобы вы вели себя так, как того требует не только ваш покой, но и безопасность. Умоляю не задумываться и ни минуты не сомневаться в принятии решения.
– Вы говорите искренне?
– Неужели вы можете сомневаться, тетушка?
Мадам выглядела потрясенной.
– Вы достойны этих поместий, и я хотела бы сохранить их. Вы проявляете добродетели, каких я не ожидала от вас.
– Чем я заслужила этот упрек? – обиженно спросила Эмили.
– Я вовсе не собиралась вас упрекать, – возразила тетушка. – Напротив, хотела похвалить за бескорыстие.
– Увы, какое же это бескорыстие, если отсутствует искушение от него отказаться.
– Но месье Валанкур… – начала мадам Монтони.
– О, мадам! – перебила ее Эмили, предчувствуя продолжение. – Не заставляйте обращаться к такой болезненной теме!
Она тут же перевела беседу в иное русло и больше к этому вопросу не возвращалась.
Когда Эмили отправилась в свою комнату, в замке уже стояла тишина: казалось, все обитатели, кроме нее, легли спать. Проходя по темным пустынным галереям, она чувствовала себя страшно одинокой и испытывала смутный страх, как бы с ней не случилось чего-то подобного тому, что произошло с Аннет. Призрак, будь то воображаемый или настоящий, не помилует и без того измученную душу. Эмили точно не знала, где находится та комната, о которой говорила Аннет, но подозревала, что таинственные покои скрываются за одной из тех дверей, мимо которых ей придется пройти. С опаской вглядываясь во мрак, она осторожно шла вперед, пока не раздался тихий звук. Эмили остановилась и прислушалась: в этот момент страх до такой степени сковал ее, что не хватило сил сдвинуться с места. Немного успокаивало лишь то, что звук напоминал человеческий голос. В следующий миг одна из дверей открылась, и появился Монтони, но, завидев Эмили, тут же попятился, скрылся в комнате и захлопнул дверь. Впрочем, Эмили успела увидеть человека, сидевшего у камина в позе глубокой меланхолии. Ужас мгновенно испарился, сменившись изумлением, изрядно усиленным таинственным поведением синьора и присутствием незнакомца, которого тот навещал в полночь в покоях, долгое время стоявших взаперти и служивших источником зловещих слухов.
Пока Эмили медлила в растерянности, страстно желая проследить за действиями Монтони, но и опасаясь вызвать его раздражение, дверь снова осторожно приоткрылась и так же быстро, как в первый раз, захлопнулась. Эмили неслышно прошла в свою комнату, находившуюся через одну от этой, поставила лампу и вернулась в темный коридор, чтобы убедиться, действительно ли это Монтони и что здесь делает.
Прошло несколько минут, дверь снова отворилась, и появился все тот же человек. Теперь у Эмили не оставалось сомнений в том, что это синьор. Он настороженно осмотрелся, но не заметил ничего подозрительного и, тихо закрыв дверь, ушел. Эмили услышала, как в комнате задвинули засов, и, гадая, что все это может означать, ушла к себе.
Часы на башне пробили полночь. Закрывая окно, Эмили услышала на террасе шаги и разглядела во мраке несколько человек: они прошли прямо под окном. Раздался звон оружия, а затем был произнесен пароль. Вспомнив распоряжение Монтони, Эмили поняла, что эти люди впервые заступили на охрану замка, и, дождавшись, когда все стихнет, легла спать.
Глава 23
Неужто песня смерти
Манящим бормотаньем
Не успокоит раненую душу?
Неужто ни одна слеза
Не оросит могилу?
Рано утром Эмили явилась в покои мадам Монтони и узнала, что тетушка провела ночь благополучно, а чувствует себя намного лучше. Настроение ее также заметно изменилось: тетушка была вновь полна решимости противостоять требованиям супруга, хотя и боялась последствий сопротивления, а Эмили намеренно поддерживала в ней этот страх.
Как уже поняли читатели, мадам Монтони была натурой противоречивой, а потому, сталкиваясь с неприятными обстоятельствами, не пыталась вникнуть в суть проблемы, а искала аргументы, способные доказать ее ошибочность. Это свойство до такой степени вошло у нее в привычку, что стало естественной чертой ее характера. Поэтому убеждения и уговоры племянницы не столько встревожили и заставили задуматься, сколько распалили гордость. Мадам по-прежнему искала способ избежать повиновения. Вообразив, что если бы ей удалось покинуть замок, то можно было бы освободиться от власти мужа, получить развод и спокойно жить на доходы от оставшихся поместий, мадам Монтони поделилась этим планом с племянницей, но Эмили усомнилась в реальности его осуществления, хотя и в полной мере понимала желание тетушки. Она живо представила, как сложно будет выбраться за охраняемые ворота, а тем более доверить тайну слуге, который случайно или осознанно мог ее выдать. Больше того, в случае провала месть Монтони стала бы беспредельной. Хоть Эмили всей душой желала обрести свободу и вернуться во Францию, сейчас она заботилась исключительно о безопасности мадам Монтони, а потому убеждала ее отказаться от рискованного плана.