– Ах, значит, это синьор Орсино! – воскликнула Эмили.
– Да, мадемуазель. Тот самый синьор Орсино, который организовал убийство знатного венецианского господина и с тех пор скрывается от правосудия.
– Боже мой! – изумилась Эмили. – Неужели он прячется в Удольфо? Что ж, его можно понять: надежнее места не придумаешь.
– Да, мадемуазель. Но если бы все дело было только в этом, то в таком уединенном месте ему не было нужды сидеть взаперти. Кому придет в голову искать здесь преступника? Уж лучше отправиться в далекие края.
– Да, ты права…
Если бы Эмили не знала, что Орсино не имел музыкальных талантов, то решила бы, что ночью играл он. Но, не желая вызывать еще большее недоумение Аннет, ничего не сказала, а лишь спросила, играет ли кто-нибудь из обитателей замка на музыкальных инструментах.
– Да, мадемуазель. Бенедетто превосходно владеет большим барабаном, а Ланселот очень громко играет на трубе. Да и Людовико тоже отлично справляется с трубой. Помню, как однажды…
– А другой музыки ты не слышала? – перебила ее Эмили. – Например, прошлой ночью?
– А вы, мадемуазель, слышали что-то необычное?
Эмили не ответила, но повторила свой вопрос.
– Нет, мадемуазель, – наконец призналась Аннет. – Я не слышала здесь ничего, кроме барабана и трубы. А прошлой ночью видела во сне призрак покойной госпожи.
– Покойной госпожи! – дрожащим голосом повторила Эмили. – Значит, ты знаешь больше, чем говоришь! Умоляю, Аннет, сейчас же расскажи мне обо всем!
– Но вы уже и так все знаете.
– Ничего я не знаю, – возразила Эмили.
– Знаете, что про мадам Монтони никому ничего не известно, а значит, она отправилась по следам прежней хозяйки замка. О той тоже никто ничего не знал.
Эмили, опустив голову на руки, некоторое время печально молчала, а потом сказала, что хочет побыть одна, и попросила горничную уйти.
Замечание Аннет вновь пробудило ее подозрения относительно судьбы мадам Монтони, и она решила еще раз обратиться к синьору Монтони, чтобы узнать правду.
Вернувшись спустя несколько часов, Аннет передала, что привратник хочет поговорить с молодой госпожой, чтобы сообщить нечто важное. К этому времени волнение Эмили уже достигло предела, и каждое новое известие лишь добавляло тревоги. Она почувствовала в словах привратника смутную угрозу, тем более что часто отмечала неприятную внешность этого человека. Сейчас она усомнилась, стоит ли с ним разговаривать и не является ли эта встреча предлогом втянуть ее в опасную ситуацию. Однако после недолгого раздумья Эмили поняла, что ее страхи безосновательны, и даже слегка засмущалась собственного малодушия.
– Хорошо, я поговорю с ним. Пусть немедленно придет в коридор.
Горничная ушла, но скоро вернулась.
– Бернардин не осмеливается прийти в коридор, мадемуазель. Боится, что его начнут искать: слишком далеко от ворот, а сейчас нельзя покидать пост даже на пару минут, – но если вы соизволите подойти к воротам потайным путем, о котором он мне рассказал, то услышите кое-что удивительное. Только не ходите по двору, чтобы синьор вас не увидел.
Не одобряя ни потайных путей, ни других условий просьбы, Эмили решительно отказалась от встречи.
– Передайте: если Бернардину действительно есть что сказать, я выслушаю его в коридоре в любое время, когда он сможет туда прийти.
Аннет отправилась исполнять поручение и после довольно долгого отсутствия принесла неутешительный ответ:
– Ничего не получится, мадемуазель. Бернардин не может покинуть пост ни на минуту, иначе потеряет работу. Но если в сумерках вы придете на восточную террасу, возможно, ему удастся ненадолго отлучиться и поведать вам свои новости.
Тайна, которой этот человек окружил себя, не только удивила, но и обеспокоила, так что Эмили еще больше усомнилась, нужно ли с ним встречаться, но потом предположила, что Бернардин намерен предупредить ее о какой-то опасности, и согласилась.
– Если вскоре после заката я приду на восточную террасу, свой пост уже займут часовые. Как же Бернардин сумеет пройти незамеченным?
– Я сказала то же самое, мадемуазель, а он ответил, что в его распоряжении ключ от ворот в конце террасы, так что он пройдет этим путем. А что касается часовых, то в этой части террасы их не бывает, так как место защищено высокими стенами и восточной башней, а те, которые стерегут противоположный конец, в сумерках его не увидят.
– Хорошо, – заключила Эмили. – Надо узнать, что хочет сообщить привратник, но тебе придется отправиться вместе со мной.
– Он просил, чтобы вы пришли попозже, когда окончательно стемнеет, – это из-за часовых, – предупредила Аннет.
Эмили, помолчав, сказала, что появится на террасе через час после заката, и добавила:
– Передай Бернардину, чтобы не опаздывал, иначе синьор Монтони может увидеть и меня. Кстати, где он? Мне необходимо с ним поговорить.
– В кедровой гостиной, мадемуазель, беседует с другими синьорами. Сегодня он собирается устроить для них богатое застолье: должно быть, чтобы извиниться. На кухне все страшно суетятся.
Эмили спросила, ожидает ли господин новых гостей, и Аннет ответила, что, кажется, нет.
– Бедный Людовико, – добавила она с глубоким вздохом. – Если бы он был здоров, то веселился бы вместе со всеми. Но он поправится: граф Морано получил такое же тяжелое ранение, но выздоровел и уже уехал в Венецию.
– Неужели? – удивилась Эмили. – Когда ты об этом узнала?
– Еще вчера, мадемуазель, но забыла вам сказать.
Эмили задала еще несколько вопросов, а напоследок попросила сообщить, когда синьор Монтони освободится. С этим Аннет отправилась к Бернардину.
Случилось так, что весь день хозяин замка был настолько занят, что Эмили так и не удалось развеять страшные опасения относительно тетушки. Аннет занималась тем, что следила за ним и вместе с Катериной заботливо ухаживала за Людовико. Эмили проводила время в одиночестве, то и дело возвращаясь мыслями к тому, какую тайну собирался раскрыть привратник. Иногда ей казалось, что речь пойдет о мадам Монтони, а порой возникал страх, что ей самой грозит опасность. Проявленная Бернардином осторожность склоняла к последней версии.
Чем ближе подступал назначенный час, тем острее становилось нетерпение. Наконец солнце село, и послышались шаги отправлявшихся на пост часовых. Эмили дождалась прихода Аннет, и вместе они спустились на террасу. Эмили выразила беспокойство, не встретится ли по пути Монтони или кто-то из гостей, но Аннет заверила ее, что это невозможно.
– О, не бойтесь, мадемуазель! Они все сидят за столом и пируют. Бернардин это знает.
Они вышли на первую террасу, где часовые спросили, кто идет. Эмили ответила, и их пропустили. У входа на восточную террасу снова прозвучал вопрос, а затем последовало разрешение пройти дальше, и Эмили поспешила на поиски Бернардина. Привратник еще не пришел. Эмили в задумчивости облокотилась на парапет и принялась ждать. Сумерки окутали все вокруг, погрузив во мрак долину, горы и лес. Лишь ветер шевелил верхушки деревьев, нарушая глубокую тишину, да еще из замка доносился слабый гул далеких голосов.
– Что это за звуки? – тревожно прислушиваясь, спросила Эмили.
– Синьор пирует с гостями, – ответила Аннет.
«Боже мой! – подумала Эмили. – Как он может веселиться, сделав несчастным другого человека? Если, конечно, тетушка еще жива! Ах, какие бы испытания ни выпали на мою долю, пусть сердце никогда не ожесточится настолько, чтобы не чувствовать страданий ближних!»
Она в ужасе взглянула на восточную башню, возле которой стояла. Сквозь решетку нижних окон теплился свет, но наверху царила тьма. Вскоре Эмили разглядела, как по комнате прошел человек с лампой в руках, однако это обстоятельство не возродило в ней надежду относительно мадам Монтони: она уже искала ее там, но обнаружила лишь брошенное оружие и военный мундир. Эмили решила, что, если дверь в башню окажется открытой, то после ухода Бернардина войдет в башню и снова попытается найти тетушку.
Время шло, а Бернардин не появлялся, и Эмили засомневалась, стоит ли его ждать. Можно было бы послать Аннет, чтобы та поторопила привратника, но было страшно остаться одной: совсем стемнело, и лишь на западе светилась красная полоса. Все же интерес к известию Бернардина перевесил страхи, и Эмили продолжала ждать.
Обсуждая с Аннет возможную причину его опоздания, Эмили услышала, как в замочной скважине ворот повернулся ключ, и вскоре увидела человека. Убедившись, что это и есть Бернардин, она тихо спросила, что он хочет сказать, и поторопила, объяснив, что очень замерзла.
– Только вам придется отпустить служанку, синьора, – произнес Бернардин. – То, что я должен сказать, предназначено только вам и больше никому.
После недолгих сомнений Эмили попросила Аннет отойти в сторону.
– Итак, друг мой, что вы желаете поведать?
Привратник немного помолчал, словно размышляя, и наконец заговорил:
– Я желаю поведать то, что, достигнув ушей господина, будет мне стоить потери работы. Обещайте, синьора, что никогда не произнесете ни звука. Мне доверили тайну, и если выяснится, что я не оправдал доверия, возможно, я поплачусь за это жизнью. Но я тревожусь за вас, а потому все-таки решился заговорить… – Он снова умолк.
Эмили заверила его, что будет молчать, и попросила продолжать.
– В комнате для слуг Аннет рассказала, как вы переживаете за судьбу синьоры Монтони.
– Совершенно верно, – подтвердила Эмили и дрожащей рукой оперлась о стену. – Вы действительно что-то знаете? Прошу, без колебаний поведайте все самое страшное.
– Я готов сказать, – многозначительно произнес привратник, – но…
– Но что? – поторопила его Эмили, набравшись храбрости.
– Я здесь, мадемуазель, – услышав тревожную интонацию в голосе госпожи, напомнила Аннет о себе.
– Не подходи! – сурово скомандовал Бернардин. – Ты здесь лишняя.
Поскольку Эмили промолчала, Аннет послушалась.
– Я готов сказать, – повторил привратник, – но не знаю, как лучше это сделать. Вы уже пострадали прежде…