За любовью всегда следует смерть
Звонит телефон. Павел встает с дивана, ищет тапки, находит только один, цепляет его на ногу и шлепает к телефону.
Это Петр, его приятель. Вернее, это Петр считает Павла приятелем, Павел вообще об этом не задумывается.
Им за сорок, и они оба неудачники – вот что связывает их крепче дружбы. Павел ни разу не был у Петра и понятия не имеет, где и с кем тот живет. Наверняка один, как и Павел, – вот еще одна черта их вынужденного родства. Петр часто ему звонит, заходит тоже часто, иногда даже остается ночевать, засыпая пьяным в кресле. Павлу лень его будить и спроваживать – Петр лежит тихо, как поломанная, никому не нужная вещь.
Вообще, все это было печально. Но это была заслуженная печаль, выстраданная ими обоими. Павел не променял бы ее ни на какое другое чувство. Ничто в мире не стоило этой печали.
– Можно я приду? – говорит в трубку Петр. – У меня есть кое-что.
– Валяй, – коротко бросает Павел и кладет трубку.
Через полчаса Петр уже сидит в кресле. На журнальном столике стоит коробка с дешевым вином и пара пластмассовых стаканчиков.
– Вот, значит, какой сюжет, – говорит Петр, закуривая сигарету. – Мужику попадается на глаза объявление. Не важно, где и как. Совершенно случайно. И оно его потрясает! Врубаешься? Как первая любовь пронзает насквозь! Ба-бах! «Молодая похотливая сучка вылижет, высушит и съест». Каково? Ты бы прошел мимо?
Павел пожимает плечами. Он бы вообще не стал читать такое.
– Ну вот, вызванивает он эту цацу, – продолжает Петр, – набирает бухла и едет прямиком к ней. И она в порядке, старик! Прямо на пороге устраивает ему такое, что он сразу забывает, как его зовут.
– А кстати, как его зовут? – вставляет Павел, отхлебывая из стаканчика.
– Да какая разница, как там кого зовут! – отмахивается Петр. – Она тоже ни хрена не помнит от возбуждения. Они прямо как бешеные скачут друг на друге – полная вакханалия! Он кончает, потом она, потом они достигают оргазма одновременно, потом снова по очереди, и так несколько раз. Да они прямо с ума сходят, оторваться друг от друга не могут, врубаешься?
– Надо же, – говорит Павел. – Фантастика.
– Правда жизни! – говорит Петр.
Какое-то время оба молчат, каждый по-своему переваривая эту картинку.
– Это все? – спрашивает Павел.
– Главное впереди, – снова оживляется Петр. – Дальше идет гвоздь программы: она начинает его вылизывать, как было обещано в объявлении. Она вылизывает его полностью, с ног до ушей, не пропуская ничего. Медленно, каждый миллиметр. Ты бы хотел такого, старик?
– Хотел бы что? Чтобы меня вылизали? Вряд ли.
– Просто ты никогда не любил. Теперь я вижу, что ты никогда никого не любил.
– Полегче. Скорее, из этого следует, что не любили меня.
– Может, и так.
– Давай уже, чеши дальше.
– Дальше все плохо. Вылизав, она наотрез отказывается его есть.
– Ну еще бы.
– Ты врубаешься. Она даже укусить его не хочет.
– Этого следовало ожидать.
– Господи, опять наебка, думает он, опять все не по-настоящему. Зачем ты тогда так написала?! Для красоты слога, отвечает она. Врубаешься, для красоты слога!
– Женщина неспособна понять истинную суть любви.
– Вот именно! Женщины скользят по поверхности, как утки. В общем, она начинает кричать, что он сумасшедший, чтобы он убирался прочь, иначе она вызовет полицию. И он взаправду как бы сходит с ума. Начинает крушить мебель, бить стекла, он весь в крови и пене. Катается по полу, рычит и плачет.
– Ишь ты, – качает головой Павел.
– Ты врубаешься, старик. Ты врубаешься.
Снова наступает молчание. Кажется, где-то далеко воет сирена.
– Знаешь, что делает эта сука? – говорит Петр.
– Она вызывает ментов, – говорит Павел.
– Да. И те приезжают.
– Да, они всегда приезжают.
– И убивают мужика, потому что он перегрызает горло одному из них.
– Господи! Теперь все? – спрашивает Павел.
– Теперь да, – кивает Петр.
Они молчат.
– Ну, может, она не совсем и сука? – говорит Павел. – Может, просто глупая?
– Может, и не сука, – говорит Петр. – Хрен ее поймешь.
Павел разливает остатки вина. В комнате сильно накурено, полумрак окутан дымом.
– Как назовешь?
– Любовь или смерть.
– Хорошо, – говорит Павел. – За любовью всегда следует смерть.
– В точку. Можно я так и назову рассказ?
– Конечно. Это хорошее название.
– Знаешь, – говорит Петр, – я тут подумал: часто бывает, что название лучше самой вещи. И это тоже неплохо.
– Неплохо, да, – говорит Павел. – Но не в этом случае.
– Не в этом.
Вино допито, Петр заснул в кресле, он счастливо вздыхает во сне. Павел накрывает его пледом. Потом подходит к окну, там темно. Идет дождь. Капли барабанят по стеклу. На улице ни души, но где-то там есть любовь. И смерть наверняка тоже там же, идет по пятам во тьме.
Бац, бац, бац
Бац, бац, бац – Буркин долбил по клавиатуре не жалея ни ее, ни пальцев. Он хотел написать великий русский роман – остальное его не волновало. Бац, бац, бац – и страница готова. Потом еще одна – бац, бац.
Клавиатуру он менял каждый месяц. Пальцы тоже не мешало бы заменить, но с этим было сложнее. С новыми пальцами вообще была беда. А его никуда не годились.
Подруга Ляля каждый раз читала написанное им за неделю.
– Ну как?
– Погоди, – морщилась она.
Лицо у Ляли было скучным. Казалось, она все время борется с тем, чтобы не зевнуть. В этот раз было то же самое.
– Что? – устало спрашивал Буркин. – Совсем никак?
Ляля пожимала плечами.
– В конце концов, я не последняя инстанция, – говорила она.
Буркин мотал головой.
– Тебе я верю. У тебя отменный вкус.
Ляля вздыхала. Каждый раз было одно и то же.
– По-моему, чего-то тут не хватает.
– Чего?
– Мне откуда знать? Но, по-моему, чего-то самого главного.
– Чего еще самого главного! – не выдерживал Буркин.
Он вскакивал с дивана и нервно ходил по комнате, натыкаясь на мебель. Господи, он писал больше десяти лет, день за днем насиловал мозг, пахал на совесть, он передолбал больше сотни клавиатур – и не мог найти главного? Что было этим главным? Где его было искать?
Ляля горестно смотрела на него. Он снова садился и пытался успокоиться. Внутри все кипело от горя.
– Чай будешь? – спрашивала Ляля.
– Чай? – взвивался Буркин. – Ты издеваешься?
– И в мыслях не было.
Буркин ронял голову в ладони.
– Может, напиться? – горестно произносил он.
– И то верно. Нажрись, как твой брат.
– А что, и нажрусь! Имею право!
– Давай, давай! Это у вас семейное. Слабак.
Ляля знала, что Буркин не будет пить, потому и подначивала его, не опасаясь, что он и правда ударится в загул. Он мог выпить пару рюмок, не больше – перебор грозил ему серьезным недомоганием.
Вот Колян, старший брат Буркина, был тем еще алкашом. Он мог пить неделями, тусуясь с дворовой гопотой, полностью теряя человеческий вид. В такие дни от него несло как от последнего бомжа, он покрывался коркой грязи и только и мог, что мычать себе под нос. Это было ужасающее зрелище. Буркин отказывался признавать в нем родственника, но вместе с тем ему было жаль брата. Иногда он давал ему на алкоголь, когда тот вдруг появлялся на пороге его квартиры.
Сам Колян жил с их матерью в соседнем доме. Завязывая, он вдруг быстро приходил в себя, отмывался и отъедался, а потом устраивался на работу. Причем, если он шел на вакансию электрика, то его почему-то обязательно брали главным энергетиком. Или он собеседовался на грузчика, а выходил уже старшим кладовщиком. Буркин понятия не имел, как он это делал. Когда брат был трезв, ему начинало бешено фартить, и деньги падали на него, как зимой – снег. Тогда он покупал все, что попадало ему на глаза: шмотки, бытовую технику, какие-то бесполезные дорогие вещи. Он сорил деньгами напропалую. Впрочем, скоро это ему надоедало, и Колян снова уходил в запой. Он подставлял кучу людей, но ему было насрать. Что он и делал весь следующий месяц, не снимая штанов.
Его мало кто любил, но разве самого Буркина любили больше?
Только благодаря Ляле он имел какой-то перевес.
Бац, бац, бац – Буркин снова пальцами перелопачивал словесную руду. Бац, бац, бац!
В дверь позвонили.
Буркин встал из-за стола и поплелся в прихожую.
За дверью на лестничной площадке стоял брат. В этот раз он работал менеджером в каком-то фирменном автосалоне и был одет в серый дорогой костюм. От него пахло хорошим парфюмом. Глядя на него, трудно было вообразить, что еще месяц назад этот человек вонял исключительно говном.
– Здорово, братуха! – Колян ввалился в квартиру. – Кофа е?
– Чо надо? – буркнул Буркин, исподлобья поглядывая на него.
Он никак не мог привыкнуть к его резким метаморфозам.
– Дело е, – кривляясь, сказал Колян, проходя в комнату. – Де Лялька?
– Нет ее, – ответил Буркин.
– Выгнал, что ли?
– Не твое дело.
– Согласен. Не мое.
Брат подошел к столу и заглянул в монитор.
– Солнце, как сонную муху, клонило в закат, – прочитал он. – Блядь, чо это за хрень!
– А ну отойди! – заорал Буркин и двинулся на брата.
Тот, совсем не испугавшись, повалился в кресло и захохотал. Буркин, стоя над ним, бессильно сжимал кулаки.
– Прости, братуха, – отсмеявшись, сказал Колян. – Но это и правда поразительная хуета.
– Ты сначала сам что-нибудь напиши! – вырвалось у Буркина заученное.
– Написать? – удивился Колян такому предложению. – Да легко!
– Все вы так говорите! – презрительно воскликнул Буркин и тихо добавил: – Бомжи вонючие.
Колян не обратил внимания на последнюю ремарку. Он о чем-то кумекал, глядя на Буркина.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Давай так. Если я напишу роман, ты оформляешь кредит на «бэху». Годится?
– Зачем мне твой кредит? И «бэха» твоя мне не нужна.