После чего повернулся и отступил, и сел к общему столу на край, и указал рукой, куда (то есть напротив него) нужно сесть Евлампию. Евлампий скучно усмехнулся, но вслух спорить не стал и сел там, где ему указали. Маркел, глядя на него, сказал:
– Евлампий Павлов Шатунов, так правильно?
– Так, – сказал Евлампий.
– Давно здесь?
– Пятый год.
– Ага! – сказал Маркел. – Вот славно! Значит, всех здесь знаешь. Как облупленных.
– Ну, не лупил, а знаю, – уклончиво, но в то же время с гордостью сказал Евлампий.
– А Ваську Спиридонова? – спросил Маркел.
– Какого Спиридонова? – спросил Евлампий.
– А московского приказчика, – сказал Маркел, – который здесь посошных нанимал. Небось, прямо за этим столом! Наливал им и записывал! И еще наливал! И еще раз записывал! Так было?!
– Ну, я не этого знаю, – уже совсем скучным голосом сказал Евлампий.
– Да как ты этого не знаешь? – еще пока просто спросил Маркел. – Он же у тебя здесь сколько просидел? Может, недели три!
– Я не считал, – сказал Евлампий.
– Ага, – сказал Маркел уже сердитым голосом. – Ага!
– Да, не считал, – сказал Евлампий уже тоже не так скучно. – Потому что знаешь, сколько у меня здесь народу по скоромным дням сиживает? Может, пол-Углича, вот как! Разве за всеми уследишь?
– Конечно нет! – сказал Маркел. – Куда там! – Тут он как раз увидел подходившего Петра с миской закуски и грозно сказал ему: – Неси обратно! – А Евлампию сказал: – Ну, ладно! – и снял шапку, положил ее на стол, после чего сказал усталым голосом: – Жаль мне тебя, дурака, ох, как жаль! А никуда теперь не деться! Потому что служба!
– Что служба? – настороженно спросил Евлампий.
Маркел на это молча осмотрелся. Евлампий поднял руку и махнул. Петр и Григорий сразу вышли, и даже закрыли дверь. Стало темнее. Маркел сказал:
– Ты напрасно Ваську выгораживал. Ваське и так веры нет. Кто не знает, кто он такой и кто такие посошные, и кто же это будет их слушать! Важно другое: то, что ты меня не послушал, Евлампий, и это уже беда. Твоя беда, конечно, не моя. Я приехал и уехал, и у меня таких Евлампиев ты знаешь сколько? До самой Сибири! А за корчемство знаешь, что бывает? А если не знаешь, так Ефрем напомнит. Мы же с собой Ефрема привезли! Ефрема видел?
– Видел, – сказал Евлампий, – как не видеть. Но я не только это видел. И я еще не только видел, но и слышал, кто тебе сказал, что я корчемствую.
– Кто?! – быстро спросил Маркел.
– Авдотья Власова, вот кто! – также быстро ответил Евлампий.
И замолчал, но продолжал смотреть очень сердито. Зато Маркел, наоборот, заулыбался и сказал:
– Э, нет! Мне Авдотья про тебя ни слова не сказала. А сказала она только вот что. – И тут уже и Маркел замолчал, подождал немного, а потом продолжил: – Она сказала только вот что: что ее Влас тогда пришел домой крепко пьяный, а время было еще раннее. Вот я и подумал, – еще дальше продолжил Маркел, – что где ему еще было напиться, если не в корчме!? Государев же кабак, пока обедня не закончится, всегда закрыт. Так или нет?
– Так, – сказал Евлампий.
– А где Влас тогда напился? – опять быстро спросил Маркел. Евлампий промолчал. Маркел покачал головой и сказал: – Эх, ты! Ничего ты не знаешь! Васька Спиридонов сколько здесь сидел, может, две недели, а ты его не видел. Но это ладно Спиридонов. А вот теперь еще! У вас люди пьют невесть где невесть что, несут мимо тебя деньги, а ты здесь кто? А ты казна, ты царский интерес, а мимо тебя идет царю поруха, а ты опять не знаешь! Если, конечно, сам тайно не гонишь, вот я чего очень боюсь, Евлампий!
Вот что тогда сказал Маркел! Евлампий помолчал, потом сказал:
– Не я это! Вот крест! – и поднял руку и перекрестился.
– Что не ты? – спросил Маркел.
– У меня, – с жаром сказал Евлампий, – всё чисто! У меня всё записано, у меня на всё счет: и сколько мне чего привезли, и сколько было заплачено, сколько поставил, сколько выгнал. Вот хоть сейчас давай смотреть! Вот только Петра позову!
– Э! – сказал Маркел и усмехнулся. – Без этого никак! Это мы всё обязательно сделаем: и книги просмотрим, и шнуровку, не вынимались ли листы и не вставлялись ли, не вырезались ли, и нет ли где подчисток. Подчисток не было?!
– Христос с тобой! – сказал Евлампий. – Что ты такое говоришь?!
– То что буду делать, то и говорю, – сказал Маркел. – А тебе чего пугаться? У тебя всё чисто, сам же говорил! И в подвалах тоже чисто, и мы и их проверим, не завалялось ли чего. И вес ли выдержан, и стопы ли по мере.
– Э! – весело сказал Евлампий. – Это хоть сейчас!
– Нет, – строго сказал Маркел. – Это уже завтра. Сегодня же нельзя, сегодня постный день, сегодня грех! – и подморгнул.
– Завтра так завтра! – радостно сказал Евлампий. – Завтра мы тебя, боярин, еще в воротах встретим!
– Но это завтра! – уже опять строго сказал Маркел. – А сегодня ты пока повспоминай, может, чего и вспомнишь.
– Чего вспомню? – настороженно спросил Евлампий.
– Я этого пока не знаю, – так же строго продолжал Маркел. – А ты пока вспоминай, вспоминай! Тут же у вас вон что случилось! Государева братца убили! Или он, может, сам убился, но ведь беда какая! Может, ты про это чего слышал? Люди же у тебя здесь собираются всякие, много чего видавшие. Но человек же как устроен! Он, пока трезв, молчит, а зато как чарочку пропустит, а за ней другую – так, глядишь, и скажет что-нибудь. Или молчат?
– Молчат! – сказал Евлампий. – Я просто сам своим ушам не верю, а молчат!
– Так, может, у тебя что с ушами случилось? – как будто бы участливо спросил Маркел. И тут же так же предложил: – Может привести тебе кого их прочистить? Вот у нас есть Ефрем, могу его.
– Нет, – сказал Евлампий и поморщился. Потом сказал: – А что тут говорить! Люди очень оробели, просто удивительно! А как было им не робеть! Пятнадцать человек убили! А после еще и ведьму.
– Ведьму? – спросил Маркел. – Какую?
– А! – в сердцах сказал Евлампий. – Я не знаю!
– А кто знает? – спросил Маркел.
Но Евлампий не ответил. Он смотрел в стол и молчал.
– Ведьма! – задумчиво сказал Маркел. – Я так и думал. – А после еще помолчал и спросил: – Ведьма жила у Битяговского?
– Зачем у Битяговского? – сказал Евлампий.
– Тогда у кого? – быстро спросил Маркел. – У царицы? У царицы, ты сказал?!
– Разве я такое говорил? – испуганно сказал Евлампий.
– Говорил! Еще как говорил! – очень уверенно сказал Маркел. – А если и не говорил, так сейчас скажешь! Ведь скажешь же?!
– Нет, не скажу! – в сердцах вскричал Евлампий.
На что Маркел только усмехнулся и сказал:
– А это уже и не надо. Я это уже и так знаю. С твоих же слов! Так всем скажу!
– Черт! Вот ты кто! – тихо сказал Евлампий. И еще раз сказал: – Черт! – а после перекрестился.
Маркел еще немного помолчал, потом сказал:
– Эх, ты! Жаль мне тебя, болвана. Да я, если захочу, теперь могу в золу тебя стереть. А не буду. Потому что жаль. А еще и потому… – И тут он опять помолчал, а после медленно сказал: – Потому что ты мне сейчас про эту ведьму все расскажешь, и никто про это не узнает, потому что это я сказал, Маркел, а я от своих слов не отступаюсь никогда. – И еще помолчал, и сказал: – Говори.
Евлампий тоже сперва помолчал, а после начал говорить чуть слышно:
– А что мне сказать, когда я ничего почти не знаю. Слышал только, люди говорили, что у государыни жила баба-уродка, эта баба была ведьма, государыня ее взяла к себе наверх, когда государь царевич захворал, это когда напустили на него черную порчу, а уродка говорила, что она ту порчу снимет, а тут вдруг пришла эта беда, не стало с нами нашего царевича, и государыня велела прибить ту уродку, и ее прибили насмерть, и это всё, что я знаю.
– А что, – спросил Маркел, – раньше царевич не хворал?
– Не приведи Господь! – сказал Евлампий. – Такой был голубок! А тут вдруг такая порча!
– Отчего? – спросил Маркел.
– Да злые люди напустили, – в сердцах сказал Маркел. – Отчего она еще бывает?! А злых людей много!
– Где?
– На Москве!
– О! – громко сказал Маркел и помолчал. Потом тихо спросил: – А ты знаешь, что за это может быть?
– Да уж как не знать! – сказал Евлампий. – А как было, так оно и есть.
– И все у вас так думают? – спросил Маркел.
Евлампий промолчал и только усмехнулся, отчего стало ясно, что все.
– А почему не говорят? – спросил Маркел.
– Кому? – спросил Евлампий.
Маркел вздохнул, задумался.
– Принести? – спросил Евлампий.
– Чего? – спросил Маркел.
– На пробу, – ответил Евлампий. – Одну чарочку! И постного холодного. Горячего у нас нельзя, ты же знаешь, и мы закон блюдем. А чарочку надо! И это же не пьянства ради, а для проверки. Ты же должен знать, что у нас тут люди пьют, а то вдруг тут одна гадость какая-нибудь, вдруг я народ травлю и обираю, и ты это тогда сразу пресечешь. Если это гадость. А?
– Нехорошо это! – сказал Маркел.
– А что в нашей жизни хорошего?! – в сердцах вскликнул Евлампий и тут же в сторону добавил: – Петя! Не зевай! – и, опять поворотившись к Маркелу, продолжал уже опять обычным голосом: – А ведь ничего нет, это верно. Хотя кажется, что есть. Вот, как сейчас у меня: не стало нашего царевича – народ сразу сюда ни ногой. Потому что это же известно: выпил всего вот столечко, а брякнул вот на столько! И голова долой! Вот они и не идут. И мои говорят: хозяин, ой, беда! А я им говорю: вы погодите. И только так сказал, наехало стрельцов, опять пошла торговля, и уже не на запись, как раньше, а сразу платят, мои говорят: ой, радость-то какая! А я им опять говорю: погодите! И только сказал…
И тут Евлампий замолчал и усмехнулся. Тогда Маркел продолжил за него:
– И тут я к тебе пришел и говорю, что надо перемерить, перевзвесить. Так?
– И это тоже, – сказал Евлампий. – Да и другого тоже есть.
– Чего? – спросил Маркел.
– А, всякого! – сказал Евлампий. И тут же добавил: – А вот и она!