Валанкур задавал тысячи вопросов относительно Монтони, на которые Эмили не успевала отвечать, а затем рассказал, что ее письмо было отправлено в Париж, тогда как он находился на пути в Гасконь. В конце концов письмо дошло до адресата; узнав, что Эмили вернулась во Францию, Валанкур немедленно выехал в Лангедок. Добравшись до монастыря, откуда было отправлено письмо, Валанкур с сожалением заметил, что ворота уже заперты на ночь, и отправился в свою маленькую гостиницу, чтобы написать той, которую уже и не надеялся увидеть до утра. По дороге он встретил доброго парижского знакомого Анри де Вильфора, который и помог ему разыскать любимую.
Вместе с Валанкуром и Анри Эмили вернулась на поляну. Анри представил товарища отцу, и Эмили заметила, что граф встретил приятеля сына без своего обычного радушия, хотя и пригласил принять участие в празднике. Засвидетельствовав почтение графу, Валанкур присел возле Эмили и с воодушевлением завел разговор. Развешанные на ветках фонари позволили ей рассмотреть дорогие черты, которые она так часто вспоминала. К сожалению, лицо Валанкура заметно изменилось. На нем по-прежнему читался ум и душевная горячность, однако пропала былая бесхитростность и открытая благожелательность. Эмили казалось, что временами тревога и грусть охватывают Валанкура; иногда он на миг задумывался, а потом вздрагивал, словно пытаясь отбросить неприятные мысли, а порой, глядя на Эмили, поддавался внезапному приступу ужаса. В ней он нашел те же доброту и очаровательную простоту, которые привлекли его во время их знакомства. Цветение юношеской красоты слегка поблекло, но милые черты сохранились и стали еще интереснее благодаря легкому налету меланхолии.
По просьбе друга Эмили рассказала о случившихся после отъезда из Франции событиях. Слушая историю злодеяний Монтони, Валанкур испытывал жалость и негодование. Не раз он вскакивал с места и уходил в сторону, охваченный не только возмущением, но и осознанием собственной вины. Он не стал слушать рассказ об убрате поместий, доставшихся Эмили от мадам Монтони, и о том, как трудно будет их вернуть, – Валанкура волновали лишь страдания возлюбленной. Испытывая острую тоску, он внезапно отошел в сторону, а когда вернулся, Эмили заметила, что он плакал, и с нежностью попросила его успокоиться.
– Мои страдания в прошлом. Я спаслась от тирании Монтони и встретилась с вами. Так позвольте же видеть вас счастливым.
Валанкур разволновался еще больше и произнес:
– Я недостоин вас.
Эти слова поразили не столько своим значением, сколько тоном, которым они были произнесены. Эмили взглянула на него печально и вопросительно.
– Не смотрите на меня так, – взмолился Валанкур и, сжав ее руку, отвернулся. – Я не вынесу такого взгляда.
– Я хотела бы знать, что означают ваши слова, – мягко, но взволнованно проговорила Эмили, – однако боюсь, что сейчас этот вопрос слишком вас огорчит. Давайте побеседуем на другие темы. Возможно, завтра вы успокоитесь. Посмотрите на залитый лунным светом лес, на башни вдалеке. Когда-то вы ценили красоту и даже говорили, что способность находить утешение в созерцании восхитительных пейзажей – особое свойство тех, кто невинен душой.
Глубоко тронутый этими словами, Валанкур ответил:
– Да, когда-то я действительно ценил невинные и простые радости, но тогда я был чист сердцем. – Он на миг умолк, а потом спросил: – Помните наше путешествие через Пиренеи?
– Разве можно такое забыть? – удивилась Эмили.
– А я бы с радостью забыл, если бы смог. Это время было самым счастливым в моей жизни! Тогда я искренне любил все величественное и прекрасное.
Эмили не сразу сумела остановить слезы и совладать со своими чувствами.
– Если вы хотите забыть то путешествие, то и я должна выбросить его из памяти. – И, помолчав, добавила: – Ваше признание причиняет мне боль, но сейчас не время для дальнейших расспросов. И все же разве можно хотя бы на миг представить, что вы менее достойны моего уважения, чем прежде? Я по-прежнему верю в вашу искренность и знаю, что если попрошу у вас объяснения, то сразу его получу.
– Да, – подтвердил Валанкур. – Да, Эмили. Я не утратил искренности. Если бы это произошло, я сумел бы скрыть свои чувства, узнав о ваших страданиях, в то время как я… но не произнесу больше ни слова. Я не хотел говорить даже этого: ощущение вины пришло неожиданно. Скажите, Эмили, что не забудете того путешествия, не захотите его забыть, и я успокоюсь. А сам я ни за что на свете не расстанусь с этими воспоминаниями.
– Как противоречиво вы говорите! – воскликнула Эмили. – Но нас могут услышать. Забуду я наше путешествие или сохраню его в памяти, зависит от вас: я поступлю точно так же, как поступите вы. Однако пора присоединиться к графу.
– Сначала скажите, что прощаете причиненное вам сегодня огорчение и по-прежнему меня любите.
– Искренне прощаю. Но люблю ли я вас по-прежнему, вам должно быть лучше известно; ваше сердце подскажет, заслуживаете ли вы этого чувства. Пока хочется верить, что так и есть, – ответила Эмили и, заметив печаль Валанкура, добавила: – Нечего и говорить, сколько боли мне причинит иное мнение. Кстати, молодая особа, которая сюда идет, это дочь графа де Вильфора.
Валанкур, Эмили и мадемуазель Бланш присоединились к общей трапезе. За столом, накрытым под натянутым между деревьями ярким полотняным тентом, помимо графа, Анри и месье Дюпона также собрались самые почтенные арендаторы. Для всех, кроме Валанкура и Эмили, банкет носил праздничный характер.
Вскоре граф засобирался домой, однако не пригласил шевалье стать его гостем, так что тому пришлось проститься с мадемуазель Сен-Обер и вернуться в тихую деревенскую гостиницу.
Прибыв в замок, Эмили поспешно удалилась в свою комнату и предалась тревожным размышлениям о поведении милого друга и об отношении к нему графа. Эти мысли до такой степени овладели ею, что только на рассвете она вспомнила о Доротее. Поняв, что добрая женщина уже не придет, Эмили забылась беспокойным сном.
На следующий день граф случайно встретился с ней на одной из аллей. Разговор зашел о вчерашнем празднике, и он упомянул Валанкура.
– Талантливый молодой человек. Кажется, вы и прежде были с ним знакомы?
Эмили подтвердила.
– Мне он был представлен в Париже, и при первом знакомстве произвел положительное впечатление, – продолжил граф и внезапно умолк.
Эмили с душевным трепетом замерла от желания услышать больше, но боялась проявлять излишний интерес.
– Можно ли спросить, – наконец произнес граф, – как давно вы знакомы с месье Валанкуром?
– Позвольте сначала узнать, почему вы спрашиваете об этом, и тогда я немедленно отвечу, – парировала Эмили.
– Разумеется, – с готовностью согласился граф. – Не стоило труда заметить, что месье Валанкур глубоко вами восхищен, и в этом нет ничего удивительного: каждый, кто вас видит, испытывает те же чувства. Поверьте: я выше банальных комплиментов и говорю искренне, – а боюсь я только одного: что вы благосклонно принимаете его внимание!
– Почему же вы этого боитесь? – уточнила Эмили, стараясь скрыть волнение.
– Потому что считаю шевалье недостойным ваших чувств, – серьезно ответил граф.
Глубоко обеспокоенная, Эмили попросила объяснений.
– Я объяснюсь, если вы поверите, что только острая заинтересованность в вашем благополучии дает мне основания так говорить.
– Я верю, что так и есть, – подтвердила Эмили.
– Давайте присядем вот под этими деревьями, – предложил граф, заметив внезапную бледность спутницы. – Вы устали.
Они присели на скамейку, и граф продолжил:
– Многие молодые дамы на вашем месте сочли бы мое поведение не столько дружественным, сколько нескромным и даже навязчивым. Однако, узнав ваш характер и благоразумие, я не испытываю подобных опасений: несмотря на наше краткое знакомство, я почувствовал к вам уважение и считаю, что вы заслуживаете счастья. И, надеюсь, его получите.
Эмили тихо вздохнула и в знак благодарности склонила голову. Граф немного помолчал, а потом продолжил:
– Я нахожусь в затруднительной ситуации, однако желание оказать вам важную услугу перевешивает личные соображения. Если эта тема не слишком для вас болезненная, не поведаете ли вы мне, как познакомились с месье Валанкуром?
Эмили коротко рассказала об их случайной встрече, а затем так искренне попросила графа открыть важные сведения, что тот понял ее чувства и задумался, как бы поделикатней рассказать встревоженной слушательнице все, что ему известно, и причинить поменьше страданий.
– Шевалье и мой сын, – заговорил он наконец, – познакомились в доме у одного товарища-офицера. Там же и я встретился с ним и пригласил к себе. Тогда я еще не подозревал, что он свел знакомство с низкими людьми, жившими грабежом и убивавшими время в кутежах. Я знал нескольких парижских родственников шевалье и считал их репутацию достаточной рекомендацией для близкого знакомства. Но вам плохо? Пожалуй, мне стоит прекратить этот разговор.
– Нет, граф, – возразила Эмили. – Прошу, продолжайте. Я всего лишь расстроена.
– «Всего лишь»! – воскликнул граф. – Однако продолжу. Вскоре я услышал, что новые друзья втянули шевалье в разгульную жизнь, из которой он не мог и не хотел вырваться. Пристрастился к игре, тратил крупные суммы за карточным столом и, в конце концов, разорился. Я обратился к его настоящим друзьям, но те заверили, что уже устали его уговаривать и убеждать. Позднее я узнал, что дурная компания посвятила Валанкура во все тайны своего ремесла – тем более что он имел весьма значительный талант в игре – и даже выделила ему долю от своих доходов.
– Не может быть! – внезапно воскликнула Эмили. – Но простите, граф, я сама не знаю, что говорю. Отнесите это на счет моего расстроенного ума. Я должна, обязана верить, что вас ввели в заблуждение: наверняка враги шевалье представили его в искаженном свете.
– Я был бы счастлив согласиться с вами, – ответил граф, – но не могу. Только уверенность в том, что дело обстоит именно так, как я и сказал, а также забота о вашем благополучии заставляют меня повторять столь неприятные вещи.