Что же случилось потом?
Наша команда, в итоге, победила в состязании. Хотя… как тут сказать, победила? Она ни за что потеряла одного из своих участников. Организация опустела на очень хорошего бойца и преданного друга.
Немых Охотников и Костяна мы, и в частности я, хоть и отделали как надо, поперемалывали им их тухлые кости, поотбивали внутренние органы, но, до убийств, по итогу, не дошло.
Да, большинство из них восстанавливалось ещё очень долго. А кто-то больше никогда не мог участвовать в подобных мероприятиях, тем не менее, все остались живы. В отличие от нас.
Были ли хоть какие-то последствия для убийц? Конечно же нет. Мало того, что против аристократа и загадочной структуры ни за что не станут копать местные правоохранительные органы, так и это даже не главное. Ведь всё было по правилам.
Формат такого мероприятия предполагает любой исход. Нас сразу предупредили, и мы это знали, что последствия от использования магии никак не регламентируются, и, если участник сатисфакции вовремя не сдастся, намеренно не выйдет из игры, или, хотя бы, не потеряет сознание, то, в таком случае, даже если и произошла смерть, она за таковую не считается.
Несчастный случай. Вот как описали данное происшествие в будущем.
Нет, естественно, если бы определённые люди были заинтересованы в том, чтобы посадить Костяна и Немых Охотников, то, исследуя записи поединка, расследуя мотивы преступления, сговор, производившийся заранее, то… тогда, может быть, и удалось бы что-то сделать. Но этот случай не являлся таковым.
Что же касается Павла Геннадьевича Пруткова-Смирнова? Что произошло с ним? Ведь я нанёс ему довольно серьёзное ранение — проткнул грудь ледяным колом, вогнав его достаточно глубоко.
Конечно, просто так для него этого не прошло. Павла Геннадьевича забрали в больницу, и продержали там довольно долго. И хотя с того дня он должен был сидеть на определённых лекарствах, тем не менее, жизни его ничего не угрожало. Он продолжал жить.
С того момента я с ним больше не общался. Оно и понятно. Какого чёрта я должен продолжать контактировать с предателем? С ублюдком, из-за которого погиб хороший человек.
И хотя Прутков и правда заслуживает место в девятом кругу Ада, но… я, всё-таки, по итогу выяснил его мотивы. Мне не давала покоя эта ситуация, я не понимал, как такой, казалось бы, приличный и порядочный человек, школьный учитель литературы, способен на подобную низость?
Мне удалось узнать, что ребёнок Павла Геннадьевича, про которого он соврал, что тот выздоровел, всё-таки, ни на какую поправку не шёл даже близко. Он изначально не сказал нам всю правду. Правду о том, что у его сына — рак.
Когда до меня дошла эта информация, стало совершенно ясно, из-за чего Прутков пошёл на такое. Костян, я в этом уверен, предложил ему за это неплохие деньги, и Павел Геннадьевич согласился.
Доказательством этого предположения послужило то, что после сатисфакции сын Пруткова тут же получил усиленную медицинскую помощь. Его перевели в другую палату и назначили дополнительные курсы химиотерапии. И хоть достать эту информацию мне стоило большого труда, по итогу она послужила для меня тем объяснением, которое я принял.
Нет. Ни за что не смогу я простить Пруткова за содеянное. Предательство — не прощается. Даже если у него есть для этого веские причины (привет Андрию из «Тараса Бульбы»). Возможно, у Павла Геннадьевича просто не было другого выхода, но…
Но это уже не моё дело.
Что же касается остальных парней… Коловрата Упыря, Серёги, Стаса, Коляна, Нагваля. То с ними мне пришлось после того дня расстаться. Почему?
Потому что Организация разделилась на два лагеря. Одна половина считала, что я виноват в смерти их друга. Другая же, хоть и принимала за мной косвенную вину, но, тем не менее, не могла по-настоящему винить.
На моей стороне остался лишь Серёга, и, что удивительно, синеволосый шут Стас. Коловрат, как глава Организации, и ответственный за каждого его члена, тут же отрёкся от меня. Так как именно я пригласил драться за нашу команду Павла Геннадьевича, то, по его мнению, был непосредственно виноват в гибели Тоналя.
Плюс ко всему, не в мою пользу играло то, что как раз-таки после моей окончательной ссоры с Костяном он и вызвал Организацию на поединок. То есть, я был виноват сразу с двух сторон, в том, что создал этот конфликт, и в том, что привёл в команду крысу.
Ко мнению Упыря, как к мнению старшего товарища, прислушался и Колян. По-другому, в принципе, быть-то не могло. Что касается Нагваля, то он никак не отреагировал на меня и мою вину в случившемся. Он вообще ни на что с того момента не реагировал.
У Тоналя с Нагвалем была ужасно тесная, почти кармическая связь между друг другом. Прочнее родственной и кровной. И после того, как погиб один, хоть и не физически, но внутренне, погиб и другой.
Нагваль перестал участвовать в поединках. И без того неразговорчивый, с того момента и вовсе перестал произносить любые звуки. В общем, жизнь Нагваля больше не напоминала жизнь, как бы это абсурдно не звучало.
Вот такие дела…
Драться в подпольных турнирах продолжил уже от своего имени. Всё-таки, я заработал себе довольно серьёзный авторитет. «Угнетателя» отныне знали многие в этой среде. Поэтому больше не возникало никаких проблем в том, чтобы попадать на подобные мероприятия.
Что касается Игожина, то о нём больше не было никаких вестей. Правоохранители очень быстро, как я и предполагал, покинули территорию школы, и больше сюда не заявлялись. У них сошлись все улики и показания, и молодого учителя отправили в тюрьму.
Впрочем, чего я всё о прошлом? Сейчас меня ждало знаменательное событие. Выпускной, на котором не будет присутствовать главный член троицы. Потому что Костяна уже как полтора месяца перевели в другую школу. Наверное, он настоял на этом сам, так как больше не хотел со мной пересекаться.
Конфликт между нами был, наконец, исчерпан, и все точки над «И» расставлены. Хоть и такой колоссальной ценой, тем не менее, это не могло не радовать.
С этого момента я больше не мог погрязать в школьных конфликтах, тянущихся ещё из жизни реципиента, отныне мне должно выходить на совершенно иной уровень.
Но, для начала, закрою ещё один Гештальт. А именно, проявлю сегодня напористость по отношению к Елизавете Михайловне и закончу то, что начал ещё в месяце апреле. Ведь она, даже несмотря на то, что Костяна перевели в другое место, должна присутствовать на выпускном.
Глава 9
И хоть Серёга, формально, не оспаривал решение Коловрата Упыря по поводу той ситуации, тем не менее, в тайне, иногда встречался со мной.
Сегодняшний день, как раз-таки, был из таких. Перед торжественным мероприятием в школе, которое начиналось через два часа, решили посидеть с Серёгой в местном баре под названием «Пивной барон». Место выбирал он, потому что в пиве я ничего не смыслил, а планы были именно такие, чтобы испробовать древнейшего напитка.
Когда подошёл к бару, то меня уже ждали. Серёга, переминаясь с ноги на ногу, точно не от холода (так как жара стояла чуть ли не тридцатиградусная), стоял возле входа и оглядывался по сторонам.
Пытался подкрасться незаметно, дабы напугать друга, но у меня не вышло. Амбал, как я только ступил на его сторону улицы, обнаружил меня. Обнаружил, и, быстро переставляя увесистые ноги, ринулся ко мне.
— Саня-я! — Почти как ребёнок, радовался он.
К слову, когда мы с ним наедине, он ведёт себя совершенно иначе. Более расслабленно и живо, что ли. В те времена же, когда вместе состояли в Организации, Серёга действовал и говорил по-другому. Наверное, обязывало положение.
— Серё-ё-га! — Подыгрывал я, подбегая к нему.
— Ну ты, блин, не пунктуальный! — Добродушно скалился друг. — Знаешь, если у меня по плану распитие пивка, то я не могу долго терпеть…
Мы вошли внутрь «Пивного барона». И так как солнце сейчас светило дневное, то и людей здесь было всего ничего. Только неработающие забулдыги, либо мужики на пенсии.
Серёга, как завсегдатай этого, и многих других подобных мест, сразу же выбрал самый достойный столик. Тот, возле которого на стене приятным холодком обдувал кондиционер. Мы устроились поудобнее, выставив вспотевшие лбы перед остужающим потоком.
— Ну и шпарит сегодня… — Посетовал я.
— Как в баньке-парилке… — Подтвердил Серёга. — Может, бахнем горилки?
— С ума сошёл… — Не улавливая юмора из-за жары, отвечал я.
Через минуту к нам подошла измученная за несколько часов работы официантка. Лицо её имело слабовыраженные азиатские очертания, на лоб спадала влажная чёлка. Казалось, что мы ей совершенно не важны, и единственное, что её беспокоит — это не упасть в обморок.
— Нам два крафтовых пива по литру, какие-нибудь снеки и сырный соус. — Проговорил Серёга.
Девушка трясущейся рукой записала в маленький блокнотик наш заказ, и, даже не повторив его вслух, ушла в сторону кухни.
— Как тебе? — Шаловливо подмигивал Серёга. — Ты по азиаточкам, ну… того?
— Да не. — Махнул я рукой. — Ты чего. Какая она азиаточка? Почти идеальная славянская внешность. Не сказать, что арийская, но…
— А глаза-то, глаза! — Настаивал светловолосый бабник. — Что в азиатке главное? Это её раскосые глазёшки. А тут — имеются!
— Если так судить, то и ты, Серёга, тот ещё азиат. Ну, вдул бы сам себе, а?
— Ай, ты…! — Расстроился Серёга. — Второй раз предлагать не буду. Теперь она точно моя.
— Так, мы сюда пиво пришли пить, или…
— О! Санёк! — Мастерски перевёл тему Серёга. — Так ты неплохо так подкачался с нашей последней встречи. Признавайся, химией промышляешь?
И хотя из-за того, что я вижу своё тело каждый день, то особых изменений не заметил, но вот остальные уже не в первый раз говорят, что я поднабрал мышц.
Наверное, даже и не врут. Ведь я, как минимум, нехило так спрогрессировал в количестве принимаемых весов и их повторений. Да, забыл сказать, я ведь в тренажёрный зал, что неподалёку от дома, хожу. Там и развиваюсь потихоньку. От груди спокойно семьдесят килограмм на десять раз делаю, а в приседе почти до сотни дошёл.