В палату, негромко брякнув о порог колесами, въехала тележка. На ней, завернутый в одеяло, лежал только что прооперированный. Сестра Ольга и санитарка Света подвезли его вплотную к застеленной свежим бельем кровати.
– Давай. За ноги… Вот так.
Распахнув одеяло, они ловко перекинули голого мужика на постель. Тот застонал.
– Да не кряхти ты, – шикнула на него Света. – С таким инструментом стыдно кряхтеть.
Де Ниро приподнялся на локте.
– А что, девчонки, большой у него, да? – игриво спросил он.
– Нормальный. – Ольга покрыла мужика одеялом.
– Побольше, чем у тебя. – Света, задев стол бедром, выруливала из прохода.
– Так это ж в лежачем состоянии, – хохотнул де Ниро. – А у него сейчас, небось, стоит.
Ничего не ответив, санитарка легко покатила громыхающую тележку из палаты. Белый халат не мог скрыть ее форм.
– Оля, – окликнул Зимин сестру.
– Чего тебе? – остановилась та на пороге.
– Сделай, пожалуйста, обезболивающий.
– Ладно. Подожди немного, – проворчала та и вышла.
Зимин вздохнул и прикрыл глаза. Он догадывался, как это «немного» могло затянуться.
В низу живота снова начались знакомые позывы. «Все не слава богу, – думал Зимин, пытаясь привыкнуть к боли. – Обосраться и не жить».
– Хуй у него большой, – бурчал паренек себе под нос. – Нашел чем хвастать.
– Заткнись, салабон. Заебал, – предупредил де Ниро.
– Сам заткнись.
– Только поправься чуть-чуть. Я с тобой по-другому поговорю.
– Да ладно.
– Без ладно прохладно.
Ольга быстро вошла в палату и, сунув каждому по градуснику, испарилась. Зимин и рта не успел открыть.
«Сука», – тоскливо думал он, с трудом продираясь сквозь заросли боли. Не было сил даже встать. В пах вливали расплавленный свинец, и он по венам и нервам расползался по всему телу. Правая нога уже с полчаса как варилась в кипятке.
Орать было стремно. Стыдно было орать.
Зимин представил, что он лежит на поле боя. Вокруг вперемешку свои с чужими валяются трупы. Бой сместился далеко влево – оттуда доносится канонада, звуки стрельбы и предсмертные вопли. Он лежит и ждет сестру, истекает кровью и глядит в звездное небо. И видит потолок.
– Так, Зимин. – Ольга вытягивает у него из подмышки градусник и всматривается в ртутный столбик. – Сорок. Ну-ка, повернись на бок.
Он из последних сил выворачивает направо таз, и она, приспустив штаны, колет ему сразу два укола. Потом, ухватившись за подмышки, начинает тянуть. Она тянет его, и он слышит, как сестра сопит от натуги, как время от времени из ее горла вырываются тяжелые всхлипы. Зимин рад бы ей помочь, но не может. Он беспомощен, как канат, который тянут с обоих концов. На одной стороне Ольга, на другой – боль. На одной стороне жизнь, на другой…
Он проснулся от крика. Кто-то истошно орал в соседней палате.
Зимин посмотрел на запястье – наручные часы показывали первый час.
В палате горел свет.
– Что случилось? – хотел спросить он, но не успел.
Вошла Ольга. За плечами с двух сторон висели по два калаша.
– Подъем, мальчики. – Обходя кровати, она протянула каждому по автомату. – Сейчас попрут.
– Кто попрет? – Зимин сжал тяжелый автомат, не веря в его настоящность.
Де Ниро передернул затвор.
– Увидишь, – сказал он Зимину и обратился к Ольге. – Патроны, Олечка. В прошлый раз двух рожков не хватило.
Ольга покачала головой.
– Экономьте. Сейчас еще по рожку принесу.
– И гранаты, Оля. – Паренек, зажимая ладонью бок, стоял возле своей кровати.
– Хорошо.
Она почти бегом выскочила из палаты.
Де Ниро посмотрел на мужика, которого привезли последним.
– Я не могу, – предвосхищая его вопрос, сказал тот.
– Нельзя, – сказал де Ниро. – Ну-ка, салабон, помоги ему встать.
Паренек, теперь уже не огрызаясь, повернулся к соседу.
Наконец все были на ногах.
Прибежала Ольга и раздала еще по рожку и по три гранаты. Нижняя пуговица халата была оторвана, но вид ее темных трусиков совсем не возбуждал.
– Все, миленькие, – скороговоркой проговорила она. – Держитесь. А мне еще в третью палату нужно.
– Так, – скомандовал де Ниро, когда Ольга выбежала за дверь. – Стрелять все умеют?
Зимин опустил взгляд на автомат и, так же, как и несколько минут назад это проделал сам де Ниро, лихо передернул затвор. Затем, вспомнив виденное в кино, передвинул предохранитель вниз.
– Прекрасно. – Де Ниро в новой роли чувствовал себя превосходно. – Сдерни с окна занавески, – скомандовал он пареньку.
Тот снова беспрекословно выполнил приказ.
Де Ниро продолжал:
– Они полезут в окна и в дверь, поэтому вы двое, – он кивнул пареньку и его соседу, – отвечаете за окно. Мы, – он глянул на Зимина, – возьмем дверь. Стрелять строго по противнику. Не в молоко. Целиться в верхнюю часть – там убойность в три раза выше. Если ранят – не орать, все равно Ольга прийти не сможет. Ну а если убьют…
Он красноречиво замолчал, оглядывая новоиспеченных бойцов. Зимин вдруг ясно ощутил, что он не чувствует никакой боли.
– А теперь все под кровать! – заорал командир и первый полез выполнять приказание.
Едва Зимин успел улечься на живот, как из соседней палаты снова донесся душераздирающий крик. Да такой, от которого свело желудок. И сразу за ним раздалась первая автоматная очередь.
Зимин, уперевшись плечом в приклад и держа палец на спусковом крючке, не отрывал глаз от дверного проема. Не смея отвлечься, он до боли всматривался в узкий отрезок коридора. Раз, два, три… – почему-то открылся счет в его мозгу. На счете тринадцать в коридоре мелькнула тень.
Зимин нажал на курок.
Вырвавшаяся из автомата очередь оглушила его. Гильзы заскакали по полу.
– Стрелять прицельно! – заорал де Ниро, и его крик потонул в грохоте.
Зазвенело разлетающееся вдребезги стекло окна. Потом все накрыл новый звон – в коридоре разорвалась граната. Снова мелькнула тень. Зимин, стараясь целиться в верхнюю часть неизвестно чего, оглохший, но не напуганный, снова нажал на спуск.
– Умри, пидарасина! – орал напротив паренек, паля как ненормальный и заливая свинцом квадрат окна.
«Придурок, – мелькнуло в голове Зимина, – разве можно так расходовать патроны».
Со своей стороны, помня о том, что их мало, он старался экономить. Стрелял строго по теням, успевая прицеливаться. И даже видел, как от его попаданий разлетались по сторонам темные студенистые ошметки нападающих тварей.
Де Ниро, так же, как и его герой в гангстерских фильмах, был на высоте. Он стрелял одиночными, хладнокровно выцеливая мишени. Когда проем заполнился мраком, он вытянул зубами кольцо и метнул туда гранату. Ослепительный взрыв разметал тьму, и снова стал свет.
Тишина наступила внезапно, словно у всех разом закончились патроны. Зимин огляделся. Де Ниро деловито менял магазин.
Он кивнул Зимину, потом позвал через проход:
– Салабон! Живой?
– Вроде, – дрожащим голосом ответил паренек. Потом добавил: – У меня автомат заклинило.
Де Ниро выглянул из-под кровати. Посмотрел на потолок.
– Две, – сказал он.
– Что? – не понял Зимин.
– Еще две лампы разобьют, – пояснил он, – и нам – пизда.
– Как это?
– Каком кверху. – Потом снова крикнул через проход: – А этот, новенький? Он как?
– Я в порядке, – хрипло отозвался тот. – Я пить хочу.
– Нельзя тебе. Терпи.
Зимин перезарядил автомат. Из соседних палат так же доносились характерные щелчки. Везде готовились к новому отражению.
Вдруг где-то в тишине раздалось знакомое «лебовь». Как пароль и как отзыв одновременно.
«Жив дедуня, – улыбнулся под кроватью Зимин, вдыхая запах пота и гари. – Значит, и мы будем жить».
Со стороны окна ворвался ветер, и в палате в один миг стало темно. Леденящий душу крик распорол тишину так, что, казалось, никакой хирург уже не сможет ее зашить. Впервые с начала боя дикий ужас объял Зимина и сковал с головы до ног, и только указательный палец, повинуясь инстинкту, судорожно дернулся. «Лебовь, лебовь», – стучали в голове заветные слова, в то время как его автомат тараторил свои, – и оба они заговаривали смерть. И никак не могли заговорить…
Зимин очнулся на кровати от ноющей боли в паху. Повернув голову на подушке, он увидел лежащего рядом де Ниро.
Тот тоже открыл глаза.
– Жив? – улыбнулся ему Зимин.
– Жив, – в ответ улыбнулся тот.
В палату с уколами вошла Ольга.
– Доброе утро, – сказала она.
– А где мужик? – спросил паренек, поворачиваясь на бок и оттягивая резинку трусов.
– Увезли его ночью. – Ольга резко вогнала иглу в его задницу. – Сердце не выдержало.
В коридоре ярко горел свет. Ничто не выдавало ночного сражения. Держась за пах, Зимин медленно хромал в сторону туалета. Еще издали он заметил, что кровать у окна была пуста.
Закрывшись в кабинке, он приспустил штаны и сел на унитаз.
Поднатужился, и боль стала невыносима.
Исход
1
Он последний раз глубоко затянулся, и дым потек в легкие. Так в наполненный шприц проникает кровь, чтобы через несколько секунд снова оказаться в венах.
– Значит, решено? – спросил он, давя окурок о дно тяжелой стеклянной пепельницы.
– Решено, – ответила она. И, погодя немного, добавила: – Если ты решил.
Он встал со стула, сунул руки в карманы брюк и не спеша подошел к окну. На улице шел дождь. Стремительные капли сбивали с ветвей последнюю листву. Береза возле их дома сиротела на глазах.
– Ты же уже решил? – в свою очередь спросила она.
– Да. – Ему хватило сил не повысить голос.
Он принял окончательное решение минуту назад, когда понял, что она снова отдает инициативу. В этот раз все будет по-другому.
– Где же ты будешь жить?
Дождь усилился. Казалось, лужа кипит на большом огне.
Он обернулся.
– Не ты, а мы, – твердо произнес, глядя на ее неясный в полумраке кухни силуэт. – По-моему, это обговорено нами изначально.