Грега и самого охватывала паранойя — в середине 1990-х. В то время он начал получать сведения об НЛО от человека, представившегося источником из разведки ВМС. Грег мало-помалу пришел к выводу, что за ним наблюдают и прослушивают, что в микроавтобусе напротив дома сидят правительственные агенты, извлекающие данные из его компьютера. Он начал прятать аудиокассеты с записями своих бесед с человеком из ВМС в жестяной банке из-под печенья. Страх правил его жизнью, и так продолжалось до тех пор, пока Грег не решил, что уже достаточно. После этого Грег перестал бояться и с тех пор уверен, что пребывает в абсолютно здравом уме.
С намеком на удовольствие в голосе Грег рассказал мне, что заметил, как изменились мы с Джоном с той поры, когда взялись за свою миссию. «Когда вы только начинали, то не воспринимали весь этот материал всерьез, — сказал он. — Смеялись над услышанными историями, не придавали значения тому, что творится вокруг. Теперь я чувствую в вас нечто иное. Вы все еще смеетесь, но уже вместе с явлением, а не над ним. Легкомыслие испарилось. Уверенность ослабла. Вам приходится тщательно обдумывать, во что вы действительно верите. Молодцы! Вы уже на краю того, что оккультисты зовут бездной, идете прямиком к Гиблой Часовне[277]. Классное ощущение, правда же?!»
Я подумал о тех, с кем мы говорили. Рик, Уолтер, Кит. Уфологи в штатском, наши собственные Три медведя; трое мужчин с разным уровнем доступа к конфиденциальным сведениям, обученные техникам введения в заблуждение, искусные мастера секретности, рассказывали нам вещи в диапазоне от странноватых до откровенно чудных. И все же, кажется, они сами верили в то, что говорят.
Обманывали ли они нас, когда уверенно заявляли, что правительство США запускает в воздух продукты внеземных технологий? Или это их ввел в заблуждение кто-то другой — а может, это они обманывали самих себя? А может, нам просто надо принять как данность, сколь бы неуютной она ни была, что где-то там, в великих диких пространствах нашего мира, что-то глубоко странное, что-то непохожее на нас, несется на невероятной скорости сквозь атмосферу?
Кому мы можем верить? Рику и его «Желтой книге» — голографическому вместилищу всех инопланетных знаний? Уолту и его подземным гуманоидам, путешествующим во времени? Киту и «основному сюжету»? Во что можно верить, сохраняя при этом вменяемость? Мы с Грегом сошлись на том, что справиться с этими вопросами без потерь для здоровья можно, только признав тот факт, что точные ответы ты, скорее всего, так никогда и не получишь.
Мы выпили еще по пиву и обменялись историями об очень странном. Грег поведал, как человек, раньше сотрудничавший с правительством в качестве телепата, однажды за ужином атаковал его, проецируя в его разум образы жестокого нападения. А я рассказал, как однажды, проезжая по холмам рядом с городом Остином в штате Техас, на долю секунды увидел нависшую над городом колоссальных размеров тарелку. Выглядела она как нечто из фильма «День независимости» (вышедшего годом позже) и насчитывала тысячи метров в ширину.
Мы выпивали за собственное непоколебимое здравомыслие, когда в бар прискакал Джон, странно улыбаясь и сжимая в руке бутылку пива.
— Эй, парни! — он сел к нам. Выглядел Джон необычно, будто бы слегка не в себе. Он сделал паузу, словно обдумывая следующий свой ход. — Парни, слушайте. Мне надо с вами поговорить. Думаю, что мне даже понадобится ваша помощь…
— Конечно, что случилось? Ты в порядке?
— Думаю, да, но… что-то мне неспокойно с тех пор, как мы встретились с Китом. Я… э-э-э… ну, я начинаю верить в это все, ну вы поняли: в пришельцев, НЛО, в правительственный сговор. Во все сразу. До нашей встречи с Китом я думал, что хорошо представляю себе происходящее. Если речь идет о кругах на полях, то я даже знаю, что там происходило. Но теперь я попросту не уверен… Если Кит верит в то, что у них есть корабль пришельцев, что всё это взаправду… Черт! Никак не ожидал, что со мной это произойдет!
Мы сказали Джону не волноваться. Вера, как и любовь, ненависть и страх, относится к числу самых мощных психоактивных орудий в арсенале человеческих эмоций, а тут мы имели дело с особенно сильнодействующим материалом.
Немудрено было слушать, как Рик или Уолтер излагают свои наиболее дикие взгляды, потому что их с легкостью можно было отвергнуть как полную белиберду. Несмотря на свои опыт и знания, Рик и Уолтер не наделены тем личным и институциональным авторитетом, что Кит, доктор в крупной больнице, говоривший с нами, будучи одетым в белый халат. Помните серию экспериментов Стэнли Милгрэма из 1960-х, касавшихся подчинения и авторитета? Достаточно облачить человека в белый халат, и он уже наделен психологической властью над другими. Властью, которой нужно повиноваться, в которую нужно верить. Намеренно или нет, Кит вызывает такое же уважение — своим присутствием, красноречием и знаниями.
Я напомнил Джону, что Кит представился христианином, прихожанином епископальной церкви. Набор убеждений ничуть не менее странный, чем вера в НЛО и пришельцев; по-своему даже менее логичный, чем идея, что на других планетах есть жизнь. И все же мы не считаем Кита чудиком по той самой причине, которую он нам объяснил: если достаточное число людей верит во что-то, сколь угодно странное, безумием это уже не назвать. Мы можем считать этих людей зараженными мемом или информационным вирусом, но, пока они функционируют в составе общества и нас не трогают, нам тоже нечего их трогать.
Верить в странное — своего рода искусство. Белая Королева в «Алисе в Зазеркалье» успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака, ограждая себя тем самым от того культурного шока, которому подверглись мы с Джоном. Иные из современных школ оккультных практик воодушевляют вас принять противоречащие друг другу системы убеждений, чтобы постигнуть, как работает настоящая вера.
Поиски абсолютных истин всегда приводят к онтологическим затруднениям, не меньше, чем исследование непредсказуемого мира верующих в НЛО. Только вам покажется, что вы твердо схватили правду, как она ускользнет из пальцев, оставив вас в растерянности и расстройстве. Решение, сказали мы Джону, в том, чтобы избегать мышления в категориях «черного и белого» и принять тот факт, что исследуемый нами мир полон уклончивых серых тонов.
Грег рассказал, как во время исследования этих переходных зон нашел удобную концепцию — пирронизм. С этим учением его познакомил ныне покойный Марселло Труцци, глубоко почитаемый исследователь и философ аномалий. Пирронизм — школа предельного скептицизма, основанная в Греции в I веке нашей эры. Она учила, что вещи по сути своей непознаваемы, что всё до́лжно подвергать сомнению и что к счастью можно прийти лишь через отказ от догматических суждений, воспринимая мир в состоянии постоянного исследования. Эта проблематика всегда присутствовала в западной философии, находя отражение то в учении Иммануила Канта, то в размышлениях научного сатирика Чарльза Форта, а в итоге нашла новых сторонников среди постмодернистов, верящих, что абсолютно все относительно. Чистые, честные скептики, пирронисты проводят четкое различение между отсутствием веры во что-либо и неверием во что-то, осторожно двигаясь по натянутому канату между миром, населенным демонами, и миром, лишенным чудес.
Чтобы выжить в этих странных землях, сказали мы Джону, нужно стать онтологическими астронавтами, пришельцами в доспехах пирронизма, наблюдающими за вечно меняющимся ландшафтом с наших серебристых воздушных кораблей, поднятых в воздух воображением, но груженных балластом сомнения.
К концу вечера сочетание пива и бережного депрограммирования будто бы возымело эффект — Джон успокоился. Хорошо, что так, ведь наше завершающееся путешествие предполагало еще одну остановку.
Случай в Аламогордо
Зажатый между зелеными высотами национального заповедника Линкольн и ослепительными, словно бы гипсовыми дюнами национального парка Уайт-Сэндс, городок Аламогордо возник в конце девятнадцатого века при железной дороге, а теперь служит задачам американской космической экспансии.
Девиз Аламогордо — «Самое дружелюбное место на Земле», но это смотря на чьей вы стороне. Этот маленький и не слишком привлекательный придорожный город, конечный пункт нашего паломничества по местам летающих тарелок, когда-то был на передовой холодной войны. Первое в мире испытание атомной бомбы «Тринити» происходило в ста километрах на северо-запад отсюда, на ракетном полигоне Уайт-Сэндс, упирающемся в соседствующую базу ВВС Холломан, место предполагаемого приземления тарелки, освещенное в фильме Боба Эменеггера и документах по Серпо. Альбукерке и Лос-Аламос расположены где-то в 240 километрах на север — плевое расстояние для тарелки, — тогда как Розуэлл находится примерно в 130 километрах к северо-востоку. Именно эти неземные, бесплодные земли стали местом рождения ранней мифологии НЛО, ее нечеловеческим сердцем.
До 2006 года на Холломане базировались стелс-истребители F117-A. Когда я впервые побывал в этом районе в середине 1990-х, гигантские, нескладные с виду самолеты, формой напоминающие наконечник копья, постоянно носились над моей головой, пока я карабкался по внеземным дюнам пустыни Уайт-Сэндс. Теперь на базе Холломан размещены дорогостоящие и скандальные преемники «стелсов», F-22 «Раптор», также сконструированные корпорацией Lockheed Martin. В потеплевшем после холодной войны климате политики утверждали, что F-22, в первую очередь рассчитанные на воздушные бои, уже порядком устарели, поскольку ни у одной другой нации нет самолетов, способных встать вровень. Смещение акцентов в воздушной стратегии Америки отчетливо сказалось на Холломане, которая теперь служит и главным учебным полигоном постоянно растущего флота БПЛА Военно-воздушных сил — здесь и MQ-1 «Хищник», и MQ-9 «Жнец» (оба — поисково-ударного типа), а еще разведывательный дрон RQ-4 «Глобальный ястреб». Все они — высокотехнологичные потомки почтенного «Светлячка».