Он достает из сумки немецкий костюм и фуражку.
– О! Все, как ты любишь?
– Ты переоденься, а я пока погуляю.
– Яволь, майн фюрер! – вскидывает она руку.
– Нет, – мягко говорит он. – Гитлер – это ты.
Женя смеется.
– С ума сошел! Я Евгения. Ева. А ты – мой Гитлер! Мой демон.
Димон кивает. Пусть будет так.
– Ладно, – говорит он. – Переодевайся.
Он поднимается наверх, вынимает из сумки гранату, дергает кольцо и бросает в блиндаж.
Взрыв немного его оглушает. В ушах звенит.
Минут через пять, когда в голове становится ясно, он достает мобильник и нажимает на кнопки.
– Слушаю, – отзывается Рита.
– Гитлер мертв, детка, – говорит Димон. – Гитлер мертв.
Вадим Шамшурин. Марат говорит
Марат говорит, что надо писать каждую неделю по рассказу, что, когда наберется пятьдесят, тридцать выбросить, а из двадцати сделать книжку. Мы тем временем идем в «Блиндональдс» на улице Жуковского – есть борщ за пятнадцать рублей. Марат говорит, что у него уже есть сюжет, вот слушай, издательство собирает в книжном магазине молодых писателей… Почему именно молодых, спрашивает Оксана. Да, не обязательно, просто писателей. Зачем? Чтобы весь вечер отвечать на их вопросы. И вот писатели спрашивают: почему вы нас не печатаете? А издательство отвечает: несите тексты, и мы вас напечатаем. А писатели отвечают: мы еще ничего не написали. Почему, спрашивает издательство. Зачем, удивляются писатели. Вы ведь все равно не напечатаете. Напечатаем! Не напечатаете… Да, хороший рассказ, киваю я, кивает Оксана. Давай ты возьмешь и напишешь его, говорит мне Марат, а мне сорок процентов за идею. Сам пиши, говорит Оксана, а мы тебе тогда сорок процентов. Сам придумай, сам напиши, а вы мне сорок процентов – нет, мне такие дела не нравятся, – говорит Марат… Мы идем по Литейному, и Марат говорит, что написал рассказ… Новый? Да. Когда? Наверное, уже полгода назад, но не знаю, как его закончить – мой герой там просыпается в конце, и всё оказывается сном… Нет, говорю я, это плохой конец, надо другой. Уже очень много рассказов, где герои в конце просыпаются, или там у них что-то с мозгами, и они либо психи, либо призраки… Завтра будет год, говорит Оксана, как я подписала договор с издательством, и ничего не движется. Ничего, говорю я, пройдет еще пару лет, и можно будет продать роман в другое издательство и снова денег заполучить. О, говорит Марат, из этого можно сделать рассказ, мне за идею – тридцать процентов. Почему тридцать, а не сорок? А вы больше всё равно не дадите! Завтра я поеду к Артуру, говорит Марат. Артуру куда-то надо уйти, а я должен проследить за двумя женщинами, которые будут класть плитку в ванной. Большое искушение, говорю я, они будут ползать по ванной кверху попами, а ты будешь смотреть. Не оказалось бы так, говорит Оксана, что ты скажешь, нет, вы не так делаете. Дай покажу как. А они скажут, да, да, покажи как! Ты начинаешь им показывать и кладешь в ванной плитку вместо них. Артур приходит, говорю я, ты в ванной кладешь плитку, а квартира пуста – ни кошки, ни мебели…
Из этого может получиться… хороший рассказ, заканчиваем мы все хором и смеемся.
Мы заходим с улицы в «Блинбург» – так упрямо называют это бистро Марат с Оксаной – и садимся в самом конце зала в пустом закутке. Валяется какой-то мусор, на столе оплавленный воск, на стульях крошки. Возьми другой стул, говорит Оксана. Марат говорит, смотрите какой уваристый борщец, ложка стоит. И правда, пластмассовая ложка стоит. И у меня стоит, – говорит Оксана. Однако, – удивляется Марат. Представляете, меня в рецензии назвали девицей неопределенных лет, говорю я. Это как так, спрашивает Марат. А вот так, я достаю вырезку: «Повесть В, героиня которой грациозно грызет ногти, а потом садится в конце на шпагат, приводит в недоумение ужасным половым дисбалансом, все это скорей писала девица неопределенных лет, удивительно только, что у нее имя В.» Это, спрашивает Марат, женщина написала? Нет, какой-то Всеволод… Тебе надо, говорит Марат, написать рассказ, как ты находишь его, чтобы набить морду, а он оказывается не мужчиной, а женщиной. Уже десяток рассказов набралось, говорит Оксана, самое время начинать рассылать по издательствам. Надо посылать в Москву, говорю я. Сразу в несколько мест. В начале, говорит Марат, надо посылать не сами тексты, а анонс, издатель прочитает анонс и нам напишет: нет, этого добра нам не надо, пришлите другое. Ну, мы сразу и пришлем уже нацеленно, какому-нибудь конкретному человеку. На мой текст, говорит Оксана, тоже вначале попросили анонс. Да, говорит Марат, так по-умному. Давайте пошлем «Собаку», говорит Марат, вот ты сорок четыре страницы прочитал за полчаса. Да, прочитал. Наверное, начиная с сорок второй, говорит Марат. Или давайте пошлем «Город». Нет, его надо сушить, говорит Марат, надо над ним еще работать. Мы ехали с Оксаной, говорит Марат, и как раз разговаривали о тебе. Ты правильно делаешь, что всегда заканчиваешь текст. Не получается повесть – делаешь рассказ. А я не могу ничего закончить. Всегда запал заканчивается после нескольких страниц. Но это честнее, говорю я, ты пишешь роман и бросаешь роман. А я обманываю всех и в первую очередь себя. Все равно, говорит Марат. Я не доедаю пельмени, оставляю их так в картонной коробочке, а рядом какая-то девушка в красном переднике в жирных пятнах ставит на столы стулья. Сколько уже времени? Начало десятого. Ну что, пошли?
Я возвращаюсь домой, еду в метро. В вагоне все люди молчат. У меня звонит телефон. Это Марат. Я согласен на двадцать процентов, говорит Марат.
Оксана Бутузова. История одной книги
(документальная хроника «Чемпионата» Марата Басырова)
Это будет бомба!
Далекой осенью 2002 года мы встретились с Маратом возле метро, и он сходу заявил: «Я придумал! Я наконец придумал, какой напишу роман!» Роман был тогда делом и смыслом его жизни, и спустя четырнадцать лет, поставив точку в конце своего единственного настоящего романа «ЖеЗеэЛ», он подвел ей итог: «Теперь можно и умирать». А тогда речь шла не просто о романе, а о целом коммерческом предприятии на футбольно-литературной основе с выходом на большие деньги и в большую литературу.
«Это будет бомба!» – заявил Марат, и пара его приятелей-болельщиков, по совместительству литераторов, подтвердили. Город тогда действительно болел «Зенитом», который рвался вперед к высоким целям, почти к таким же, как и Марат. Он уже подсчитывал прибыль с продаж, множил сотни на тысячи и сам возбуждался от результата. Теперь он болел за «Зенит» с материальным интересом, где каждый выигрыш прибавлял дивиденды.
«Я написал сегодня восемь страниц! Это мой рекорд». У него тоже были свои маленькие победы. Текст выходил легкий, упругий, как мяч, его можно было раскручивать в разные стороны, словно это и вправду была игра. Марат дал главному герою мою фамилию – говорил, так легче пишется. Ради такого дела я, конечно, готова была отдать и фамилию.
Половина была написана быстро, однако тема футбола неожиданно исчерпала себя. Марата это не смутило, он сделал кульбит и занялся клоунадой – ведь это тоже игра. Благо, у него был приятель из этой сферы, работавший с Гальцевым. Марат столкнул эти две разрозненные части, как две противоположные команды, между собой. Победила дружба, точнее, любовь главной героини.
Сама по полю бегала
Роман в итоге получился не такой сильный и цельный, как задумывался, да и не роман это был, а скорее повесть, но вера в успех не покинула автора. В глазах первых читателей уже наметилась борьба между двумя половинами «Чемпионата», двумя играми: футбольной и театральной. Кому-то нравилась одна часть, кому-то другая, и очень немногие видели логику в их соединении под одной обложкой.
Марат пошел по издательствам. И везде находил отклик. Повесть нравилась, с Маратом разговаривали, жали руку, просили писать, но «Чемпионат» не брали – это была не их тематика. Один редактор предложил добавить в концовку заявление героини о беременности…
«Звоните через месяц», – сказали ему в одном мелком издательстве. Но редактор сам позвонил, и не через месяц, а на следующий день, рано утром. Читал всю ночь, не мог оторваться – наверное, тоже думал про бомбу.
«Я будто сама по полю бегала», – отзывалась одна из сотрудниц. Повесть уже прочли все в издательстве и, когда Марат пришел, тут же составили договор о передаче прав. Дело пошло, но перед дверью директора неожиданно застопорилось. И тогда Марат решил подтолкнуть, но уже со стороны «Зенита».
Дождь со снегом
Ранняя весна, земля, напитавшись талым снегом, начинала дышать. Солнце слепило. Все начиналось сначала. Мы шли с Маратом по аллее из голых лип, и он дотошно объяснял, кто есть кто в клубе. Он разговаривал с главным менеджером по продажам футбольной атрибутики. Он практически договорился! Тираж возьмут и будут реализовывать на стадионах вместе с шарфами и кепками. Сначала пять тысяч, потом десять, все больше и больше. Бухгалтерия снова вышла на первый план. Но директора издательства она почему-то не убедила, да и сотрудники уже поостыли. Уже поздней осенью, под снегом вперемешку с дождем, Марат пошел забирать договор. Пошел с надеждой, что вдруг не отдадут, а может, и сразу подпишут.
«Я сам издам, за свой счет», – сказал мне Марат. Он весь вымок, пока нес этот несчастный не подписанный никем договор. Но своего счета у него не было. А единственное, чем он виртуально владел, были жилые метры в квартире родителей в другом городе. Их можно было продать, т. е. обменять квартиру на меньшую. При обмене потерянные метры трансформировались бы в пять тысяч экземпляров вожделенной книги.
Марат полетел в родной город и постоянно звонил, докладывал обстановку, как идут переговоры с родителями, как настроение. Скоро он начал жалеть о том, что затеял. Но было уже поздно – родители согласились. По-моему, он даже сам не ожидал. Они выслали ему деньги после обмена, а здесь уже вовсю шла работа над книгой.