– Слушай, так ты, наверное, голодная?
– Вообще-то с утра не ела.
И только тут я заметила, что уже не фигуры зевак закрывают мне свет, а само солнце спряталось за стены домов и наступает вечер. Но толпа тут же расступилась, на стол была с почтительным поклоном поставлена жареная козлятина, и лепешки, и сыр, и вино… начался наш прощальный ужин с Иттобаалом. И в самом деле, было, за что его благодарить.
Следующим утром, торжественно сообщил мне Венька, нас переправят из островного Тира на материк, и в путь отправится наш небольшой караван до города Дана, а это уже земля Израиля. Финикия оказалась не без хороших людей, но… задерживаться в ней мне как-то больше не хотелось. Значит, впереди у нас храм и царь Давид… Интересно, он и вправду такой красавец, как был – то есть будет – у Микеланджело?
41
Вышел спор у Владычицы Библа,
вышел спор с морским Господином.
Говорила Владычица Библа
о величии своем и богатстве,
о городе и его народе,
Госпожа – о собственном стаде.
Хвалилась ты перед миром:
слава твоя гремит по суше,
голос твой – на водах многих!
Отвечал Господин пучины,
говорил могучий Ямму:
– Откуда твои силы, о Дева?
Не от волн ли моих твое богатство?
Если закипит моя ярость,
острова мой голос услышат,
тебе дары они пошлют ли?
Возмутил Владыка свои волны,
на воды наслал великий ветер,
возгремел, воскипел, рязъярился —
к Библу он отправил Ливьятана!
Ливьятан – его сотворил ты,
он твое, о Ямму, порожденье,
на погибель всем земнородным,
дабы смертные волю твою знали!
Зубы его – словно камни,
хвост его подобен кедру,
пламя из пасти его пышет,
а взор его – ужас смертный!
Из храма Владычицы выходит
дева, спешит на омовенье,
двое жрецов с нею вместе,
трое ее провожают,
четверо несут и меч, и факел.
Ливьятан выползает на берег,
Змей свою пасть раскрывает,
Чудище пламенем пышет!
От огня – закипели воды,
его дыхание людей опалило,
замертво жрецы тогда пали.
Лишь один уцелел и спасся,
вестником в город был отправлен:
Ливьятан унес деву в бездну,
юная исчезла в пучине!
Слово Ямму достигло суши,
в городе Библе возглашают:
– Люди, чтите бога моря
и дары ему приносите.
Помните буйную его силу,
знайте, как страшна его ярость —
если Ямму не издаст повеленья,
Ливьятан не закроет пасти.
Молвила Владычица Библа,
изрекла благое свое слово:
– Велика твоя мощь, о Ямму,
повели Ливьятану, о Ямму,
чтим тебя, Господин моря!
Голос твой на водах многих,
повелел ты – и стихли волны,
Ливьятан тебе покорился,
но не отрыгнул Змей девы —
море не отдаст своей жертвы,
бездна не ведает предела,
нет из мира мертвых возврата.
Защити нас, Владычица Библа,
сохрани свой город и помилуй!
Не губи нас, морской Владыка,
мы тебя прославляем и хвалим.
На улицах наших будет радость,
процветание в домах наших будет,
жертвы принесут в наших храмах,
богов почтим мы и прославим!
Часть третья. Земля Израиля
42
Дождь, дождь, дождь… Мелкий и противный, он проникал всюду, протекал за шиворот, скапливался в складках грубых шерстяных плащей, забивал нос мельчайшей водяной пылью, каплями скапливался на ресницах, размывая все вокруг и превращая унылый пейзаж в совсем уж неразборчивые кляксы. Вот уже третий день наш караван не мог выбраться из-под этих обложивших весь горизонт низких тяжелых туч. Немного согреться и просохнуть удавалось только ночью, когда мы останавливались на каком-нибудь шумном, чадном и блохастом постоялом дворе. Венька бодрился, говоря, что лучше уж легкая английская сырость, нежели испепеляющая пустынная сушь, но мне сейчас жара была куда милее этого болота.
Ослики наши с трудом ступали по раскисшей дороге, периодически оскальзываясь и поматывая короткими гривками, с которых на путников летели тяжелые капли. Купцы, к которым мы прибились в очередной раз, обменивались короткими гортанными фразами, восторженный Петька без конца трещал, поминутно сравнивая новые земли с родными угаритскими угодьями, так что Венька даже разок осадил пацана. Да и разница, на мой взгляд, совсем была невелика. Неугомонный наш оруженосец не пожелал возвращаться из Тира домой вместе с однополчанами и упросил взять его с нами, очень уж хотелось мальчишке посмотреть заморские страны. Венька согласился – привязались они друг к другу, но, по-моему, уже успел пожалеть о своем добросердечии, потому что побыть вдвоем нам в итоге практически не удавалось. Наивный мальчишка то и дело встревал в наши разговоры, пристраивался рядышком и вообще всячески мешал, но объяснить ему, что нам порой хочется хоть ненадолго остаться наедине, увы, так и не удавалось.
Впрочем, не только Петька мешал нашей идиллии. Нетерпеливый Венька то и дело подстегивал своего осла, чтобы подъехать поближе к тем самым купцам, с которыми мы свели знакомство еще в Тире, и переходил на отрывистую скороговорку, из которой я ровным счетом ничего не понимала. Что-то они там без конца выясняли, уточняли, так что Венька от изумления периодически лупил себя руками по бокам, громко вскрикивал и вообще вел себя как порядочный еврей на базаре.
А меня что-то непонятное то и дело царапало внутри. Какая-то смутная тревога, источника которой я никак не могла понять, но которая явно была связана с названием того города, куда мы направлялись. Вообще, я бы предпочла двинуть прямо в Иерусалим, но Венька вполне недвусмысленно объяснил, что путешествовать в этих краях можно только с караванами, а посему необходимо придерживаться принятых маршрутов. И что нет сейчас в Иерусалим другого пути, кроме как через Дан. И то спасибо царю Хираму, что он придал каравану своих стражников, потому что иначе неизвестно, добрались бы мы благополучно до места или нет – разбойнички пошаливают, управы на них никакой, так что в одиночку в эти милые места лучше не соваться.
Я согласно покивала головой, но Дан… Чем-то мне это слово очень сильно не нравилось. Но вот чем и почему? Мучаясь этим вопросом, я по десять раз прокручивала внутри себя обрывки давно прочитанных книг, застрявшие в памяти куски разговоров. Не то, все не то… И вдруг в тот самый момент, когда, убаюканная ослиной рысцой, я потихоньку начала задремывать, меня словно что-то резко толкнуло изнутри. «Антихрист!» – кажется, я заорала это по-русски. Во всяком случае, спутники уставились на меня, явно не понимая смысла услышанного, а Венька в мгновение ока оказался рядом со мной.
– Что ты сказала? – тревожно спросил он, беря меня за руку. – Юлька, милая, ты о чем?
– Вспомнила… Я все вспомнила, – от волнения я глотала окончания слов, вглядываясь Веньке в глаза, чтобы помочь ему понять, что я хочу сказать. – Ну Антихрист же, из колена Данова… Ну в «Петре Первом», помнишь?
Но Венька явно непонимающе мотал головой, и тогда я постаралась собраться с мыслями, чтобы сказать как можно понятнее.
– Ты «Петра Первого» читал?
– Не-а, – растерянно ответил Венька.
– Там старообрядцы говорили, что Петра в Амстердаме подменили на жидовина из колена Данова, то есть на Антихриста. Значит, мы в город Антихриста едем, да?
– Ну какая же ты дикая, Юлька… – облегченно засмеялся Венька. – Ты хоть понимаешь вообще, в какой мы эпохе? До Христа еще целая тысяча лет впереди, понимаешь? Он еще не родился. Значит, и Антихриста никакого нет. По крайней мере, пока… И вообще, ну почему он должен быть именно из колена Данова?
– Не знаю, – пожала я плечами, – Так в книжке написано, вот я и вспомнила.
– В общем, не бойся ничего и никого, – неожиданно серьезно ответил Венька. – Пока человек сам не даст над собой волю, никакой Антихрист ему не страшен.
– Вень… – я чувствовала, что следующий вопрос задать очень трудно, но и не задать не могла, он просто рвался из меня наружу. – Ты только не обижайся, хорошо? Вот ты говоришь, что ты христианин, так? А как же сейчас? Раз мы попали о времена до Христа, когда Его еще нет, как ты можешь быть христианином? Получается, что ты веришь в Того, Которого еще нет и носишь символ того, что еще не произошло?
Вопрос звучал совершенно абсурдно, но у меня уже ум за разум зашел от всех этих доисторических коллизий. А вдруг Венька обидится на такой вопрос? Я старалась не смотреть в его сторону, но Венькин ответ прозвучал неожиданно мягко и спокойно.
– Знаешь, я себя сам о том же спрашиваю… И христианин ли я вообще? Сколько я в церкви-то не был… Ну, крестился когда-то, еще подростком, хотелось чего-то высокого, не такого, как всё вокруг. А потом не до того стало, замотался как-то, устал, что ли. Теперь мы тут оказались. И кто я? Еврей из фиг его знает какого колена, и то меньше, чем наполовину, это если по предкам судить. Но я во Христа верю. Так ведь и древние пророки в него верили. Еврейские пророки. Они христианами разве назывались?
– Как же они верили, если были до?
– Верили, что придет. Вот и я теперь в том же положении. Верю, что однажды Он родится, будет потомком царя Давида и всё такое прочее. Всё то же самое, как в наше время, только у нас Евангелие есть, мы детали знаем. Читала?
– Заглядывала, – ответила я честно, – только там скучно было, про этих «Авраам родил Исаака».
– Про Петра, конечно, интереснее, – хмыкнул он, – а мы вот попали прямо в это самое «Давид родил Соломона». И еще кучу сыновей вместе с ним, похоже, они там как раз разбираются, кому править следующим. И никому не скучно!
– Слушай, – переспросила я его, – а если ты христианин, то почему крест не носишь? И не крестишься?
– А потому что… – тут он замялся немного, – потому что как-то я… ну, отбился я от всего этого там, у нас. Не до того было. А здесь – так здесь еще не было креста. Этот знак тут ничего не значит, или значит что-то совсем другое. Но это не так и важно, вот, у древних христиан знаками были рыба или агнец.