Наконец дверь открыл старый Карло. Эмили попросила дворецкого как можно скорее прислать Аннет в большую галерею и поспешно направилась к лестнице, а Уго и Бертран пошли вслед за Карло в комнату слуг, где их ждал сытный ужин и теплый очаг. Эмили не оставалось ничего другого, как при тусклом мерцании лампы между колоннами и арками огромного зала попытаться найти дорогу к скрытой в полумраке лестнице. Доносившиеся из дальней комнаты взрывы хохота обостряли тревогу: каждую секунду казалось, что дверь откроется и выйдет кто-нибудь из изрядно подвыпивших синьоров. Не без труда добравшись до лестницы и поднявшись, Эмили присела на верхнюю ступеньку в ожидании Аннет: темнота в галерее не позволила продолжить путь. Прислушиваясь, не идет ли горничная, она улавливала лишь доносившиеся снизу отзвуки веселья. Однажды ей показалось, что позади, в галерее, также раздался шум, и, осторожно обернувшись, Эмили заметила движение неяркого света. Не в силах преодолеть страх, она покинула свое место и спустилась на несколько ступенек ниже.
Аннет все не появлялась. Наверное, легла спать, и никто не захотел ее будить. Эмили представила, что придется провести ночь здесь, на лестнице, или в другом таком же неудобном месте (найти дорогу в свою комнату по лабиринту темных коридоров не стоило даже пытаться) и заплакала от страха и беспомощности.
Вскоре показалось, что странный звук из галереи повторился, однако шум снизу не позволял ничего различить. А еще через некоторое время компания Монтони вышла в большой зал и, громко разговаривая, направилась к лестнице. Эмили вспомнила, что этим путем синьоры расходятся по своим комнатам, и, забыв о страхе, бросилась в темную галерею, чтобы спрятаться в укромном уголке, а потом отыскать путь или в свою комнату, или в комнату Аннет в дальней части замка.
Вытянув вперед руки, она почти на ощупь пробиралась по галерее, все еще слыша доносившиеся снизу голоса: видимо, синьоры остановились у подножия лестницы. Эмили помедлила, опасаясь идти дальше туда, где недавно кто-то бродил. «Они уже знают, что я вернулась, – подумала она в отчаянии, – и сам Монтони идет меня искать! В его нынешнем состоянии намерения у него ужасные!» Потом вспомнила сцену в коридоре накануне отъезда из замка и мысленно обратилась к любимому: «О, Валанкур! Придется навсегда забыть о тебе. Продолжать сопротивление Монтони не мужество, а безумство». Голоса не приблизились, но зазвучали громче. Среди прочих Эмили различила речи Верецци и Бертолини, и немногие услышанные слова заставили с тревогой ждать продолжения. Разговор непосредственно касался ее: отважившись подойти на несколько шагов ближе, Эмили услышала, как эти двое оспаривают какое-то прошлое обещание Монтони. Сам же синьор поначалу пытался убедить друзей вернуться к вину, а потом, устав, предоставил им самим разрешить спор и заявил, что намерен продолжить пир вместе с остальными. Верецци его остановил и нетерпеливо спросил:
– Где она, синьор? Скажите, где.
– Я уже говорил, что не знаю, – нетрезвым голосом ответил Монтони. – Скорее всего поднялась в свою комнату.
Верецци и Бертолини прекратили расспросы и одновременно бросились вверх по лестнице. Услышав их торопливые шаги, дрожащая Эмили внезапно ощутила прилив сил и, словно молодая лань, бросилась бежать по темной галерее, но, прежде чем достигла конца длинного коридора, лампа в руках Верецци осветила стены. Преследователи увидели жертву и бросились за ней. В этот миг нетвердо державшийся на ногах Бертолини споткнулся, растянулся во весь рост и выбил лампу из рук товарища. Вместо того чтобы спасать свет, Верецци воспользовался преимуществом и бросился вслед за Эмили. Ей, однако, удалось разглядеть боковой коридор, где тут же и спряталась. Верецци успел лишь различить направление, в котором она побежала, и ринулся туда же, но звук шагов Эмили скоро пропал в отдалении. Плохо знакомый с галереей, Верецци пошел осторожно, чтобы не упасть с лестницы: в старых замках галереи часто заканчивались крутыми ступенями. Эмили же случайно оказалась в том самом коридоре, куда выходила ее комната. Не слыша шагов преследователей, она остановилась отдышаться и решить, что делать дальше. Она свернула в этот коридор только потому, что случайно его увидела, а сейчас, достигнув конца, ощутила ничуть не меньшую растерянность, не зная, куда идти и как найти путь в темноте. Одно было ясно: возвращаться в свою комнату нельзя, поскольку именно там ее начнут искать в первую очередь. Опасность возрастала с каждым мгновением, потому что она стояла возле двери. Устав до изнеможения, Эмили все-таки решила несколько минут отдохнуть, тем более что никаких шагов слышно не было. Пока она медлила, на противоположной стороне галереи мелькнул свет – под дверью той самой таинственной комнаты, где она увидела зрелище столь страшное, что до сих пор не могла вспоминать без содрогания. Свет, да еще в столь поздний час, не просто удивил, а испугал: казалось, сейчас дверь медленно отворится, и покажется некое жуткое создание. Продолжая прислушиваться и не слыша шагов, Эмили решила, что Верецци вернулся за лампой. Предполагая, что скоро он будет здесь, она снова задумалась, куда идти и как отыскать путь в полной темноте.
Свет под дверью роковой комнаты по-прежнему мерцал, но ужас перед этой комнатой был настолько силен, что она не осмеливалась туда войти, хотя даже самая маленькая свеча обеспечила бы ее безопасность. Эмили по-прежнему с трудом переводила дыхание, когда внезапно услышала какой-то шорох, а затем совсем рядом раздался тихий голос. В следующий миг она узнала Верецци, который, не подозревая о ее присутствии, разговаривал сам с собой:
– Воздух здесь свежее. Должно быть, это коридор.
Враги пугали этого героя меньше, чем темнота, и он старался поддержать мужество рассуждениями с самим собой. Превозмогая страх, Верецци продолжал осторожно двигаться к комнате Эмили, очевидно забыв, что в темноте ей не составит труда спрятаться, пусть даже в спальне. Как всякий нетрезвый человек, он упрямо следовал за овладевшей воображением идеей.
Едва шаги его стали стихать, Эмили покинула убежище и осторожно двинулась в противоположном направлении в надежде свернуть в первое попавшееся по пути ответвление. Однако, прежде чем это случилось, стены осветились. Оглянувшись, она увидела, что Верецци направляется к ее комнате, и свернула в открывшийся слева проход, надеясь, что осталась незамеченной. Но уже в следующий миг в дальнем конце этого узкого коридора тоже мелькнул свет. Остановившись в нерешительности, Эмили поняла, что это идет Аннет, и бросилась ей навстречу, чтобы предупредить любую неосторожность, но не успела: узнав госпожу, горничная радостно воскликнула и взволнованно заговорила. Успокоить ее удалось не сразу, так же как и освободиться из крепких объятий. Когда же наконец Эмили сумела объяснить, в чем дело, обе поспешили в комнату Аннет, в дальний конец замка. Впрочем, никакой страх не мог заставить горничную молчать.
– Ах, дорогая мадемуазель! – тараторила она. – Какого ужаса я здесь натерпелась! Сто раз думала, что умру! Уже и не надеялась снова вас увидеть! В жизни никому не радовалась так, как вам сейчас!
– Тише! – шепотом перебила ее Эмили. – За нами идут: я слышу шаги!
– Нет, мадемуазель, – возразила Аннет. – Просто где-то закрыли дверь. По этим сводчатым коридорам звук летит так, что постоянно обманываешься: стоит только кашлянуть или что-нибудь сказать, сразу разносится такой шум, как будто выстрелила пушка.
– Значит, надо молчать, – решила Эмили. – Прошу, пока не придем в твою комнату, не произноси ни слова.
Наконец они добрались. Аннет заперла дверь, а Эмили присела на кровать, чтобы отдышаться и успокоиться. На вопрос, нет ли среди пленников Валанкура, горничная ответила, что точно ничего не знает, но слышала, что несколько человек заключены в темницу, и вернулась к рассказу об осаде – точнее, к излишне подробному изложению собственных страхов и переживаний.
– Услышав с укреплений победные крики, я решила, что неприятель нас захватил, и приготовилась сдаться в плен. А вместо этого оказалось, что мы разбили нападавших. Я пошла в северную галерею и собственными глазами увидела, как те разбегались по горам. Но стены замка были в ужасном состоянии, а внизу, на окраине леса, кучами лежали убитые враги. Правда, скоро бедняг забрали товарищи. Пока продолжалась осада, синьор, казалось, успевал сразу повсюду. Мне об этом рассказал Людовико, потому что снова, как уже не раз делал, запер меня в комнате в центре замка, куда приносил еду и вообще навещал при каждой возможности. Да, если бы не Людовико, я точно сразу бы умерла.
– А как жилось после снятия осады? – спросила Эмили.
– О, ничего хорошего сказать нельзя, – вздохнула Аннет. – С тех пор синьоры только и делают, что пьют и играют в карты. Сидят ночь напролет и ставят на богатства, награбленные во время воровских походов. А потом начинают ссориться, выясняя, кто победил, а кто проиграл. Говорят, свирепый синьор Верецци постоянно проигрывает, а синьор Орсино у него выигрывает, чем страшно злит, и из-за этого они уже несколько раз ссорились. К тому же все дамы по-прежнему в замке. Всякий раз, встречая кого-нибудь из них в коридорах, я пугаюсь.
– Аннет, – вздрогнув, перебила ее Эмили, – откуда-то доносится шум. Помолчи и послушай сама.
Аннет умолкла, а после долгой паузы ответила:
– Нет, мадемуазель, это ветер гуляет по галерее. Я часто его слышу, когда хлопают старые двери в дальнем конце. Но не хотите ли прилечь, мадемуазель?
Эмили послушалась и легла на кровать, попросив Аннет оставить на камине горящую лампу. После этого горничная устроилась рядом, однако уснуть никак не удавалось: все время казалось, что из коридора доносится шум. Внезапно за дверью отчетливо послышались шаги. Аннет хотела вскочить, но Эмили удержала ее и знаком приказала молчать. Обе в страхе прислушались. Неизвестный потоптался возле двери, а потом подергал ручку и что-то негромко произнес.
– Ради бога, Аннет, не отвечай! – шепотом взмолилась Эмили. – Молчи. Только надо погасить лампу, она нас выдает.