Глава 39
Неужто наш союз,
Минуты и часы былого счастья,
Боязнь разлуки – все забыто?
Неужто ты отвергнешь прежнюю любовь?
Вечером, когда Эмили сообщили, что граф де Вильфор желает ее видеть, она решила, что Валанкур уже ждет ее внизу. Собравшись с духом, она вышла из комнаты, однако возле двери библиотеки, где, очевидно, должна была состояться встреча, чувства нахлынули на нее с новой силой, и пришлось на долгое время вернуться в холл, чтобы совладать с нервами.
Войдя в библиотеку, Эмили увидела там графа и Валанкура. При ее появлении оба встали, но она не осмелилась взглянуть на шевалье. Граф подвел ее к креслу и немедленно удалился.
Эмили сидела, потупив взор, не в силах произнести ни слова и едва дыша. Валанкур опустился в соседнее кресло, но тоже молчал. Услышав его тяжкие вздохи, Эмили подняла глаза и увидела, как жестоко он страдает.
Наконец Валанкур заговорил:
– Я попросил вас о встрече сегодня, чтобы сократить часы мучительной неизвестности, которая вызвана переменой в вашем поведении и только в некоторой степени объясняется намеками графа. Эмили, я понимаю, что у меня есть враги и завистники, стремящиеся разрушить мое счастье. Я понимаю и то, что время и расстояние ослабили былое чувство, и теперь не трудно убедить вас забыть меня.
Последние слова прозвучали с дрожью в голосе, но Эмили продолжала упорно хранить молчание.
– О, что это за встреча! – воскликнул Валанкур и, вскочив, принялся мерить комнату торопливыми шагами. – Что за встреча после долгой-долгой разлуки! – Он снова сел и после короткой паузы добавил твердо, хотя и с заметным отчаянием: – Это слишком жестоко! Эмили, неужели вы не хотите со мной разговаривать?
Словно стараясь скрыть свои чувства, он прикрыл лицо ладонью, а другой рукой взял Эмили за руку, и она ее не отдернула. Слезы полились ручьями. Увидев, что любимая плачет, Валанкур вновь испытал надежду и воскликнул:
– О, вы все-таки жалеете меня! Все-таки любите! Вы по-прежнему остаетесь моей Эмили. Позвольте поверить, что ваши слезы означают именно это!
Эмили попыталась вернуть твердость духа, поспешно вытерла глаза и заговорила:
– Да, я жалею и оплакиваю вас. Но должна ли я думать о вас с любовью? Наверное, вы помните, как вчера вечером я сказала, что по-прежнему уверена в вашей искренности и надеюсь получить от вас необходимые объяснения. Сейчас эти объяснения уже ни к чему, я все отлично знаю, но хотя бы докажите, что ваша искренность заслуживает моего доверия. Ответьте, считаете ли вы себя тем же достойным доверия и уважения Валанкуром, которого я когда-то любила?
– Когда-то любила! – с болью повторил шевалье. – Я тот же самый! – Он умолк, стараясь справиться с наплывом чувств, а потом добавил голосом одновременно торжественным и печальным: – Нет, я не тот же! Я погиб и больше не достоин вас!
Валанкур снова закрыл лицо руками. Эмили слишком глубоко переживала его искренний ответ, чтобы сразу заговорить, и пока старалась заглушить зов сердца и проявить необходимую твердость, поняла, что в присутствии любимого не сможет достаточно долго проявлять решимость, а потому поспешила завершить мучительный разговор. И все же при мысли о том, что эта встреча – последняя, мужество мгновенно покинуло ее, а остались только нежность и печаль.
Валанкур, окончательно поддавшись раскаянию и горю, сидел словно парализованный и, казалось, не замечал присутствия Эмили. Лицо его по-прежнему было закрыто руками, а из вздымающейся груди вырывались тяжкие порывистые вздохи.
– Избавьте меня от необходимости… – с усилием заговорила Эмили. – Избавьте меня от необходимости упоминать о тех обстоятельствах вашего поведения, которые вынуждают меня разорвать наши отношения. Мы должны расстаться. Я вижу вас в последний раз.
– Нет, это невозможно! – воскликнул Валанкур, словно очнувшись от забытья. – Вы не можете всерьез думать о том, что говорите. Вы не можете оттолкнуть меня навсегда!
– Мы должны расстаться навсегда, – настойчиво повторила Эмили. – И вы добились этого своим поведением.
– Это решение принял граф де Вильфор, а не вы, – высокомерно произнес Валанкур. – И я непременно выясню, на каком основании он вмешивается в наши отношения.
Он встал и снова в возбуждении заходил по комнате.
– Вы заблуждаетесь, – возразила не менее взволнованная Эмили. – Это решение приняла я. И если вы задумаетесь о своем поведении, то сразу поймете, что этого требует мой душевный покой в будущем.
– Ваш будущий душевный покой требует разлуки навсегда! – повторил Валанкур. – Вот уж не ожидал услышать от вас таких слов!
– А я не ожидала, что мне придется их произнести! – ответила Эмили. Голос ее смягчился, а на глазах снова выступили слезы. – Я не ожидала, что вы, Валанкур, утратите мое доверие!
Потрясенный осознанием потери, он принялся горько раскаиваться в своем предосудительном поведении и, в конце концов, разрыдался, утратив способность связно говорить.
Его бурное раскаяние и искреннее горе, конечно, не смогли оставить Эмили безучастной. Если бы она не вспомнила изложенные графом де Вильфором отвратительные подробности и его же предупреждение об опасности сочувствия под влиянием страсти, то скорее всего прислушалась бы к голосу сердца и забыла о недостойном поведении любимого.
Валанкур вернулся в кресло и тихо заговорил:
– Я низко пал, это правда: я погиб для себя самого, – но разве смогли бы вы, Эмили, так скоро и внезапно отступиться от меня, если бы не разлюбили прежде или не подчинились эгоистичному руководству со стороны другого человека? Разве в ином случае вы не надеялись бы на мое возрождение? Неужели оттолкнули бы меня, повергнув в отчаяние и одиночество?
Эмили разрыдалась.
– Нет, Эмили, нет. Если вы все еще любите меня, то не поступите так, а обретете счастье в моем спасении.
– Надежда на это слишком призрачна, чтобы я доверила ей благополучие всей моей жизни, – ответила Эмили. – Позвольте узнать: вы бы заговорили об этом, если бы действительно меня любили?
– Действительно ли любил! – повторил Валанкур. – Неужели вы сомневаетесь в моих чувствах? Впрочем, неудивительно, что вы усомнились, поскольку я в большей степени готов втянуть вас в погибель вместе с собой, чем страдать от разлуки. Да, Эмили, я погиб! Погиб безвозвратно, погрязнув в долгах, которые никогда не смогу заплатить!
Горькие слова Валанкур произнес с выражением мрачного отчаяния. Восхищаясь его искренностью, Эмили с болью заметила переменчивость и внезапность его чувств, как и глубину несчастья, куда переживания могли его повергнуть. Прошло еще несколько минут, прежде чем она нашла в себе силы завершить свидание.
– Не стану более затягивать нашу встречу бесполезными разговорами. Прощайте, Валанкур.
– Вы не уйдете! – горько воскликнул он. – Вы не покинете меня прежде, чем я смирюсь с безысходностью и отчаянием!
Эмили испугалась его сурового взгляда и произнесла мягче:
– Вы же сами признали, что нам необходимо расстаться. Если вы хотите, чтобы я поверила в вашу любовь, то повторите признание.
– Никогда и ни за что! Я был вне себя, когда произнес эти слова. Ах, Эмили! Мое положение невыносимо! Хоть вы и знаете о моих прегрешениях, ваше внезапное озлобление вызвано влиянием со стороны. Между нами встал граф, однако это препятствие продержится недолго.
– Вы действительно не в себе, – возразила Эмили. – Граф де Вильфор вовсе вам не враг. Напротив, он мой друг, а потому в некоторой степени и вы можете считать его своим другом.
– Ваш друг! – поспешно перебил ее Валанкур. – Как долго он остается вашим другом, если может так легко заставить вас забыть возлюбленного? Это он рекомендовал месье Дюпона, который сопровождал вас в пути из Италии и который, судя по всему, украл ваше сердце? Но я не имею права задавать вам вопросы: вы сама себе хозяйка. Возможно, Дюпону суждено недолго торжествовать победу!
Еще больше испугавшись безумного взгляда Валанкура, Эмили едва слышно взмолилась:
– Ради бога, ведите себя разумно! Месье Дюпон вовсе вам не соперник, а граф не его адвокат. У вас нет соперника, как нет и другого врага, кроме себя самого. Сердце мое измучено болью, которая лишь обостряется по мере того, как ваше безумное поведение ясно доказывает, что передо мной совсем не тот человек, которого я любила.
Валанкур не ответил, а молча закрыл лицо ладонями. Эмили стояла рядом и дрожала от горя и страха оставить любимого в смятенном состоянии.
– О, бездна несчастья! – внезапно воскликнул Валанкур. – В своих страданиях я должен винить только себя. Я не могу думать о вас, не вспоминая о поступках, из-за которых вас и потерял! Зачем только я отправился в Париж? Зачем поддался искушениям, ввергнувшим меня в пучину порока? Как бы я желал вернуться в безмятежные дни невинности и покоя, в первые дни нашей любви!
Это воспоминание смягчило его сердце; отчаяние растворилось в слезах. После долгого молчания Валанкур взял Эмили за руку и произнес совсем иным, мягким голосом:
– Неужели вы сможете выдержать разлуку? Неужели отвергнете сердце, которое хотя и грешило, много грешило, но не утратило любви и способно возродиться?
Слезы не позволили Эмили произнести ни слова, а Валанкур продолжал:
– Сможете ли вы забыть былые дни счастья и доверия, когда я не представлял, что способен скрыть от вас хотя бы одну мысль? Когда у меня не было ни единого занятия, в котором не участвовали бы и вы?
– Ах, не побуждайте меня вспоминать те дни, – возразила Эмили, – если не можете научить равнодушию. Я не собираюсь вас упрекать: иначе не плакала бы, – но зачем вы бередите рану, вспоминая о своих былых добродетелях?
– Былые добродетели смогли бы вернуться, если бы питающая их любовь оставалась прежней. Но боюсь, что вы уже не можете любить, иначе прежнее счастливое время не оставило бы вас равнодушной. Но зачем я мучаю себя воспоминаниями? Зачем остаюсь здесь? Разве не безумие вовлекать вас в свои несчастья, даже если бы сердце ваше по-прежнему принадлежало мне? Я не стану больше вас огорчать. И все же, прежде чем уйти, – добавил Валанкур с особым значением, – позвольте повторить: какой бы ни оказалась моя дальнейшая судьба, что бы ни пришлось мне вынести в грядущем, я буду всегда любить вас. А теперь, Эмили, прощайте. Прощайте навсегда!