С наступлением вечера Эмили снова устроилась у окна. Над лесом поднялась яркая луна, желтый свет которой озарил безлюдную террасу и окружающую местность намного отчетливее, чем тусклое мерцание звезд, обещая помощь в наблюдении за таинственным незнакомцем, если тому вздумается вернуться. Эмили непреодолимо хотелось заговорить с ним и выяснить, кто он и зачем пришел, но время от времени ее одолевал ужас.
«Если этот человек вынашивает враждебные планы в отношении замка, – думала она, – то мое любопытство может стать фатальным. И все же не от него ли исходила таинственная музыка и жалобные стоны? Если так, он не может быть опасным».
Потом она вспомнила о несчастной тетушке и вздрогнула от горя и страха. Представленный воображением образ обрел правдивые черты, и виденное тело показалось призраком. Эмили поежилась, ледяной холод коснулся щек, а суеверный ужас на время победил рассудок. Решимость пропала, а взамен пришло намерение ни за что не заговаривать с неведомым незнакомцем.
Время тянулось медленно. Эмили сидела у окна, погрузившись в мрачное ожидание. В лунном свете смутно виднелись горы и лес, башни западной стены замка и терраса внизу. Время от времени доносилась перекличка часовых, а потом слышались шаги вновь заступивших на пост солдат, которых Эмили узнавала по мерцавшим в лунном свете копьям и словам пароля. Когда те проходили мимо ее окна, Эмили спряталась в глубине комнаты, а когда вернулась, вокруг снова стояла тишина. Было уже очень поздно. Она устала от долгого ожидания и начала сомневаться в реальности того, что увидела прошлой ночью, но все равно продолжала сидеть у окна, так как обостренные чувства гнали саму мысль о сне. Луна безмятежно озаряла террасу, по которой ходил одинокий часовой. В конце концов, утомившись, Эмили прилегла.
И все же, впечатленная музыкой, жалобными стонами и таинственной фигурой, она решила продолжить свои наблюдения следующей ночью.
Утром Монтони забыл о намеченной встрече с племянницей, но Эмили отправила к нему Аннет спросить, во сколько он готов ее принять. Встреча была назначена на одиннадцать, и минута в минуту Эмили явилась, собрав все душевные силы, чтобы выдержать присутствие синьора и вызванные им ужасные воспоминания. Монтони сидел в кедровой гостиной в компании нескольких офицеров и, не замечая ее, продолжал разговаривать до тех пор, пока один из гостей не обернулся с удивленным восклицанием. Эмили уже собиралась уйти, но Монтони остановил, и дрожащим голосом она произнесла:
– Я хотела бы поговорить с вами, синьор, если вы найдете время.
– Это мои друзья, – ответил Монтони. – Можете говорить при них.
Эмили молча отвернулась от грубых взглядов, и тогда Монтони последовал за ней в холл, откуда провел ее в маленькую комнату и громко захлопнул дверь. Глядя в его мрачное, жестокое лицо, Эмили снова подумала, что стоит перед убийцей тетушки. Ужас до такой степени овладел ею, что она даже не смогла сообразить, как объяснить цель своего визита, а упомянуть имя мадам Монтони и вовсе не хватило мужества.
Наконец Монтони нетерпеливо спросил, зачем она пришла, и добавил:
– Время дорого. Каждая моя минута на вес золота.
Эмили призналась, что мечтает вернуться во Францию, и попросила разрешения на это, но когда господин удивленно спросил, чем вызвана странная просьба, стушевалась, побледнела и едва не упала. Монтони равнодушно отнесся к ее переживаниям и нарушил молчание, заявив, что должен немедленно уйти. Эмили все же нашла силы повторить просьбу, а получив категоричный отказ, внезапно очнулась и заговорила свободно и горячо:
– Я больше не могу оставаться в замке – это выходит за рамки приличий, синьор. По какому праву вы меня удерживаете здесь?
– По собственной воле, – ответил Монтони, открыв дверь, чтобы уйти. – И этого вполне достаточно.
Понимая, что не может оспаривать волю господина, Эмили воздержалась от возражений и сделала слабую попытку призвать его к справедливости.
– Пока была жива тетушка, – произнесла она дрожащим голосом, – мое пребывание здесь не казалось неприличным. Но теперь, когда ее больше нет, я должна как можно быстрее покинуть замок. Мое пребывание здесь не принесет вам пользы, и только еще больше меня расстроит.
– Кто вам сказал, что мадам Монтони мертва? – спросил синьор, пронзительно взглянув на нее.
Эмили растерялась, так как никто ей этого не говорил, а сама она не осмелилась признаться, что именно видела в комнате над главными воротами.
– Если хотите, можете ее увидеть, – предложил Монтони. – Мадам лежит в восточной башне.
Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты и вернулся в кедровую гостиную, где те из гостей, кто прежде не видел Эмили, начали над ним подшучивать. Однако господин явно не был расположен к веселью, и друзья быстро сменили тему.
Обратившись к проницательному и осторожному Орсино с вопросом о завтрашней операции, Монтони услышал совет затаиться и ждать, что предпримут враги. Однако Верецци горячо и уверенно ему возразил, обвинив Орсино в слабости и поклявшись, что, если Монтони даст ему отряд в полсотни человек, победит каждого, кто окажет сопротивление.
Орсино лишь презрительно усмехнулся. Монтони тоже улыбнулся, но продолжил слушать разглагольствования и пустые уверения Верецци в собственной силе. В конце концов Орсино остановил его каким-то аргументом, на который Верецци не смог ответить иначе, чем бранью. Его свирепый нрав никак не мог примириться с хитрой осторожностью Орсино, которому он постоянно противоречил, чем вызывал молчаливую, но глубокую ненависть оппонента. Монтони, в свою очередь, спокойно наблюдал за обоими, зная, как применить их особенности для достижения собственных целей. Однако сейчас, в пылу спора, Верецци не постеснялся обвинить Орсино в трусости. Тот промолчал, но смертельно побледнел, а Монтони заметил, как он поспешно сунул руку за пазуху. Раскрасневшийся от вина и возбуждения Верецци не заметил движения и, обращаясь к смеющемуся Кавиньи, продолжил грубо поносить трусов и трусость. Тем временем Орсино отошел на несколько шагов и стремительно вытащил короткий кинжал, чтобы вонзить его в спину обидчика. Не сводивший с него глаз Монтони молча перехватил занесенную руку и незаметно для окружающих заставил спрятать оружие, благо большинство гостей собрались у дальнего окна и погрузились в обсуждение лощины, где собирались устроить засаду.
Верецци обернулся, увидел на лице соперника смертельную ненависть и, впервые заподозрив его в коварном намерении, положил руку на рукоять меча, но затем, словно придя в себя, обратился к Монтони.
– Синьор, – проговорил он, многозначительно взглянув на Орсино, – мы не банда убийц. Если у вас есть дело для храбрых воинов, отправьте меня. Готов служить до последней капли крови. А если вам нужен трус, то обратитесь к нему и позвольте мне покинуть Удольфо.
Оскорбленный Орсино опять выхватил кинжал и бросился на Верецци, но тот мгновенно обнажил свой меч. К счастью, Монтони и другие участники пира успели вмешаться и разнять врагов.
– Вы взрослый мужчина, а ведете себя как мальчишка, – обратился Монтони к Верецци. – Следите за своим языком и ведите себя сдержанно.
– Сдержанность – добродетель трусов, – возразил Верецци. – Они сдержанны во всем, кроме страха.
– Я принимаю ваш вызов, – ответил Монтони с яростным высокомерным взглядом, выхватывая из ножен меч.
– Всегда готов, – крикнул Верецци, – хотя мои слова были адресованы вовсе не вам.
Он набросился на Монтони, и пока длился поединок, коварный Орсино опять попытался ударить Верецци в спину, но в очередной раз был остановлен.
Противников в конце концов разняли и после долгого горячего спора примирили. Монтони удалился вместе с Орсино и долго о чем-то с ним совещался.
Тем временем, Эмили, пораженная речью синьора, на время забыла о приказе оставаться в замке. Все ее мысли сосредоточились на несчастной тетушке, лежавшей в восточной башне. Нечеловеческая жестокость Монтони, так долго державшего тело жены незахороненным, поразила Эмили.
После долгих сомнений она решила воспользоваться позволением посетить башню и в последний раз увидеть родственницу. С этой мыслью она вернулась к себе и, дожидаясь Аннет, постаралась набраться мужества, чтобы выдержать предстоящее испытание. Дрожа от страха, Эмили тем не менее понимала, что сознание исполненного долга перед тетушкой впоследствии принесет утешение.
Наконец Аннет пришла, и Эмили рассказала ей о своем намерении. Горничная попыталась ее отговорить, хотя и безуспешно, а потом после долгих рассуждений согласилась проводить в башню, но наотрез отказалась войти в комнату, где находилась покойная.
Пройдя по длинному коридору, они достигли подножия лестницы, по которой Эмили поднималась совсем недавно, но Аннет заявила, что дальше не пойдет, так что оставшийся путь пришлось продолжить в одиночестве. Снова увидев следы крови, Эмили едва не утратила решимость, но хоть и с трудом, совладала со страхом и все-таки пошла дальше.
Остановившись на площадке, куда выходила верхняя комната, она вспомнила, что в прошлый раз дверь была закрыта, и предположила, что ничего не изменилось. Однако ошиблась: дверь легко открылась, представив ее взору полутемную комнату. Эмили осмотрелась и медленно пошла вперед, когда внезапно раздался глухой голос, который отчетливо напоминал голос тетушки. Эмили мгновенно ожила, бросилась к стоявшей в дальнем углу кровати, отдернула полог и увидела бледное изможденное лицо. Она отпрянула, но в следующую секунду снова приблизилась и сжала лежавшую на одеяле худую руку и долгим блуждающим взглядом окинула изнуренное лицо. Несомненно, лицо это принадлежало мадам Монтони, но болезнь настолько его изменила, что узнать знакомые черты было трудно. И все же тетушка подняла тяжелые веки и посмотрела на племянницу.
– Где ты так долго была? – спросила она тем же глухим голосом. – Я думала, что ты меня забыла.
– Это действительно вы? – наконец смогла произнести Эмили. – Или ужасный призрак?