Строго-настрого приказав разбудить ее до восхода солнца, Бланш отпустила горничную, а чтобы развеять печаль непрошеных мыслей, распахнула окно и вновь восхитилась красотой природы. Окутанные темнотой земля, воздух и море отдыхали в неподвижности. По безмятежному небу медленно плыли легкие облака, а между ними время от времени вспыхивали и трепетали звезды. Мысли обратились к Высшему Создателю всего сущего, и сама собой родилась молитва – более горячая и искренняя, чем те, что звучали под монастырскими сводами. Бланш просидела у окна до тех пор, пока полночное покрывало не раскинулось над окрестностями. Только тогда она легла в постель и предалась сладкому сну, знакомому только здоровому и счастливому невинному созданию.
Глава 36
Как передать блаженство юных дней,
Когда в душе все сущее рождало радость:
Долины, горы и лесной ручей,
Чей шепот обещал мечтаний сладость.
Бланш проспала намного дольше, чем собиралась: уставшая с дороги служанка разбудила ее перед завтраком. Разочарование, однако, тут же забылось, стоило открыть окно и увидеть с одной стороны сияющее в утренних лучах море с парусами и весельными лодками, а с другой – свежий от росы лес, бескрайние равнины и возвышающиеся вдалеке синие горы.
Вдохнув свежий воздух, Бланш разрумянилась и с удовольствием встретила новый день.
«Интересно, кто придумал монастыри? – спросила она себя. – И кто убедил людей в них уединяться? Кто превратил религию в притворство, старательно оградив от всего, что способно вызвать веру? Бог с радостью принимает почитание благодарного сердца. А мы, видя его славу, испытываем особенно глубокую признательность. За долгую череду скучных дней в монастыре я ни разу не испытала столь же горячей преданности, как за те несколько часов, что провела здесь. Достаточно посмотреть вокруг, чтобы принять Бога в сокровенной глубине сердца!»
Бланш закрыла окно и отправилась в столовую, где за столом уже сидел граф де Вильфор. Сияние свежего утра рассеяло его меланхолические размышления, и он заговорил с дочерью, приветливо улыбаясь. Вскоре появился Анри, а следом вошли графиня и мадемуазель Беарн. Все оценили вдохновляющее влияние пейзажа. Даже графиня до такой степени подобрела, что милостиво приняла любезности мужа и лишь однажды забыла о великодушии, спросив, есть ли здесь соседи, способные сделать «это варварское место» более терпимым, и считает ли граф, что она сможет существовать без развлечений.
Вскоре после завтрака компания распалась. Граф встретился в библиотеке с управляющим и направился изучать состояние замка, после чего собирался навестить кое-кого из арендаторов. Анри поспешил на берег, чтобы проверить лодку, на которой вечером предстояло совершить морскую прогулку, и проследить за устройством на ней подобия шелкового шатра. Графиня в сопровождении мадемуазель Беарн устроилась в одной из элегантных комнат в современной части замка. А поскольку окна и балкон выходили на море, вид на «ужасные» Пиренеи ее больше не угнетал. Здесь, удобно расположившись на софе и устремив взгляд в морскую даль, она предавалась роскоши скуки, в то время как компаньонка читала вслух пронизанный модными философскими тенденциями сентиментальный роман. Графиня считала себя отчасти философом, особенно в вопросах супружеской неверности, и в определенных кругах ее мнения ждали с нетерпением и воспринимали как доктрину.
Бланш тем временем отправилась на долгую прогулку по окрестностям замка, и, пока бродила по уединенным уголкам, веселое настроение постепенно уступило место лирической задумчивости. Она медленно шагала в тени густо переплетенных веток, по траве, еще блестевшей от свежей росы, а потом резво побежала по освещенной солнцем тропинке. Светлая зелень березы, акации и рябины время от времени сменялась темными тонами кедра, сосны и кипариса, создавая такой же живописный контраст, какой массивный дуб или платан составляют по отношению к воздушной легкости пробкового дерева или изяществу тополя.
Увидев в глубине леса простую деревянную скамейку, Бланш присела отдохнуть. Глядя сквозь деревья на голубой простор Средиземного моря с белыми метками парусов и на сияющие в лучах полуденного солнца величественные горы, она испытала тот возвышенный восторг, который пробуждает воображение и рождает в душе поэзию. Тишину нарушало лишь легкое жужжанье пчел: в хороводе разноцветных насекомых они резвились в тени или собирали нектар со свежих цветов. Наблюдая за полетом бабочки, Бланш представила радости ее короткой жизни и сочинила такое незамысловатое стихотворение:
Что за чудесная долина
Манит тебя остаться,
Забыв о вересковом клине,
Куда подруги мчатся?
Давно я жду тебя в цветах,
Что утренней росы свежей.
Не виден крыльев всполох. Ах!
Не слышен голос фей.
Лишь тихое журчание потока,
Дыханье рощи, луга аромат
Тебе подскажут истину зарока,
Любви моей откроют дивный сад.
Когда бутоны раскрывают
И первоцвет, и водосбор,
Что берег густо населяют
И украшают косогор;
Когда ветра вокруг вздыхают,
Тревожа хрупкие цветы,
И ароматы робко тают,
Лечу туда, где медлишь ты.
Там, где таинственная тень,
Где не ступает отрок дерзкий,
Где робко вянет душный день
В тоске по синеве небесной,
Порхаю в светлой вышине,
Над склонами и над холмами,
Кружусь в воздушной тишине,
Любуюсь вечными цветами.
Лишь для тебя оставлю чудный край,
Жасмина покажу раздолье,
Открою алых роз нежнейший рай,
Садов и парков подарю приволье.
Отправимся с тобой к вершинам гор,
Отведаем медового нектара.
Долин и склонов девственный простор
Дороже императорского дара.
Но нет ответа на мои мольбы!
И ветра дуновенье молчаливо.
Когда-то лишь со мной летала ты,
Внимала верно ласковым призывам.
Оплакиваю горько промедленье,
Корю коварство дальних берегов.
Но ты права: там ищешь вдохновенья,
Где феи берегут блаженство снов.
Царица фей, тобой покорена,
В далекие края послала мудро,
Чтобы вернулась ты, озарена
Волшебным светом солнечного утра.
Попробовав нектар индийских роз
Или росу неведомых лугов,
Забудешь свежесть наших майских гроз,
Тоску любви и жар горячих снов.
В горах замедлишь быстрый свой полет,
Чтобы красы земной не потерять мгновенье.
Иной покой вечерний свет прольет
И новое дарует вдохновенье.
Но вот летишь навстречу: весела,
Как все цветы весны и краски лета.
Наряд твой ярок; что ты принесла
На крыльях легких? Помнишь ли поэта?
Ко мне ты мчишься. О, лети скорей!
Скорей приди в святой любви чертог!
Нам песню счастья дарит соловей,
И розы лепестки роняют на порог!
Вернувшись в замок, Бланш не пошла в покои графини, а отправилась бродить по самой старой части дома, которой еще не видела: хотя современные комнаты выглядели красивыми и элегантными, старинные апартаменты казались ей более интересными и глубоко волновали воображение. Поднявшись по парадной лестнице и пройдя по дубовой галерее, Бланш оказалась в длинной анфиладе комнат, стены которых или прятались под гобеленами, или скрывались за темными кедровыми панелями, а мебель смотрелась почти такой же древней, как и сами покои. Не сохранившие воспоминаний о былой жизни камины выглядели одинокими и холодными, а вся анфилада производила впечатление пустоты и заброшенности: казалось, что почтенные персоны, чьи пыльные портреты украшали стены, последними жили в этих импозантных, но унылых помещениях.
Покинув анфиладу, Бланш оказалась в другой галерее, один конец которой упирался в черную лестницу, а другой завершался запертой дверью, судя по всему, ведущей в северную часть замка. Бланш спустилась по лестнице, наткнулся на еще одну дверь, отворив которую оказалась в небольшой квадратной комнате западной башни. Из трех окон открывались прекрасные виды: на севере раскинулась провинция Лангедок, на западе холмы переходили в венчавшие пейзаж Пиренеи, а на юге, где синело Средиземное море, манили взгляд дикие берега провинции Руссильон.
Выйдя из башни, Бланш по узкой лестнице спустилась в темный коридор, где, пытаясь найти выход, бродила до тех пор, пока не иссякло терпение. Только тогда она громко позвала на помощь. Вскоре послышались шаги, и под дверью в конце коридора мелькнул свет. Бланш снова громко крикнула, сделала несколько неуверенных шагов и увидела экономку, выглядывавшую из-за двери.
– Дорогая мадемуазель, это вы? – изумилась Доротея. – Как вы сюда попали?
Если бы Бланш не была охвачена собственными страхами, то наверняка заметила бы ужас на лице доброй женщины. Экономка поспешно пошла по лабиринту коридоров и покоев, по виду заброшенных уже больше века, и, наконец, привела молодую госпожу в свою комнату. Бланш с удовольствием приняла предложенные сладости и рассказала об открытии чудесной башни, которую желала использовать по собственному усмотрению. То ли Доротея не обладала тонким вкусом и тягой к красотам природы, то ли постоянная жизнь среди прекрасных пейзажей притупила ее восприятие, но она не поддержала горячего энтузиазма Бланш, чем, впрочем, нисколько не расстроила мадемуазель. На вопрос, куда ведет запертая дверь, экономка ответила, что за ней скрывается анфилада покоев, куда уже много лет никто не входил.