– Бернардин тебе сказал?
– Нет, что вы!
И как Эмили не пыталась, Аннет больше ничего не сказала, доказав, что умеет хранить секреты.
Остаток дня Эмили провела в сомнениях и догадках о предстоящей ночной встрече с Бернардином. Жалость к тетушке и страх за собственную жизнь то и дело изменяли ее намерение, так что ночь настала прежде, чем она окончательно решила, как себя вести и что делать. Часы пробили одиннадцать, потом двенадцать, однако сомнения по-прежнему не отступали. И вот настало время выбирать, как поступить. В этот миг тревога о тетушке перевесила страх: попросив Аннет проводить ее к выходу из сводчатой галереи и там ожидать возвращения, Эмили покинула комнату.
В замке стояла полная тишина. В холле, где несколько дней назад произошла жестокая стычка, сейчас едва слышно раздавались робкие шаги двух испуганных молодых женщин да виднелись отсветы тусклой лампы. Обманутая длинными тенями колонн и мерцанием лучей, Эмили то и дело останавливалась, представляя, что видит вдалеке человеческую фигуру, а подходя ближе, боялась поднять глаза, ожидая, что сейчас кто-нибудь набросится на нее. И все же она беспрепятственно дошла до сводчатой галереи и дрожащей рукой отперла дверь на террасу. Попросив Аннет не уходить и держать дверь приоткрытой, она отдала служанке лампу, побоявшись взять с собой, и в одиночестве ступила на темную террасу. Вокруг было так тихо, что Эмили испугалась, как бы далекие часовые не услышали ее осторожные шаги. Не переставая вглядываться во тьму, она медленно пошла к тому месту, где вчера беседовала с Бернардином. Внезапно рядом прозвучал низкий голос, и она остановилась в нерешительности, пока не узнала характерные интонации привратника. Тот стоял в назначенном месте, облокотившись на парапет. Пожаловавшись, что ждет уже почти полчаса, он повел Эмили к двери, через которую проник на террасу.
Пока Бернардин возился с ключом, она обернулась и, увидев пробивающийся из щели луч света, убедилась, что Аннет никуда не ушла, но стоило привратнику открыть дверь, неподвластная единственному факелу темнота вызвала непреодолимый страх, и Эмили категорически отказалась идти дальше без служанки. Бернардин в свою очередь не только настаивал, но и умело распалял любопытство и жалость к тетушке, так что, в конце концов, она сдалась и последовала за ним одна.
Привратник провел ее по коридору, в конце которого отпер еще одну дверь и спустился по ступенькам в часовню. Осмотревшись, Эмили заметила печальные следы запустения и разрушения: почти развалившаяся крыша, позеленевшие от сырости стены, готические окна, в которых плющ и черный тамус давно заменили стекла и протянулись вокруг капителей когда-то поддерживавших кровлю колонн. Бернардин споткнулся на разбитом полу, и тихое ругательство гулким эхом разнеслось по пустому пространству. Дрожа от страха, Эмили все-таки следовала за ним по пятам.
– Осторожно, синьора, здесь ступеньки, – предупредил привратник, спускаясь по ведущей в подвал лестнице.
Эмили остановилась и дрожащим голосом спросила, куда он ее ведет.
– К воротам, – лаконично ответил Бернардин.
– А разве нельзя пройти к воротам через часовню? – уточнила Эмили.
– Нет, синьора, этот путь ведет во внутренний двор. Лучше пройдем здесь и сразу попадем во внешний двор.
Эмили по-прежнему боялась продолжать путь и в то же время опасалась рассердить Бернардина отказом.
– Пойдемте, синьора, – позвал привратник, уже почти спустившись. – Поспешите немного: не могу же я ждать здесь всю ночь.
– Куда ведут эти ступени? – спросила Эмили, продолжая стоять на месте.
– К воротам, – сердито повторил Бернардин. – Я больше не стану ждать.
С этими словами он пошел дальше, и Эмили неохотно зашагала следом. Они прошли по узкому коридору, где со стен текла вода, а в воздухе стояла такая сырость, что факел едва горел, каждую минуту угрожая погаснуть. Бернардин с трудом находил дорогу. Испарения становились все гуще. Испугавшись, что огонь того и гляди иссякнет, Бернардин остановился, чтобы поправить фитиль. А когда оперся на открывавшиеся из коридора железные ворота, в тусклом неверном свете Эмили заметила за спиной склеп, а рядом комья земли, окружавшие вырытую могилу. В любое другое время подобное зрелище испугало бы Эмили, но сейчас в голове билась единственная мысль, что это могила несчастной тетушки, а коварный привратник ведет ее на смерть. Жуткое темное место лишь подтверждало это подозрение. Эмили до такой степени поддалась ужасу, что на миг растерялась, не зная, как себя вести. Спасаться бегством не имело смысла: в длинном запутанном коридоре привратник без труда ее догонит, тем более что при своей слабости она не смогла бы бежать долго и быстро. Отказ идти дальше вызвал бы раздражение привратника. А поскольку она уже полностью оказалась в его власти, покорная молчаливость помогла бы скрыть ее дурное предчувствие. Бледная от страха и тревоги, Эмили терпеливо ждала, пока Бернардин справится с факелом, но не удержалась и спросила, для кого приготовлена могила. Привратник пристально посмотрел ей в лицо, и она едва слышно повторила вопрос, но Бернардин лишь встряхнул факел и молча отправился дальше. Эмили с трепетом пошла следом, поднялась по лестнице и оказалась во внешнем дворе. Факел осветил высокие черные стены, где между камнями, на скудных клочках земли, росла трава. Стали хорошо заметны массивные контрфорсы с пропускавшими во двор воздух узкими решетками, ведущие в замок тяжелые железные ворота, высокие башни, а напротив них мощные опоры и грандиозная арка главного входа. Грубая фигура Бернардина с факелом в руках как нельзя лучше вписывалась в мрачный пейзаж. Одетый в скрывавший сапоги и меч длинный черный плащ, в украшенной коротким пером бархатной шляпе, с четко очерченным смуглым мрачным лицом, привратник выглядел неотъемлемой частью этого странного, пугающего места.
Вид двора немного воодушевил Эмили: молча направляясь к главным воротам, она начала надеяться, что причина ее страхов кроется в собственных переживаниях, а не в коварстве Бернардина. С волнением взглянув на появившееся над подъемной решеткой темное окно, она спросила, не там ли томится мадам Монтони. Эмили говорила тихо, и Бернардин скорее всего не расслышал вопроса, потому что не ответил. Вскоре они подошли к боковой двери, за которой открылась ведущая в одну из башен узкая лестница.
– Там, наверху, лежит мадам, – наконец-то проговорил Бернардин.
– Лежит! – эхом отозвалась Эмили и начала подниматься.
– Да, лежит в верхней комнате, – повторил мрачный спутник.
Пробиваясь сквозь узкие щели в стене, ветер раздувал факел, и яркое пламя освещало суровое лицо Бернардина, грубые каменные стены, почерневшую от времени лестницу и старинные доспехи с железным забралом – трофеи какой-то давней победы.
На верхней площадке привратник остановился возле какой-то двери, вставил ключ в замок и предупредил:
– Можете немного подождать, синьора, пока я предупрежу мадам, что вы идете.
– Церемонии излишни, – возразила Эмили. – Тетушка будет рада меня видеть.
– Не уверен, – покачал головой Бернардин и распахнул дверь. – Посидите здесь.
Удивленная и растерянная, Эмили не осмелилась настаивать и переступила порог большой старинной комнаты. Бернардин передал ей лампу, горевшую на лестнице, и ушел, плотно закрыв за собой дверь.
С тревогой прислушиваясь к его удаляющимся шагам, Эмили решила, что привратник не поднимается, а спускается по лестнице. Порывы ветра не позволяли ей отчетливо различить другие звуки, и все же Эмили надеялась уловить движение наверху, где, по словам привратника, находилась мадам Монтони, однако там царила тишина. Впрочем, толщина пола и стен вполне могли заглушать любой шум. Вскоре снизу, со двора, послышался голос Бернардина, но новый порыв ветра снова поглотил все звуки. Чтобы удостовериться, Эмили на цыпочках подошла к двери, попыталась ее открыть и обнаружила, что оказалась взаперти. Все прошлые опасения вернулись с удвоенной силой: теперь они уже не казались порождением робкого сознания, а предвещали судьбу. Отныне у нее не осталось сомнений, что мадам Монтони убита, причем, возможно, в этой самой комнате, и саму Эмили ждет та же участь. Выражение лица, поведение и слова Бернардина подтвердили худшие опасения. На несколько мгновений она застыла в растерянности, не в силах даже думать о бегстве, а потом стала прислушиваться, но не различила шагов ни на лестнице, ни наверху. Правда, ей показалось, что со двора снова донесся голос Бернардина, и Эмили подошла к зарешеченному окну. Отсюда она отчетливо услышала характерные интонации привратника, но ветер заглушал слова, так что разобрать смысл сказанного ей не удалось. Внезапно двор озарил свет факела и в ворота прошел какой-то человек. По внушительному размеру тени Эмили приняла его за Бернардина, однако ветер донес другой голос – низкий и глубокий, свидетельствовавший о том, что его хозяин не заслуживает ни снисхождения, ни жалости.
Преодолев растерянность, Эмили подняла лампу и осмотрела просторную комнату в надежде найти путь к отступлению. Стены со старинными дубовыми панелями не имели окон, кроме того единственного, в которое она смотрела, точно так же как и других дверей, кроме той, через которую она вошла. Впрочем, тусклый свет лампы не позволял увидеть все пространство. Не было заметно никакой мебели, кроме укрепленного посреди комнаты железного кресла, над которым с потолка на цепи свисало железное кольцо. В ужасе рассмотрев странные предметы, Эмили обратила внимание на привинченные к полу железные колодки для ног, а на подлокотниках кресла заметила подобие железных наручников. Очевидно, это были орудия пытки. Возможно, не один несчастный сидел в этом кресле, медленно умирая от голода и боли. Но еще больше ее поразила мысль, что одной из несчастных жертв могла оказаться тетушка, а сама она станет следующей! От внезапной слабости колени подкосились; лампа едва не выпала из руки, и Эмили бессознательно опустилась в кресло, но тут же испуганно вскочила и отбежала в дальний угол комнаты. Здесь она снова осмотрелась, но увидела только спускавшийся от потолка до пола и простиравшийся от стены до стены темный занавес. Вид этого занавеса вызвал новую волну страхов и дурных предчувствий.