Удольфские тайны — страница 66 из 129

– Я готова к худшему, друг мой, – твердо заверила его Эмили. – Любое знание лучше тоскливой неопределенности.

– Что ж, синьора, раз так, слушайте. Полагаю, вам известно, что господин и его жена порой расходились во мнениях. Не мое дело выяснять, в чем заключались эти разногласия, но думаю, вы знаете, что так было. В последнее время синьор гневался на жену. Я все видел и все слышал: значительно больше, чем догадывались остальные, – но меня это не касалось, потому молчал. Несколько дней назад синьор послал за мной. «Бернардин, – начал он, – ты честный человек. Кажется, тебе можно доверять». Я заверил его, что так и есть. «В таком случае, – продолжил он, если я точно помню слова, – я хочу попросить помощи в одном деле». И он сказал, что мне предстояло сделать. Медлить было нельзя, так как речь шла о синьоре.

– О боже! – воскликнула Эмили. – Что же вы сделали?

Бернардин хранил молчание.

– Что за дьявол ввел его или вас в зловещее искушение? – воскликнула Эмили, холодея от страха и едва не теряя сознание.

– Истинный дьявол, – мрачно подтвердил Бернардин.

Теперь замолчали оба. Эмили боялась задать вопрос, а привратник не отваживался продолжить рассказ. Наконец он заговорил:

– Бесполезно думать о прошлом. Синьор проявил жестокость, но следовало ему подчиниться. Что значил мой отказ? Он тут же нашел бы других, не склонных к сомнениям.

– Значит, вы ее убили! – едва слышно, обреченно заключила Эмили. – Я разговариваю с убийцей!

Бернардин молчал, и она побрела прочь.

– Подождите, синьора! – окликнул ее привратник. – Если вы верите, что я на такое способен, значит, заслуживаете объяснений.

– Если вы невиновны, немедленно скажите, – прошептала Эмили. – Я чувствую, что не смогу слушать вас долго.

– Тогда не скажу больше ни слова, – обиженно произнес привратник и гордо удалился.

Слабым голосом Эмили окликнула Аннет, оперлась на ее руку, и обе медленно пошли по террасе, пока не услышали за спиной торопливые шаги. Их догнал Бернардин и распорядился:

– Отошлите служанку, и услышите продолжение.

– Нет, она не уйдет! – решительно отрезала Эмили.

– Раз так, синьора, то я больше ничего не скажу.

Привратник медленно отправился прочь. Вскоре тревога пересилила гнев, и Эмили попросила его остаться, а Аннет отправила восвояси.

– Синьора Монтони жива, – проговорил Бернардин, – и находится у меня в плену. Синьор запер ее в комнате над главными воротами и поручил моим заботам. Я собирался сказать, что вы можете ее навестить, но теперь…

Испытав несказанное облегчение, Эмили попросила прощения и выразила надежду, что ей все-таки будет позволено встретиться с тетушкой.

Бернардин согласился с большей готовностью, чем предполагала Эмили, и сказал, что если завтра поздно вечером, когда синьор уже ляжет спать, она придет к воротам, то, возможно, увидит мадам Монтони.

Несмотря на переполнявшую душу благодарность, в последних словах привратника Эмили почудилось злобное торжество, но она тут же прогнала подозрения и заверила Бернардина, что непременно придет в назначенный час и в долгу не останется. Потом, пожелав ему спокойной ночи, незаметно вернулась в свою комнату.

Прошло немало времени, прежде чем вызванная известием Бернардина волна радости немного улеглась, позволив задуматься и осознать грозившие мадам Монтони и ей самой опасности.

Стало ясно, что тетушка по-прежнему томится во власти жестокого, мстительного и алчного человека. Представив свирепую внешность привратника, призванного охранять мадам Монтони, Эмили почувствовала, что судьба тетушки решена, ибо лицо Бернардина носило отчетливую печать убийцы. Глядя на него, не составляло труда поверить, что не существовало такого черного дела, за которое он бы не взялся. Эмили вспомнила тон, которым привратник пообещал ей встречу с узницей, и долго размышляла, пытаясь понять, что это значит. Она даже подумала, что тетушка, вероятно, уже убита, а злодей просто заманивает ее в тайное место, чтобы принести в жертву алчности Монтони: ведь тогда поместья в Лангедоке на полном основании перейдут к нему. В конце концов, такое преступление показалась ей совсем уж варварским, чтобы допустить его вероятность, но избавиться от сомнений и страхов, вызванных поведением и внешностью Бернардина, она так и не смогла. Ближе к полуночи Эмили вспомнила вчерашнюю музыку и стала с нетерпением и любопытством ожидать продолжения.

Допоздна из кедровой гостиной доносились отголоски веселья синьора Монтони в окружении гостей: громкие споры, распутный смех и отзывавшееся гулким эхом хоровое пение. Наконец раздался стук закрывшихся на ночь ворот замка, и наступила полная тишина, лишь изредка нарушаемая осторожными шагами расходившихся по дальним комнатам постояльцев. Эмили отпустила Аннет и бесшумно открыла окно, чтобы впустить в комнату божественные звуки. Луна еще не взошла, однако Эмили суеверно устремила взгляд на ту часть небесного свода, где она предстала взору прошлой ночью, почти ожидая, что вместе с ее появлением послышатся и сладкие звуки. Наконец безмятежно яркая планета поднялась над восточной стеной замка. При виде ее сердце дрогнуло, и Эмили отошла от окна, опасаясь, что вернувшаяся музыка укрепит ужас и отнимет немногие оставшиеся силы. Вскоре куранты на башне пробили час. Зная, что время пришло, Эмили вновь села возле окна и постаралась собраться с духом, но тревожное ожидание не позволило сосредоточиться.

Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая лишь одинокими шагами часового на террасе да убаюкивающим бормотанием далекого леса. Эмили снова выглянула из окна и, словно ожидая ответа, посмотрела на уже поднявшуюся луну.

Музыки не было слышно. «Эти звуки издавал не человек, – подумала Эмили, вспомнив волшебную мелодию. – Никто из обитателей замка не способен так играть. Да и где взять чувство, рождающее столь обворожительную мелодию? Всем известно, что порой на земле слышны небесные звуки. Преподобные Пьер и отец Антуан утверждали, что иногда слышали их в тишине ночи, когда в одиночестве возносили молитвы. Да и дорогой отец однажды рассказал, как вскоре после смерти матушки лежал без сна, и внезапно его подняли с постели звуки невероятной красоты. Открыв окно, он услышал в ночном воздухе возвышенную музыку, поднял глаза к небу и доверил душу матушки Господу».

От этого воспоминания Эмили расплакалась и неуверенно предположила:

«Должно быть, прекрасная мелодия была послана мне, чтобы успокоить нервы и укрепить уверенность в себе! Никогда не забуду тех чудесных звуков, которые услышала ночью в Лангедоке. Что, если в этот момент отец наблюдает за мной?» И она снова тихо заплакала.

В размышлениях прошел час, но музыка не вернулась. Просидев у окна до тех пор, пока заря не осветила горные вершины и не рассеяла ночную тьму, Эмили поняла, что сегодня ничего не услышит, и неохотно легла в постель.

Глава 26

Скажу, где надо спрятаться тебе,

Назначу точный час, единственный момент.

Ведь все должно быть сделано сегодня.

Шекспир У. Макбет

На следующий день мадемуазель Сен-Обер с удивлением узнала, что Аннет известно как о заключении мадам Монтони в комнате над главными воротами, так и о том, что Эмили собирается ее навестить. Казалось маловероятным, что Бернардин доверил ненадежной Аннет тайну, сохранения которой так сурово требовал от Эмили, но теперь именно через служанку передал сообщение относительно предстоящей встречи. Он просил, чтобы молодая госпожа в одиночестве пришла на террасу вскоре после полуночи, и обещал, что сам отведет ее в нужное место. Тысячи смутных страхов из тех, что мучили ночью, не поддаваясь ни подтверждению, ни опровержению, охватили Эмили вновь. Ей казалось, что Бернардин вполне мог обмануть ее в отношении мадам Монтони, которую сам же и убил по приказу синьора, чтобы втянуть в свою паутину новую жертву. Таким образом, страшное подозрение о смерти тетушки возникло вместе с не менее страшным опасением за собственную судьбу. Если преступление вызвано не личной ненавистью Монтони, а жаждой наживы – вариант наиболее вероятный, – то цель его будет достигнута только после гибели племянницы, к которой, как отлично знал Монтони, переходили все поместья жены. Эмили помнила, что спорные земли во Франции доставались ей по наследству в том случае, если мадам Монтони не подписывала документов о передаче их мужу. Вспомнив упорное сопротивление тетушки, Эмили предположила, что она отказывалась это сделать до последней минуты жизни. В памяти всплыли манера и выражение лица Бернардина во время вчерашнего разговора, и Эмили, поверив в его злобное торжество, решила не встречаться с ним сегодня ночью. Однако вскоре эти подозрения показались ей преувеличенной фантазией робкого растерянного ума. Трудно было представить, что Монтони способен опуститься до столь низменной подлости, чтобы ради корысти убить и жену, и племянницу. Эмили обвинила себя в излишней впечатлительности и твердо решила обуздать воображение, чтобы оно не довело до безумия. И все же мысль о встрече с Бернардином вскоре после полуночи откровенно пугала, хотя желание увидеть тетушку и утешить ее в страданиях оставалось непреодолимым.

– Возможно ли выйти на террасу в столь поздний час? – обратилась Эмили к Аннет. – Стражники сразу остановят, а синьор Монтони узнает о дерзком поступке.

– Ах, мадемуазель, Бернардин все предусмотрел, – ответила горничная. – Он дал мне ключ, который открывает дверь в конце галереи, ведущей на восточную террасу. Таким образом вам не придется проходить через холл, двери которого громко скрипят, и удастся миновать часовых.

Честно переданное Аннет объяснение немного успокоило.

– Но почему же Бернардин настаивает, чтобы я непременно пришла одна?

– Этот вопрос задала и я, мадемуазель. Спросила: «Почему моя молодая госпожа должна явиться одна, без меня? Чем я помешаю?» Но он отрезал коротко: «Нет-нет, нельзя». Я сказала: «Мне доверяли в серьезных делах, так что я умею хранить секреты». И все же он твердил только: «Нет, нет и нет». – «Хорошо, – сказала я в ответ, – если вы доверитесь мне, я поделюсь тайной, которую узнала еще месяц назад и с тех пор держала рот на замке. Так что вам нечего меня бояться». Но ничто не помогало. Тогда, мадемуазель, я зашла так далеко, что предложила ему новенький цехин, который Людовико подарил мне на память. Я не рассталась бы с ним в обмен на всю площадь Сан-Марко! Но даже золото не подействовало. Что бы это значило? Но я знаю, мадемуазель, с кем вы собираетесь встретиться.