– Проблемы? – Из-за ее широченной спины вываливаются двое сопровождающих – пониже и повыше.
– Высадите товарища, – бросает та, уступая им место в проходе.
– Эгей, браток, – басит тот, что пониже, но покрепче. – Вставай, приехали.
– Это же Валуев! – пытаюсь я заступиться за соседа.
– Да хоть Тайсон!
Экс-чемпиона мира выдергивают в проход и тащат вдоль скамеек.
«Свят-свят-свят! – крестится бабка напротив. – Куды ж его, сердешного?»
У меня звонит телефон.
– Да, – говорю я в трубку.
– Ты где?
– Подъезжаю.
Сразу за турникетом меня ждет она, Революция.
– В блинную? – после поцелуя говорит она.
Я пожимаю плечами. Не в ресторан же.
Мы проходим пару кварталов. Вокруг сплошной капитализм. Идем под зонтом – моя Революция и я. Доходим до блинной. Там свободен только один столик.
Революция снимает куртку. На ней красуется оранжевый свитер – такого же оттенка, как у уборщицы.
– Ганьше я одевалась как светофог, – говорит Революция.
– Ты и сейчас так одеваешься, – отвечаю я.
Мы едим блины и запиваем их чаем. Люди встают и уходят. Уборщица в оранжевой футболке, убирая со столов, косится в нашу сторону.
– Пгавда вкусно? – спрашивает Революция.
– Правда, – отвечаю я.
Когда мы собираемся уходить, Революция порывается убрать посуду, но уборщица вдруг подскакивает к нам и вырывает из ее рук грязные тарелки.
– Хочешь отнять у меня работу? – шипит она, вытаращив глаза. – Попробуй еще раз и пожалеешь!
– Дуга! – только и находит что сказать Революция.
Она шмыгает красивым носиком – ей обидно.
Но спустя мгновение все забывает.
Мы выходим на улицу, дождь так же идет, не переставая. К остановке подъезжает маршрутка, почему-то задом. Мы поднимаемся в салон. Я плачу за проезд, потом сажусь с Революцией сразу за водилой.
Маршрутка трогается с места. Пожилой узбек одной рукой держит руль, в другой у него микрофон. Кажется, сейчас он будет петь. Но нет. Вместо этого водила, глядя в зеркало заднего вида, бубнит несуразное:
– Нол ситмой, нол ситмой, первий я.
– Слушаю, первый, говори, – сквозь шипение и треск доходит ответ.
– Как иехат фпирийот? – выдавливает водила.
– Что? Повтори вопрос, – не понимает невидимый собеседник.
– КАК ИЕХАТ ФПИРИЙОТ?
– Ты там, бляхо, что, долбанулся, первый? – голос раздраженно набирает обороты. – Что значит фпирийот?
– Нол ситмой… нол ситмой… – снова заводит пластинку узбек.
– ДА, БЛИН, Я НОЛЬ СЕДЬМОЙ! ДАЛЬШЕ ШТО?
– Как иехат?.. Куда иехат?.. Э-э-э-э-э…
– ГОВОРИ ТОЛКОМ, ЧЕРТ НЕРУССКИЙ!! ЖОПА НА КОЛЕСАХ!!!
– Задм иеду! Как фпирийот иехат?
Революция, глядя в окно, молчит. Я тоже помалкиваю. Зато справа от нас переговариваются две разукрашенные девицы:
– По радио сказали: Волочкова написала книгу.
– Вау! Не может быть!
– Я те говорю! Называется «Волочкова и бал».
– Нет!
– Не веришь?
– И кто?
– Что кто?
– Ну, кто ее… того?
Темнеет. Когда мы с Революцией проходим мимо торгового центра, нам всучивают бесплатную газетку. «Вестник Единой России».
– Блин! – кривлюсь я, прочитав название.
– Взял, тепегь неси, – говорит Революция.
– Ну уж нет! – верчу я головой в поисках урны.
– Вот дугачок, – тихо смеется Революция.
Так мы доходим до ее дома. Замираем у парадной.
– А сегодня Валуева избили, – вспоминаю я.
– Зачем? – удивляется она.
Я пожимаю плечами. Наверное, так было нужно.
– Я тебе нгавлюсь? – вдруг спрашивает Революция, глядя на меня своими большими глазами.
Я едва не падаю от такого вопроса. Она еще спрашивает!
– Да я тебя уже двенадцать раундов… тьфу ты… лет люблю, а ты говоришь такое! Вот дура!
– Дуга! Дуга! – Она невысоко подпрыгивает.
Быстрым шагом я иду к метро. Мне нужно успеть на последнюю электричку. На ходу я замечаю, что сжимаю в руке газету. Остановившись под фонарем, разворачиваю «Вестник Единой России». На развороте красуется Николай Валуев. «Голосуй или проиграешь!» – гласят слова под фотографией.
– Свят, свят, свят, – бормочу я, комкая газетенку.
Через двадцать минут я сижу в электричке, которую подали к перрону то ли передом, то ли задом.
Надо бы проснуться, но я боюсь, что это не сон.
Удовольствие во всю длину
– Я писатель, пойми! – Глаза Горидзе наполнились горячей влагой. – Подумать не могу, что исписался! Страшно становится, когда представлю такое. Ни слова больше, ни мысли. Один бред сплошной и мутота! Боль! Это похлеще ада, брат. Ты не знаешь, что такое писательский ад.
Геннадий снова разлил по рюмкам. Они сидели на кухне у Горидзе и пили третий день.
– Я исписался, брат! – повторял Горидзе с тоской. – Мне нужна тема, крохотный образ! Любой, хоть говяненький, пусть неправдоподобный! Я слеплю из него конфетку!
– Что тебе, тем мало? – удивился Геннадий.
Горидзе пьяно помотал башкой.
– Тем много, – сказал он. – Но ни одна уже не трогает меня. Я выдохся. Все, пиздец.
Ему показалось, что Геннадий усмехается. Что он снисходителен к его словам.
– Ты это… – Горидзе погрозил корявым указательным пальцем.
– Может, шлюх вызвоним? – перевел стрелки Геннадий.
Команда приехала через час после звонка. Все шлюхи были какие-то кривые, похожие на первые рассказы Горидзе.
– Не, командир, – сказал Геннадий сопровождающему. – Да такого вообще не бывает.
– Че не бывает? – набычился тот.
– Такого в природе быть не должно, – объяснил Геннадий. – Понимай простые вещи.
Горидзе снова почувствовал укол в сердце.
– Погоди, – сказал он сопровождающему. – Вот эта подойдет.
Он указал на одну из трех.
Когда свита уехала, они снова прошли на кухню.
– Тебя как зовут? – обратился Горидзе к женщине с невнятной внешностью.
– Вера, – ответила та.
– Да-а? – недоверчиво протянул Геннадий. – А те две Любка и Надька?
Вера промолчала. На ней была блузка и короткая джинсовая юбка.
– Пить будешь? – глядя на нее в упор, спросил Горидзе.
Та отрицательно помотала головой.
– Тогда это… Пельмени отвари.
Вера прошла к плите. Стала шариться в кухонном шкафу…
Потом они снова пили, закусывая пельменями, затем по очереди водили Веру в комнату. Горидзе сразу удивился тому, что не мог войти в нее даже наполовину. Какая-то удивительно неглубокая оказалась эта Вера. Будто она была лишь частью чего-то, чего им не довезли.
«Я пуст, – думал Горидзе. – Я даже кончить как следует не могу».
– Ты сосешь? – спросил он.
– Угу, – ответила она.
Вера повозилась, передвигаясь лицом к его паху, облизнула его головку, потом взяла ее в рот.
За ней почему-то не приехали. Она тоже вроде никуда не спешила. Геннадий свалил наконец домой. Ему уже пора было браться за ум.
А у Горидзе болела душа. Ныло, рвалось сердце.
Ночью ему приснился сон.
Как будто у него вышла книга, и на ее презентацию собралось много народа. Был накрыт шведский стол, он ломился от напитков и яств, словно накрывал сам шведский комитет. Сначала зачитывали главы из новой книги, потом Горидзе долго подписывал экземпляры и принимал поздравления, а затем пошла пьянка. И вот в самый разгар подваливает к нему другой писатель, Горидзе не мог во сне вспомнить его фамилию, и говорит, что сюжет этой книги Горидзе украл у него.
Горидзе, недолго думая, зарядил клеветнику в лоб. Между ними завязалась драка, которая быстро переросла во всеобщую потасовку. Кто-то вызвал ментов, и они, скрутив одного Горидзе, повезли его в участок.
В участке Горидзе протащили по полу и бросили за решетку. Там сидели еще несколько человек. Они, как обезьяны на ветке, плечом к плечу ютились на короткой лавке.
Горидзе пристроился рядом.
Он ни о чем не думал. Все было как во сне.
Прямо перед ними за столом два мента играли в шахматы. Восседающие на лавке завели между собой странный спор. Один говорил, что это менты сидят за решеткой, а не они, другой же утверждал обратное, что за решеткой они, а не менты. Третий думал про себя, что никакой решетки нет вовсе и что вообще не люди играют в шахматы, а шахматы играют с людьми.
Вдруг один из ментов рассмеялся.
– Ты че это? – спросил второй, глядя на игральную доску.
– Да рассказ тут читал…
– И?
– Смешной, бля.
– Хорош пиздеть. Ты читать-то не умеешь.
– Это я-то не умею! Да я…
– Ходи давай, читатель.
Тот, который смеялся, сделал ход.
– Шах.
Второй задумался.
– Блять. И куда мне теперь?
– Ну вон же, йопта! – Первый ткнул пальцем в клетки. – Сюда можно или сюда.
– А, ну да. Тогда сюда. – Второй переставил фигуру.
– Ну а я тогда еще раз шахану.
– Алё, ты заебал. Два раза подряд шаховать нельзя.
– С хуя ли? Что это, блять, за новые правила?
– Да мы тут всю жизнь так играем!
Менты посмотрели друг на друга, как будто, выходя из-за угла, неожиданно встретились лицом к лицу.
– Да нет таких правил!
– Нет? А ты их читал?
– Где, блять, я их мог читать?
– Ну хуй знает. Ты ж у нас читатель. Вот рассказы читаешь.
– Ну читаю. Что дальше?
– Ну и расскажи, о чем рассказ. Хули ты ржал-то?
Первый мент задумался, вспоминая, затем снова рассмеялся.
– Ну давай, рассказывай. Хорош в одно рыло веселиться.
– Ну ладно. Но я не все там помню. Писатель-то неизвестный, фамилия еще такая у него тупорылая… Щас, погоди…
– Да хуй с той фамилией, ты рассказ рассказывай.
– Во, вспомнил! Корицин.
Горидзе насторожился. Его начал занимать разговор двух дегенератов.
– Или Курицын.
– Короче давай.
– Ну там суть в том, что один парень, девственник, думал, что при ебле в пизду лезет только головка.
– Залупа?
– Ну да, залупа.
– Так и говори. А то, блять, головка. Не знаешь, что и думать… Пока чего-то не смешно.